— Добрый день, Александр Владимирович. Посмотрел, и даже хотел кое-что с вами обсудить — но теперь не могу. Назначен, видите ли, посланником в Лондон — он злобно ухмыльнулся — где я принесу больше пользы для Революции. Пока эти болваны будут окончательно разрушать страну… Должен выехать нынче же вечером, так что… Сейчас ответственным за промышленность назначен Феликс Эдмундович, вам к нему. Идемте, я провожу, у него теперь кабинет тут, в Кремле… и скажу так: сейчас только на вас надежда.

— Даже так? — не удержался я от ехидного замечания.

— Вы хоть что-то в экономике понимаете…

Феликс Эдмундович встретил меня со всем большевистским радушием. Впрочем, я уже привык к тому, что даже уездные "комиссары" любят по часу мариновать посетителей в приемной, а потом — неожиданно "убывать по делам", поэтому сразу предупредил секретаря "Железного Феликса":

— Я буду ждать не более пяти минут. И если по моему докладу позже у Дзержинского появятся вопросы, он всегда сможет меня найти в Сьюдад Электрико — это в Уругвае, если вы не в курсе. Причем говорить я буду только лично с ним…

Так что уже через минуту мне посчастливилось лично лицезреть легендарного "друга детей". Впрочем, он все же оказался подготовленным к содержательной беседе:

— Александр…. Владимирович, я смотрел ваши отчеты. Все это — чушь и ерунда! Вы насчитали потребность в станках почти на миллиард американских долларов, прекрасно зная, что у Советской России нет таких денег…

— Ну, во-первых, такие деньги есть… должны быть, по крайней мере. А во-вторых, я сам все нужные станки приобрету и поставлю на заводы. Правда, если считать с последними отчетами, которые вы еще не успели прочитать, там чуть больше, примерно миллиард сто миллионов, но это неважно.

— У вас есть миллиард долларов? — засмеялся чекист. — Вы, часом, не Рокфеллер?

— У меня есть больше, причем — это только в золоте. Но я продолжу: я оплачу все эти станки лишь при одном условии: вы позволите мне забрать скульптуру Камиллы Синицкой из Сталинградского университета.

Дзержинский склонил голову на бок:

— И это все ваши условия?

— Да. Камилла — это девушка, которую я любил… любою больше всего. И эта скульптура, именно Сталинградская, которая изготовлена первой, мне очень дорога как память о ней. Что же до денег… ваша партия пятнадцать лет жила на мои деньги лишь потому, что я для нее как раз деньги и копил. В надежде, что именно вы, большевики, сделаете, наконец, Россию счастливой. Лично мне это не удалось, так что надеюсь, что у вас выйдет лучше чем у меня.

— Интересно… говорите, партия существовала на ваши деньги? Не слишком ли вы много о себе думаете? — удачно для меня проигнорировав последнюю фразу.

— Не слишком. Можете поинтересоваться хоть у вашего Ленина: я деньги передавал через Эрнесто Гевару. Это — в Швейцарии, здесь — через Леонида Красина, у него тоже можете уточнить суммы. Он, если я не ошибаюсь, у себя в кабинете — как раз он-то меня к вам и проводил.

— Подождите немного… Эйхманс! Принеси чаю гостю! — и с этими словами Дзержинский буквально выбежал из кабинета.

Чай так чай… кстати, очень неплохой. Из запасов купца Высоцкого. Меня в свое время очень удивило то, что Высоцким — в отличие от всех прочих чаеторговцев России — была выплачена полная стоимость их имущества и запасов в России, причем расчетная цена была явно завышенной. Правда удивлял этот казус очень недолго: ровно до того момента, как удалось выяснить, что племянник купца был заместителем начальника управления ЧК по Москве. Недолго, но для устройства дел дяди времени ему хватило, через пару месяцев этот чекист тоже покинул Россию вслед за родственниками…

Но чай в Кремле был великолепен, и это радовало — потому что вернулся "Железный Феликс" только минут через сорок. И не один — в сопровождении самого В. И. Ульянова-Ленина. Я еще через дверь услышал мурлыкающий голос Вождя Мировой Революции:

— И утверждает, что партия выстроена на его деньги?

Впрочем, мурлыканье стихло как только Вождь вошел в кабинет: он меня явно узнал и оказался в некотором смятении:

— Э… сеньор Кастро?

— Ну и Фидель Кастро тоже. Александр Владимирович Волков, инженер.

— Очень, очень приятно! Мне Феликс Эдмундович сообщил, что вы желаете предложить оплатить закупку станков на огромную сумму, не так ли?

— Именно так.

— Я предлагаю иное. Видите ли, пользуясь нашими знакомствами среди европейских социалистов мы могли бы все вами означенное купить существенно дешевле… так что было бы лучше, если бы вы смогли просто передать указанные суммы казначейству — и он с надеждой посмотрел мне в глаза.

— Меня это полностью устраивает. Но, повторю, при одном условии: я забираю скульптуру Камиллы Синицкой из Сталинградского университета, а так же литейные формы для нее. Причем деньги вы получите сразу после того, как скульптура будет погружена на борт моего парохода. Вас это устраивает?

— И вы не обманите?

— Владимир Ильич, выше правительство национализировало мои заводы стоимостью в три с лишним миллиарда рублей, железные дороги стоимостью почти в миллиард. А я помогаю вам в их восстановлении после войны. Во время германской интервенции я только Сергееву отправил провианта на сто двадцать миллионов долларов — поинтересуйтесь у него, потребовал ли я хоть копейку оплаты? И вы думаете, что я буду обманывать из-за скульптуры, которые вы продаете германцам по пять тысяч марок?!

— Да не горячитесь вы так, Александр Владимирович, это была лишь шутка… неудачная шутка, так. Вам какая-то помощь от нас потребуется для вывоза скульптуры?

Мне помощь не требовалась. "Упаковку" для перевозки статуи изготовили в Усть-Карони — предварительно отлив в перевезенной туда форме "габаритно-весовой макет", оловянный. Оловянный потому, что олово при деформациях громко хрустит и можно просто услышать если что-то выходит не так.

В конце сентября все необходимое было доставлено в Сталинград, и мы — вместе с Елизаром — аккуратно опустили статую в транспортный контейнер, предварительно потратив пару часов на перепиливание пневматической "болгаркой" когда-то приваренных Васькой ригелей. Под неусыпным приглядом целого "взвода" разнообразных (а, точнее, "однообразных" — почти все были латышами) чекистов. Хорошо еще, что они только приглядывали: все же вняли пояснениям по необходимости "соблюдения техники безопасности" — Елизар попросту сказал, что "ежели труба домкрата лопнет — масло человека разрежет легче чем шашка разрубит камышину", а домкратам все же уже десять лет… Да и, вероятно, сверху были получены инструкции "не мешать". Контейнер сам по себе был довольно тяжелый, на двух трехосных вагонных тележках — вдобавок еще на нем была установлена машинка для "нежного" кантования груза — так что никто и не обратил внимания, когда специально подготовленный лихтер "просел" слишком глубоко для двенадцатитонного груза. Мало ли железа в этой самобеглой тележке напихано…

Ну а через неделю, после того как лихтер благополучно был погружен на лихтеровоз и последний прошел уже Дарданеллы, я снова зашел в кабинет к "главному по промышленности":

— Доброе утро, Феликс Эдмундович. Вы свою часть договора выполнили, теперь дело за мной. Но как раз тут мне ваша помощь и потребуется, поскольку золота вы должны получить чуть больше двух тысяч тонн. Я один просто столько не донесу…

— Сколько?! Откуда нужно это золото забирать?

— Из Сталинграда конечно. Просто я боюсь, что народ, узнав о таком количестве золота, пожелает в широких слоях поделить неправедно нажитое мною имущество среди себя, так что делать все нужно будет во-первых довольно тихо, а во-вторых силами исключительно самых доверенных товарищей. Вы согласны?

— Вполне.

— Причем этим людям должен доверять и я тоже. Сразу скажу: товарищу Троцкому я не доверяю… остальных вы мне лучше покажите до того, как сообщите им что делать нужно.