Выслушивать немца одному было бы скучно, да и бессмысленно, так что я позвал пообщаться с немецким шведом и Мышку, и Струмилло-Петрашкевича: им послушать "о несбывшемся" тоже особого смысла нет, но хотя бы для них слова будут знакомые, и при желании мне будет у кого спросить, что, собственно, немец сказать-то хотел. Мышка слушала, к моему удивлению, с интересом, а Слава пришел какой-то сердитый и больше на меня смотрел, чем на визитера. Впрочем, вскоре и он все же к гостю повернулся — как раз когда немец начал высказываться по поводу "моих гениальных идей". Хорошо высказался герр Клаус, эмоционально. Вот только мне ясности это не прибавило, зато мне показалось, что Слава что-то понял. По крайней мере у него улыбка появилась, какая-то довольно-плотоядная. Шведский же немец ее не заметил и продолжит финансовый отчет — совершенно для меня бесполезный. Но раз уж орднунг требует, потерплю, выслушаю…

После того, как банкир отбыл обратно в Швецию для обратной смены подданства, я не удержался:

— Слава, судя по твоей довольной роже ты узрел свет истины. Так не томи, поделись узретой истиной с ближним. А то я так и не разобрался, как получились эти совершенно нереальные суммы.

— Совершенно реальные. Просто наши немецкие сотрудники слишком буквально поняли написанное в инструкции. Тобой, между прочим, написанное, но твой немецкий очевидно не включает в себя ту часть языка, которая относится к банковскому жаргону. А в переводе с твоего немецкого на немецко-банковский ты, оказывается, распорядился по сути выдаваемые торговле кредиты одновременно учитывать и в активах, и в пассивах.

— Не понял…

— Я тоже раньше не понимал, немец только что прояснил. Дело в том, что деньги наличными выдаются в банке только при снятии их с вклада…

— Ну кто бы мог подумать!

— Не перебивай. А кредит выдается без участия наличных, путем записи на лицевой счет. То есть выдавая любой кредит — любой, я повторяю — банк одновременно увеличивает на эту же сумму объем текущих вкладов.

— Но ведь…

— Дослушай. Все расчеты между вкладчиками осуществляются в той же форме, записью транзакций по счетам…

— Ну да, в безналичном виде.

— Верное слово, в безналичном виде — и для этих безналичных расчетов наличные деньги-то не требуются вовсе! Если же взять в качестве достоверного факта то, что через такие безналичные расчеты внутри лишь нашего банка проходило больше половины всех германских платежей в розничной торговле, то изъятие из наличного обращения половины всех наличных денег произошло бы совершенно незаметно. Мы же изымали гораздо меньше, и в результате уже в банке накопились огромные суммы наличными, лежащими без движения, и у населения запасы в чулке, как ты любишь говорить, выросли в разы. Поскольку в финансовом мире считается аксиомой то, что население предпочитает такие "чулковые деньги" хранить в золоте, германские власти и решили, что золотишко осело — временно осело — у куркулей-бауэров. В то время как у них по домам вообще денег не хранилось, так как в нашем банке их хранить было выгоднее!

— И?

— Не прикидывайся, до меня только сейчас дошло, каким образом ты столь сильно врезал по германской экономике. По сути дела ты ведь выстроил свой собственный эмиссионный центр и накачал их экономику деньгами в объемах в разы больших, чем там было раньше. Но деньги были совершенно…. как ты называл, виртуальными? да, и теперь экономика их задыхается без денег — потому что реальные деньги в золоте ты вывез, а оставшихся бумажных для прежних объемов оптовой торговли просто недостаточно. Но именно бумажные деньги и обеспечивали стабильную розничную торговлю, их было ровно столько, сколько для такой стабильности и требовалось. И поэтому, если правительство проведет эмиссию бумажных денег, то оно получит страшную инфляцию. Гениально!

— Да уж… это я, конечно, ловко придумал. И как верно все заранее просчитал! Глянь, у меня вокруг головы нимб не сияет?

— Волков, меня только один вопрос сейчас интересует: ты все это придумал только чтобы заставить меня поверить в твою теорию денег или все же предвидел эту войну и готовил как средство проведения непрямых военных действий?

— Уважаемый господин Струмилло-Петрашкевич, меня тоже один вопрос интересует: если я создал свой, как вы говорите, эмиссионный центр и эмитировал, как вы утверждаете, денег больше чем было во всей немецкой экономике так, что этого никто не заметил, то что же такое деньги? Их кто угодно эмитировать может или только блондины с голубыми глазами?

— У тебя глаза карие… но вопросы ты задаешь очень правильные. Жалко даже, я-то думал, что ты с довольной рожей встанешь и скажешь: "вот же что такое деньги, а из-за того что ты, дурак, мне на слово не верил, пришлось в доказательство Германию развалить". Но не встанешь и не скажешь — а это означает что придется снова думать. Однако фактов интересных у нас прибавилось и думать будет легче!

— Или труднее. Посмотри последние отчеты Бариссона: по ним выходит, что ускорение оборота денег внутри компании снижает размеры этого самого оборота с контрагентами. По мне так вовсе фигня получается: чем больше товара продается, тем меньше его продается…

— Интересно, ты у Бариссона главного бухгалтера завербовал? ладно, не говори, мне на самом деле это не интересно ни капли — мне интересно, насколько эти отчеты соответствуют действительности.

— Полностью соответствуют. Так что попробуй разобраться, в чем разница у него и у нас — и почему так происходит. Тебе кто-нибудь нужен для анализа?

— Сам справлюсь… — Станистав внезапно помрачнел. — Саш, ты извини, но ходят слухи, что твоя компания венесуэльская в Германию поставляет продукты. Много, чуть ли не половину… Мне кажется, что есть вещи и поважнее денег.

— Понятно теперь, почему ты который день такой хмурый ходишь. Со слухами нужно бороться.

— Так это вранье?

— Слав, ответь мне на один вопрос. Что лучше — если в наших солдат стреляет злой и голодный немец или напротив них в окопе сидит немец сытый и довольный?

— Ты думаешь, что сытый немец будет хуже стрелять?

— Я думаю, что он вообще стрелять не будет. Потому что ему стрелять не из чего и нечем.

— Поясни…

— Немец сейчас покупает у Гомеса консервы всякие на миллион марок в день. Гомес консервы продает только за золото, которое мы у немцев выгребли, или за промышленную продукцию. Причем за строго определенную продукцию, а конкретно — за станки, сырье определенное. Причем станки эти он берет не в ящиках, их немцы сами должны поставить, запустить и рабочих венесуэльских работать на станках научить. Сейчас в Венесуэле и Уругвае только немецких инженеров больше четырех сотен этим занимается, а рабочие, как ты сам знаешь, у Гомеса неважные, тупые у него рабочие. Долго учатся…

— И что?

— Ты ведь военными моими заводами раньше не занимался…

— Сейчас занимаюсь.

— Тогда знаешь, что Рейнсдорф хоть наизнанку вывернется, а больше семи пушек в день сделать не сможет. Станков нет стволы пушечные выделывать!

— Станки можно и в Америке купить…

— Можно. Но если эти станки будут закуплены в Германии, то мы сможем пушек делать больше, а немцы — меньше.

— Но ведь станки-то идут в Венесуэлу…

— Идут. И позавчера банановоз привез из этой Венесуэлы полтораста готовых стволов для дюймовых пушек-автоматов. А где-то с февраля оттуда будет доставляться по пятьсот стволов в месяц. Что само по себе важно, но важнее то, что стволы эти будут идти к нам, а не в германскую армию.

— Ну ладно, немцам меньше достанется. А вот достанется ли больше нам? Ты же сам говоришь, что рабочие там тупые.

— Учатся тупые. А работают лучшие мастера с завода Рейнсдорфа. Но даже если бы они вообще только металл в стружку переводили бы, то все равно на прокорме немецкой армии мы забираем у немцев двадцать процентов их военного производства. И мне кажется, что солдат — вражеский солдат — накормленный гнилой картошкой, но с оружием, для нас хуже солдата, накормленного мясом, но без оружия. Ты фронтовые сводки-то читаешь?