— Ясно. Я вам очень благодарен, Станислав Густавович. Пожалуй, Германией и займемся сейчас. Раз уж не оказалось большевиков поблизости…
— А зачем вам большевики, позвольте полюбопытствовать? — в голосе экономиста прозвучала искренняя заинтересованность.
— Ну как зачем? Это ведь их руководитель, если мне память не изменяет, писал что "нет такой крепости, которую не взяли бы большевики". А тут у нас несколько "крепостей", которые было бы неплохо "взять".
— Не помню такого…
— Что не помните?
— Чтобы Ульянов писал такое.
— А вы-то откуда знаете?
— Ну, как вам сказать… вообще-то я и сам член РСДРП. Правда, не большевик, но все же и с ними хорошо знаком. Но, должен сказать, в результате бесед с вами я все более склоняюсь к мысли, что в руководстве партии представления об экономической науке несколько… ошибочное, что ли.
— Как ошибочное? В чем?
— Видите ли, Александр Владимирович, вы, как я вижу, экономику в марксистском понимании представляете более чем неплохо. Но дела ведете в значительной степени отрицая подходы, которые вытекают из рекомендаций Маркса, Энгельса, Ульянова. Однако вы преуспеваете, при том, что если рассматривать картину через призму марксова "Капитала", вы просто обязаны были уже давно разориться — что наводит на мысль, что у Маркса в рассуждениях вкралась какая-то ошибка. Я, откровенно говоря, сильно поспорил — и лично, и в статьях — по этому поводу с Ульяновым… В общем, сейчас я всерьез думаю о выходе из партии.
— Но не вышли?
— Нет еще… однако какой-либо деятельности в ней не веду уже.
Вот ведь досада-то какая… Потратил несколько лет для того, чтобы выйти на большевиков — и вдруг оказывается, что мой же начальник экономической службы не просто член этой партии, а человек, весьма близкий к руководству. Знать бы раньше… Только вот не помню я такого "знатного большевика". Может, этот Струмилло-Петрашкевич до революции и не дожил? Хотя и Мартов, который оказался Цедербаумом, тоже вроде не дожил — а про него я знал. А может он в "моем будущем прошлом" и не помер? Уверенности в этом у меня не было — как и уверенности в том, что мой экономист не сменил фамилию на какую-нибудь партийную кличку. А было только раздражение по поводу бездарно потраченного времени и не менее бездарно потраченных денег. Ведь всего-то и нужно было своему экономисту зарплату, скажем, установить тысяч в двадцать в месяц… ну и намекнуть, почему столько. Впрочем, чего уж теперь-то жалеть?
Возникшую было идею через Станислава Густавовича дополнительно подкормить большевиков пришлось отбросить. Не потому что не нуждались они в лишних деньгах, а потому что Струмилло-Петрашкевич сразу после нашего разговора официально объявил о выходе из партии. О чем сообщил и мне, объяснив свой шаг очень просто:
— Мне не нравятся экономические воззрения социал-демократов — что большевиков, что меньшевиков. Но это хотя бы могло бы являться предметом дискуссии. Однако еще больше мне не нравятся способы ведения дел и те, с кем партия активно сотрудничает… если бы я узнал об этом раньше, то давно бы вышел из нее. Надеюсь, вы не будете меня спрашивать, что конкретно мне не понравилось: мне не хотелось бы отвечать вам отказом…
Одним марксистом меньше… может быть именно поэтому я про него раньше не знал? А почему вышел — допустим, быть в одной партии с Сашенькой Коллонтай ему религия не позволяет. Я бы тоже постеснялся с этой дамочкой на одном гектаре… но она-то вроде вообще не большевичка? И мне пришлось все же задуматься: а кому же я на самом-то деле помогаю?
Но надолго эти мысли у меня в голове не задержались. Торговую сеть в Германии нужно было создавать во-первых очень быстро, а во-вторых качественно, чтобы никакие конкуренты не смогли бы "просочиться сквозь ячейки" сети. И мне, как человеку "временно холостому" и семейными заботами не обремененному, пришлось на несколько месяцев переместиться в Берлин, где для нее готовились "туземные руководящие кадры". Что было делом весьма непростым — и не потому, что "туземцы" новые знания плохо усваивали — напротив, они их ловили буквально на лету. Спецификой же организации было то, что "начальникам на местах" нужно было изрядную часть информации просто не давать ни в каком виде — а что должен знать руководитель каждого сегмента сети, очень четко расписал Борис Титович, основываясь на собственном более чем успешном опыте.
Вот только перед Титычем не стояла задача "в случае чего быстренько все свернуть с минимальными потерями", а теперь это приходилось очень даже иметь ввиду. И тут без специалиста было никак не обойтись…
Мария Иннокентьевна (в этой жизни уже Касьянова) как раз и была нужным мне специалистом. После того, как мне пришлось осознать пользу от наличия "карманного" банка, Мышке было поручено таковой приглядеть, купить и заняться его управлением — что она с успехом и сделала. Поначалу небольшой Саратовский сельскохозяйственный банк превратился в довольно мощную контору, успешно обслуживающую финансовую деятельность моей корпорации. Правда, помятуя о не очень приятном прошлом, я запретил какие бы то ни было поглощения и слияния, но Мария Иннокентьевна и из самостоятельно развиваемой "филиальной сети" выжимала больше, чем можно было бы ожидать. Через банк производилась выплата зарплаты почти всем постоянным рабочим на заводах, велись расчеты с колхозами, проводились почти все внутрироссийские платежи по сырью и покупным изделиям — а при нынешнем объеме операций в корпорации оборот банка только по корпоративным счетам превышал таковые в большинстве крупнейших банков страны. Скорость же различных платежей привлекала и множество сторонних клиентов — по крайней мере почти все мои отечественные контрагенты открыли в нем свои текущие счета.
Но меня во всем этом привлекла она малозаметная на первый взгляд деталь: реальный оборот (без учета "перекладывания" циферок с одного счета на другой) банка составлял сумму раз в десять меньшую, нежели указывалась в отчетах, направляемых в Министерство финансов. Потому что как раз эти внутрибанковские проводки и составляли большую часть "оборота": если, скажем, я закупал у клиента моего банка изделия, то фактически некие циферки меняли место в банковских журналах. Если потом этот клиент покупал что-то у другого клиента, то опять переписывались лишь суммы в ведомостях. А когда клиенты "выплачивали" своим рабочим зарплаты через открытые рабочим счета, деньги уходили из банка лишь когда эти рабочие за ними в банк приходили — но и тогда чаще всего они забирали не всю сумму. А если продавцы покупаемых этими рабочими товаров тоже хранили деньги в моих банках…
Схема эта была личным Марии Иннокентьевны "изобретением", и ее эффективность повышалась день ото дня под личным ее контролем и наблюдением, поэтому, когда я задал Мышке простой вопрос, ответ последовал сразу же:
— Конечно, для этого вам потребуется свой собственный банк и в Германии, но если он будет иметь хорошую репутацию, то, пожалуй, оборотный капитал не превысит размера продаж за две недели. А может быть получится сократить его и до недели.
— Это радует. И именно поэтому я попросил бы вас самой созданием такого банка и заняться. То есть мы просто купим какой-нибудь уже существующий банк — для того, чтобы не тратить время на его регистрацию, ну а вы распишите все процедуры для его работы именно в нужном нам направлении. Вас, как только подходящий банк будет куплен, я назначу Председателем правления, и у вас будет вся полнота власти в нем…
— Вряд ли я справлюсь, ведь сейчас мне и без того приходится управлять и бухгалтерией компании, и Саратовским сельскохозяйственным…
— Надеюсь, у вас уже подготовлены помощники, которые смогут справиться с ними самостоятельно, лишь под вашим самым общим контролем. Ровно так же мы поступим и с германским банком: как только найдется подходящий управляющий, вашей обязанностью будет лишь контроль его деятельности. Я понимаю ваши опасения… но, должен честно сказать: у меня нет другого человека, который эту работу сможет выполнить правильно.
