— Ну, у меня теперь есть некоторая поддержка со стороны американского бизнеса. Вдобавок все эти горы, болота… для них тут ничего интересного нет, ведь тростниковые плантации тут не разбить и табак не вырастить. А дешевые санатории для рабочих — им это неинтересно.
— В любом случае попробовать можно. Пока это касается лишь провинции, можно и не обращаться в Гавану.
Иньигес ещё при президенте Пальме получил должность губернатора Ольгина, и американская администрация не стала его менять, добавив лишь слово "гражданский" к названию должности, так что оформить все нужные документы было не очень сложным делом. Гораздо труднее было убедить землевладельцев эти горы продать — но Диего пообещал, что займется этим. В принципе, я не особо и спешил…
Однако в разговорах с кубинцем всплыл еще один вопрос:
— Алехандро, я очень ценю то, что мне удалось поучаствовать в совместных с тобой делах. Но у меня возникла небольшая проблема — я как раз хотел обсудить с тобой вопрос, связанный с покупками земли. Ты, наверное, не знаешь, но бананы на плантации хорошо растут года четыре, потом урожаи сильно падают. А у пеонов на их крошечных огородах они и по двадцать лет неплохо произрастают… Я нанял одного гринго, агронома, и он сказал, что земле нужны удобрения, которые сейчас делают в Германии, у меня записано какие. Ты можешь точно узнать, сколько они стоят? Я послал телеграмму, но похоже в этой Германии решили, что Куба — не та страна, с которой хочется торговать, ведь они — наши конкуренты на сахарных рынках… А мне уже в этом году было бы очень важно узнать что дешевле: покупать эти соли или новые плантации.
Ну, с удобрениями помочь несложно — тем более что янки посоветовал вносить калий, которого в Соликамске как грязи. Правда, доставать его из шахт все же пока не очень дешево, да и возить через полстраны до портов по приемлемым ценам получится лишь через год, когда Женжурист достроит, наконец, свой канал. И внезапно в голове всплыла "старинная" реклама ценного продукта: "салата дальневосточного". В которой, среди прочего, говорилось, что в нем калия много…
— Диего, у меня есть немножко другое предложение. То есть калийные соли я тебе при нужде пришлю, однако мне кажется, что ты можешь получить их гораздо дешевле и здесь, на Кубе. Этого калия, если я верно помню, очень много в обычных водорослях. И если послать пеонов их собирать на берегу после шторма, то возможно закупать соль в Германии и не понадобится.
— Так эти водоросли соленые!
— Ну, сполосни их в речке… это я шучу, на самом деле надо ученых привлечь, пусть уточнят — я прав или нет, а если прав, то как из водорослей убрать лишнюю соль. Знаешь что? Я сейчас собираюсь в Монтевидео, а у тебя ведь сын вроде уже подрос…
По дороге в Монтевидео мы — уже с Васькой — заехали к "другу Гомесу". Забавный мужик — еще десять лет назад он свое имя правильно написать не мог, а теперь был "идеологическим лидером" очень представительной группы венесуэльской верхушки. Хотя там быть лидером было куда как сложнее, чем, скажем, даже на Кубе — больше, чем в Венесуэле, кандидатов в "лидеры" наверное ни в одной стране мира не было. Всего-то лет десять назад, во время местной перманентной гражданской войны, в стране с населением под два с половиной миллиона человек только генералов в армии насчитывалось больше семи тысяч. Семь тысяч генералов! По-моему, в сорокатысячной армии Венесуэлы сержантов было меньше…
Из тех семи тысяч генералов тысяч шесть вполне могли написать не только свое имя без ошибок, но и фамилию тоже — однако вице-президентом стал даже не генерал, а полковник и именно неграмотный крестьянин. Ну, животновод, на худой конец: в поместье отца он пастухом работал. Но пастух был очень не простой — он еще и президентом станет, причем очень скоро, и при полной поддержке и армии, и помещиков, и тамошней "прогрессивной интеллигенции". Я очень хорошо помню тот "военный переворот", который Гомес учинит примерно через год: Хуан просто на очередном заседании парламента поинтересовался, а нужен ли стране президент, который настолько стар и болен, что лишь в Европе способен сохранить жалкое подобие здоровья — и через полчаса был назначен исполняющим обязанности молодого и здорового руководителя государства. Да, в парламент Гомес пришел в мундире, благодаря чему "переворот" можно было бы назвать и военным — правда, если внимания не обращать на то, что мундир тот был официально установленным вице-президентским одеянием.
И именно с ним у меня состоялся очень интересный разговор — для меня, по крайней мере интересный. После которого Васька задумчиво произнесла:
— Понять бы, чего он хочет…
Действительно, я и в прошлый раз так и не понял, чего хочет этот андский индеец. Договариваться с ним было очень легко: если он принимал предложение, то говорил "да" — и на этом дело заканчивалось. Если же не принимал — говорил "нет", и дальнейшее обсуждение становилось бессмысленным. Только понять, почему "нет" было трудно — Хуан никогда не объяснял причин принятия тех или иных решений. Может быть, для страны это было даже лучше: ему "на всякий случай" сразу предлагали больше…
И я тоже "предложил больше" сразу — но мне-то легко, я "знал", что на мое предложение он почти наверняка согласится. И именно поэтому по прибытии в Венесуэлу отправился не в Каракас к президенту Кастро (который хотел только власти и — еще больше — денег), а в Маракай — маленький городок на озере Валенсия, километрах в ста от столицы: там у Гомеса была "небольшой домик". По сравнению с моим университетом — действительно небольшой…
Мне Хуан напоминал давно виденного в фильме "Роман с камнем" колумбийского бандита — не внешне, а по характеру. Веселый хвастун — но свой успех он выковал своими собственными руками. И, если мне память не изменяет, и страну будет держать в порядке — в той мере, в какой он порядок понимал. Ну и в меру возможностей, конечно — многое, очень многое из разряда "желаемое" ему просто никто не давал. А я решил дать — с корыстными, конечно же, целями, поэтому и разговор наш был… странный.
Мы сидели на патио его "небольшого дома", мы — это Хуан, я, Васька, какая-то дама из окружения Гомеса… детишки бегали разнообразные. Сколько детей у будущего президента было, я не помнил — число их постоянно менялось, и, по моим прикидкам, сейчас насчитывалось штук семьдесят. Но во дворе бегало не больше десятка.
— Мой дорогой друг, с вами очень интересно разговаривать. Хотите винограда? Это с моей новой плантации, сорт специально привезен из Испании.
Когда я сделал свое предложение, Гомес задумался. Откровенно говоря, за "предыдущие последующие" годы я привык к совершенно иному его поведению, обычно он почти сразу отвечал "да" или "нет". А сейчас… Может быть потому, что он пока еще не стал президентом? Он молчал довольно долго, успев общипать довольно большую кисть красивых (и действительно очень вкусных) ягод. А затем вдруг произнес:
— Алехандро, я, пожалуй, приму твое предложение. Но с одним условием: ты сможешь забрать хоть одну горсть кофейных зерен или связку бананов только после того, как твой завод заработает. Любой из перечисленных. Что же до всего остального…
Он кивнул слуге, то наполнил бокал вином.
— Ты говоришь, что это будет шагом к независимости. Но это неправда. Да, нам кое-что можно будет не покупать за границей, но ведь все же заводы эти будут твои, и мы, по сути, будем должны за них тебе. А независимость — это когда никому ничего не должен.
— Сеньор Гомес…
— Хуан. Ты можешь называть меня Хуан, и даже будет лучше, если ты будешь называть меня лишь по имени. На самом деле ты предложил не независимость, а дружбу, друзья же обращаются именно так…
Предложил я Хуану в общем-то немного: в устье реки Карони на Ориноко построить небольшой город, а вокруг разбить плантации кофе, какао, тех же бананов. Ну а в городе поставить несколько небольших заводов — так, чтобы "на жизнь хватало". Чтобы хватало своей стали, своего цемента, транспорта, продуктов… Кто его знает, как дела сложатся, а так будет детям место, куда уехать. То есть на Кубе тоже "запасной аэродром" должен будет подняться, но все яйца в одной корзине в наше неспокойное время — ну его нафиг! Деньги есть, и эти небольшие стройки меня не разорят.
