Еще два дня ушло на то, чтобы узнать как пересчитать русские "desyatinas" и русские "rubles" в привычные меры — после чего, прибавив к сумме десять процентов и округлив (вряд ли американцы будут писать про цены в захолустье) русскому сообщили результат. Как раз Себастьяну Борде и выпала эта "честь" — если что-то пойдет не так, секретаря президента можно будет и "поправить", а самого президента или хотя бы министра поправлять уже невозможно.

Но все прошло в лучшем виде, и сейчас Себастьян Борда передавал русскому подписанные экземпляры контракта. То есть уже передал — но вдруг русский, на прекрасном портуньол сказал такое, от чего секретарю стало не по себе. Просто сказанное было столь невероятно, что Себастьян решил, будто сам он сходит с ума. Но русский, внимательно посмотрев на сеньора Борду, повторил — на этот раз на хорошем кастельяно:

— Мне бы очень пригодился еще один экземпляр контракта. Только с суммой не в шестьсот девяносто пять тысяч американских долларов, а, скажем, в два миллиона семьсот пятьдесят. Не люблю некруглые цифры… очень не люблю, и если вы мне такой сможете дать так, что о нем никто ничего не узнает, то никто не узнает и о том, что вы разбогатеете на пятьдесят пять тысяч. — И, видя непонимание в глазах уругвайца, все же пояснил: — Мне просто очень не хочется, чтобы янки узнали, куда пойдут два миллиона долларов…

Себастьян Борда считал себя человеком богатым — да и не пристало племяннику президента, хотя бы и бывшего, быть голодранцем. Но просто так, за клочок бумаги удвоить свое состояние…

— Сеньор Волков, я не могу вам предоставить такой документ… сейчас. Но если вы не откажетесь разделить со мной скромный ужин…

— Я вас жду в гостинице. Было очень приятно с вами побеседовать, и хочу надеяться, что поводов для продолжения бесед у нас еще хватит.

Народная мудрость учит нас никогда не откладывать на завтра то, что можно вообще не делать. Ну а если некое дело неизбежно, то необходимо сразу же найти человека, которому оно будет поручено. Но иногда человек вдруг понимает, что есть дело, которым необходимо заняться именно самому и немедленно — и именно это понимание заставило меня отправиться в Новороссийск.

В порту Новороссийска, к моей огромной радости, как раз разгружался очередной "банановоз" — один из трех, которые построил по моему заказу Березин. От прочих сухогрузов эти суда отличались тем, что в движение они приводились не одним, а сразу тремя турбозубчатыми машинами по двенадцать мегаватт. Мазут эти кораблики, конечно, жрали как не в себя, но зато почти четыре тысячи тонн тех же бананов привозили из Венесуэлы или с Кубы менее чем за десять суток. При том, что бананы продавались по цене яблок — пять копеек за фунт — каждый рейс сухогруза приносил в кассу четверть миллиона рублей. Это в России — во Франции и Германии бананы торговались в полтора раза дороже, причем оптом, так что три банановоза привозили мне полмиллиона чистой прибыли в месяц — с учетом закупочной цены и пошлин на таможнях. А конкурентов у меня на этом рынке не нашлось: транспортов с тридцатиузловым ходом в Атлантике, кроме этих трех судов, пока не было — впрочем, таких вообще нигде еще не было.

Янки к себе бананы возили больше с гондурасов и коста-рик (все же из Венесуэлы им было далековато), так что на мои шашни с Хуаном Гомесом они особо внимания не обращали. Ровно как и на торговлишку с Диего Иньигесом — ну, хочет человек бананами засадить места, для тростника не годные — и пусть. Вот если нам самим вдруг бананов хватать не будет…

С этими двумя донами я "познакомился" давно, еще когда с Генри Фордом договаривался — но пока контакты были в основном только "банановыми". Хотя и очень для донов выгодными: на них у меня были еще планы. Правда "резервные" — но, похоже, наступило время пустить в ход и такие "резервы".

Банановый бизнес у меня образовался почти случайно: я еще в прошлый раз с Диего насчет сушеных бананов договаривался, и тогда все остались довольными. Поэтому и сейчас я предложил Иньигесу заняться банановодством — но он в этой жизни из-за текущих цен в Америке решил, что мало плантаций не бывает — и, пользуясь доходами от консервной компании, умудрился заложить три с лишним тысячи гектаров банановых плантаций. А это — больше пятидесяти тысяч тонн бананов в год…

Гомесу я "по инерции" тоже предложил "пока заняться этим проектом" — ну а в Венесуэле свободной земли вообще дофига, да и цена в десять долларов за тонну ему тоже более чем понравилась. Правда, за эту цену бананы я покупал уже уложенные в ящики, причем вместе с ящиками — но тара вообще почти ничего не стоила. Так что бананов образовался некоторый избыток — и возникла проблема их "утилизации": понятно, что стоит мне отвернуться на минутку, как какая-нибудь "Юнайтед Фрутс" тут же наложит на "независимые плантации" свою безжалостную лапу…

Поначалу для перевозки бананов были выстроены два турбохода тонн по пятьсот каждый, с тремя турбинами по полтора мегаватта — и они, на двадцати пяти узлах, доставляли бананы раз в две недели, по очереди. Но после того, как плантации начали быстро расти в размерах, причем одновременно со спросом, до меня дошло, что эти крошечные кораблики — слишком ненадежное (и, главное, дорогое) средство наживы… то есть транспортное средство, конечно же. Когда же я предложил Березину изготовить мне новые банановозы, мне открылась величайшая тайна: оказывается, вполне приличный человек даже не раскрывая рта одним взглядом может выразить столько неприличных слов! Но после некоторого обсуждения. Сергей Сергеевич был вынужден признать, что "в этой идее что-то есть". А что конкретно — он осознал уже после того, как первый сошел со стапеля и начал ходовые испытания…

На самом деле это был все же вообще не сухогруз, для перевозки бананов был изготовлен почти настоящий лихтеровоз. Правда какими должны быть "настоящие лихтеры", я и понятия не имел — поэтому Березин их делал "по наитию и здравому смыслу". Получились неплохие такие морские баржи-самоходки, снабженные полуторамегаваттной турбиной и с дедвейтом примерно по семьсот с небольшим тонн. Двенадцать метров шириной и пятьдесят длиной. Сами по себе они плавали шустро (две тысячи сил все же могут), но недалеко — груза на них было сильно больше, чем топлива. Да и особой мореходностью лихтеры не страдали — зато "матка" затаскивала к себе на борт сразу шесть таких барж. Особенностью данной конструкции было то, что приходилось одновременно загружать или сгружать два лихтера — чтобы "матка" не перевернулась. Зато потом это чудо с моторчиком (с тремя моторчиками) в полном грузу, как говорят моряки (ну, я такое выражение слышал) могло пересечь океан со скоростью до тридцати шести узлов.

Могло, но лихтеровозы ходили под тридцатью узлами, потребляя при этом топлива почти в два с половиной раза меньше, чем "на форсаже" и мазута им хватало на рейс в оба конца — но на всякий случай топливные базы с мазутом были выстроены и в Заливе Коров на Кубе, и в крошечном порту Париате напротив Каракаса. А так же в Испании: в Сеуте — если плыть в Черное море и в Корунье — если лихтеры нужно доставить на Балтику.

Удовольствие дорогое, зато лихтеровозы не простаивали: пока одна "смена" лихтеров грузится неспешно где-нибудь в Южной Америке, другая разгружается в Ростове или Новороссийске — ну а само судно с третьей сменой бороздит то, чего положено. И не простаивает в портах…

Скольким купцам эти кораблики наступили на гланды кованным русским сапогом, я даже представить боялся: до первого рейса бананы в Париже продавались — точнее подавались — лишь в дорогих ресторанах, по цене от полутора до трех франков за штуку. А теперь за десять франков любой желающий мог купить ящик с двадцатью килограммами экзотических фруктов. Но на европейских купцов мне-то плевать…