Встретил его губернатор на станции, лично встретил — и был весьма удивлен, когда из прибывшего литерного поезда вышел только этот молодой человек. Поначалу принял он юношу за кого-то из помощников промышленника — уж больно несерьезно тот выглядел, а у хозяина нового завода, как господину Офросимову было известно, заводов, причем весьма крупных, было чуть ли не две дюжины. Но юноша, похоже, в лицо Александра Александровича знал и, подойдя к нему, представился:
— Добрый день, Александр Александрович, я как раз и есть Александр Волков, которого вы на переговоры пригласили. Вы еще кого-то ожидаете?
Губернатору показалось, что молодой человек к забастовке относится как-то очень уж несерьезно… хотя может у него подобные конфузии часто случаются и для него это обычная рутина? Но в ответ на прямой вопрос господин Волков сообщил, что такое у него впервые, однако волноваться особо не стоит.
И вот сейчас, ожидая прихода переговорщиков от рабочих, Александр Александрович изрядно нервничал. Видимо, уже за двоих, так как господин Волков был не просто спокоен, но как бы еще не весел. А поводов для веселья калужский губернатор не видел ни малейших.
Когда в кабинет вошли "комитетчики", господин Волков представился, а затем попросил представиться вошедших. Причем как бы и не замечая довольно явной агрессии представителей забастовщиков.
— Мы пришли изложить требования рабочих! — довольно злобно заявил один из вошедших.
Но по виду этот господин на рабочего походил мало, и господин Волков как-то даже с ленцой в голосе попросил уточнить:
— Вы на рабочего чего-то мало похожи. Так почему я должен выслушивать… требования эти от вас?
— Я представляю интересы рабочих как член Российской социал-демократической рабочей партии.
Почему-то это заявление промышленника очень развеселило и он, едва ли не всхлипывая, поинтересовался:
— Вы что, все трое члены? Ну а звать-то вас как? Или так и кликать — член номер один, член номер два?
Александр Александрович хотел было вмешаться в переговоры, но не успел. После того, как комитетчики назвались, господин Волков очень резко сменил тему разговора… а всего через десять минут оставшиеся члены забастовочного комитета, к огромному удивлению губернатора, согласились на немедленное прекращение забастовки безо всяких условий.
Вроде все удачно получилось, но у Александра Александровича осталось впечатление, что рабочие представители решили отказаться от своих требований лишь временно, и появились опасения, что вскорости неприятности могут стать более серьезными. По хорошему этих "комитетчиков" нужно было бы убрать из города, и это было вполне в его власти. Но, все же скорее удивленный быстроте, с которой Волков разрешил ситуацию, счел необходимым спросить:
— Ну а теперь что с этими делегатами прикажете делать?
И ответ его удивил даже больше, чем только что произошедшее на переговорах. Волков как-то криво усмехнулся, а затем сказал:
— Вам — ничего не делать. У меня найдется, кому за ними присмотреть… очень внимательно.
Пятого февраля тысяча девятьсот седьмого года был убит Вячеслав Константинович фон Плеве. Что стало для меня новостью весьма печальной… и удивительной: убийцей оказался член партии социалистов-революционеров, партии, которая, по моему мнению, была Вячеславом Константиновичем полностью зачищена от "криминальных элементов". То, что убийцей оказался студент, меня не удивило, но вот партийная принадлежность…
Были у меня по поводу случившегося некие смутные подозрения, но как только я собрался их развеять, случилось несчастье уже личного плана. Несмотря на обещания, Васька продолжала "потихоньку варить", то есть сама все же не лезла, но девочками-сварщицами по-прежнему руководила. А после того, как на очередном трамвайном кузове эти девочки пять раз подряд прожгли лист нержавейки, душа ее не выдержала — и она все-таки решила "показать класс".
И показала. С пузом-то в скафандре в тесной аргоновой камере не очень-то поворочаешься, и Васька пропорола рукав о какую-то железяку. Сильно пропорола — и крови потеряла немало. Так что когда ее, почти задохнувшуюся, вытащили, ее организм решил, что "Боливар не вынесет двоих"… Схватки начались уже в больнице, когда всем уже казалось, что ничего страшного не произошло.
Александр Александрович Ястребцев, как раз бывший в этот день дежурным врачом, печально сообщил мне, что Васька слишком много крови потеряла и вариантов не было. Я поинтересовался, почему никто не сообразил в этом случае сделать переливание…
Вот уже полсотни лет прожил "в девятисотых", а так до конца и не осознал, что десятки, сотни "всем известных вещей" в начале двадцатого века способны перевернуть мир вверх ногами. Про четыре группы крови никто ведь и не слышал! Я уже про "фактор резвости" не говорю…
Ястребцев немедленно развил бурную деятельность по разработке методов определения этих самых групп — возможность долить кровь при разных ранениях может спасти тысячи жизней. И врачи это знали — вот только переливаний не делали: отдельные опыты очень не всегда оказывались удачными. Что понятно — про группы-то они не знали. А вот насчет того, как кровь "законсервировать", оказывается знали уже лет сорок. Правда ненадолго, на пару дней, но с появлением холодильников с термодатчиками оказалось, что запас можно хранить уже три недели при температуре чуть выше нуля — и мне пришлось (сначала лишь в Сталинграде и Векшинске) ввести "льготы для доноров": врачи единодушно решили, что постоянно иметь в этом самом холодильнике по несколько литров крови каждой группы и разными резусами просто необходимо.
А еще эти врачи решили, что отныне каждый житель моих городов должен иметь медицинскую карточку с указанием группы. Не то, чтобы они на самом деле ожидали массовых травм и катастроф: мне кажется, что им было интересно собрать статистику — но для этого больницам и поликлиникам потребовалось много специального инструмента. Так что сначала недели три я просто просидел дома с Васькой, потом почти месяц "увлекался" вопросами кровеснабжения: оказалось, что пустотелые иглы не только делать никто в России не умеет, но и за границей нужное оборудование не производится, изготовители сами себе станки делали и на сторону их продавать не собирались. Пока подбирал инженеров, способных все нужное придумать, пока договаривался с Чаевым, кто и когда потребные станки изготовит — времени прошло много. И вернуться к намеченным планам удалось лишь в середине апреля, гораздо позднее чем хотелось. И слишком поздно чтобы предотвратить грядущие неприятности: император, назначив "главным полицейским" Святополк-Мирского, попутно перетасовал все министерства — и должность Председателя Совета министров (а заодно и пост министра финансов) достались Сергею Юльевичу Витте.
Двадцать четвертого апреля тысяча девятьсот седьмого года я сошел с поезда на землю древнего Пскова. Звучит как-то несолидно… я приехал в Псков на своем личном поезде, который уже третий год стал для меня основным транспортным средством при дальних передвижениях. И немедленно по приезде направился в Псковское жандармское управление, где на почетной должности "второго помощника начальника Управления" работал ротмистр Линоров. Все еще ротмистр…
— Добрый день, Евгений Алексеевич, я очень рад вас видеть, но вынужден сообщить, что на этот раз у меня к вам дело некоторым образом официальное.
— Добрый день, Александр Владимирович. Не ждал, откровенно сказать не ждал и весьма удивлен вашим визитом в наше захолустье. Собираетесь в Пскове новый завод поставить? Хорошее дело, промышленность в городе полезно поднимать. Но, в любом случае, в деле вашем постараюсь помочь: не раскрою служебной тайны, сказав что вы у нас числитесь господином совершенно благонадежным. Итак, я вас слушаю…
— Завода я пока тут никакого ставить не собираюсь, хотя мысль сделать Псков промышленным городом мне нравится. Я вижу, что вы особо ничем срочным сейчас не заняты? Если заняты, то я попозже зайду, вы скажите когда освободитесь.
