Не стали японцы и бешено возражать против концессии, которую я снова приобрел вместе с Гёнхо. Формально — угольной, но в верховьях реки в прошлый раз было найдено не самое плохое месторождение вольфрама, так что лично мне выгода была изрядная. А столь "мирное" отношение к концессии объяснялось просто: японцам были нужны деньги, а именно мои заводы дали им возможность эти деньги заработать. Мощности верфи во Владивостоке были для нынешнего русского населения избыточны, и Ярвинен стал продавать (через Бриннера) японцам маленькие траулеры. С трюмом-холодильником на десять тонн — а десять тонн рыбы, упакованной в консервные банки — это по самым оптовым и демпинговым ценам пара тысяч долларов. Столько рыбы кораблик позволял выловить за пару-тройку дней, поэтому японцы, причем в лице японского правительства, подписали с Матти контракт на два года и на семь сотен таких корабликов по пятьдесят тысяч рублей за штуку. До них уже дошло, что "даже американцы не смогли скопировать моторы компании Волкова". Но вот то, что на судне можно использовать только капроновый трал — ещё нет, так что платить им еще и платить.
Денег траулеры поначалу приносили немного, тысяч по пятнадцать рубликов — но приносили. Но и тридцать тысяч рубликов — это, между прочим, километр железной дороги к Кивде… Заодно вдоль трассы ставились новенькие деревни: заводы — заводами, но рабочих-то кормить тоже придется. И посмотреть на все эти стройки получилось как раз осенью — раз уж принято совершать "свадебные путешествия", то почему бы не совместить приятное с полезным?
Кивда с дорогой решит проблему с топливом на Дальнем Востоке. Хотя проблемы этой уже не было: все же неправ я был в прошлый раз, в Тетюхе водится и вполне себе коксующийся уголек. Только нужно чуть-чуть подальше копнуть — и народ копнул. Если раньше я пытался всю промышленность подгрести под себя, то в этот раз активно и в разные товарищества вступал: какая разница, кому принадлежит завод или рудник, если большевики потом все приведут к общему знаменателю? А так расходов все же меньше.
Но не везде меньше: в Баку и Грозном расходы, напротив, возросли по сравнению с "прошлым разом". А доходы — резко упали. Поначалу-то все шло "по старой колее": разоряющиеся промыслы выкупались по дешевке, сгоревшие — вообще за копейки. Но все они теперь срочно улучшались и восстанавливались — и добыча нефти в России не падала, а росла. Падала цена на керосин и мазут: было решено воспользоваться "опытом" Генри Роджерса, причем уже обогащенным "передовыми технологиями". Бакинская нефть на танкерах (моих танкерах) шла на заводы Царицына и Саратова (на мои заводы), и оттуда керосин отпускался по ценам ниже, чем сырая нефть обходилась Ротшильдам и Нобелям в Баку. Ну, мне она еще дешевле доставалась — все же кое-что о передовых методах бурения у того же Роджерса удалось узнать, к тому же и методы эти были "лет на пятнадцать более новыми" — но все равно прибыли с нефтепереработки не было совсем. Пока не было, но я надеялся на лучшее: Манташьянц начал потихоньку скважины глушить и продавать. Не мне — меня он люто ненавидел, но в России и за границей есть много других людей с деньгами. Которые, правда, забывали сказать, что деньги они у меня поносить взяли…
Нобели в очередной раз "все правильно поняли", и сами вышли на меня с предложением о продаже их нефтяного бизнеса — но пока озвученная ими сумма была явно завышенной. Но и спешить не обязательно, можно подождать пока они сами дозреют. Можно было бы и "подтолкнуть" конкурентов в требуемом направлении, однако на это нужно время и, главное, силы — а вот они-то как раз были у меня заняты. Машкой.
"Дочь наша", вернувшись в Москву, свела тесное знакомство с Янжулом — или сам Иван Иванович захотел поближе познакомиться с "великой благотворительницей". Но важно было лишь то, что пожилой профессор и юная "бизнесвумен" нашли общий язык в области "очередных задач советской власти", то есть во взглядах на цели и методы обучения специалистов. Профессор-то все больше по теории специализировался, а Машка решила сказку сделать былью, причем срочно.
Разбаловал я Машку… привыкла она за пять лет, что если что-то хочется сделать, то нужно просто взять и сделать — невзирая на усталость, занятость, личные проблемы. Служба охраны (на этот раз — просто четверо телохранительниц) мне нажаловалась, что где-то с сентября Маша, кроме учебы по двенадцать часов в сутки, еще и какой-то кружок ведет политический, причем сразу и в Технилище, и в Университете. Потому что, оказывается, в любом одном заведении места для размещения всех желающих поучаствовать просто нет…
Вообще-то дочь наша среди московского студенчества высокой популярностью еще в прошлом году запользовалась. Причем даже не потому, что она была "самой богатой невестой России" (хотя и была), а потому, что согласно "официальной студенческой легенде" Машка — дочь нищего ремесленника — оставшись старшей в семье, личным трудом и усердным изучением наук самостоятельно заработала все свои капиталы. А заодно и приемному папашке-писателю денежек отвалила… Подкреплялась легенда тем, что она никогда ни у кого не спрашивала какого-нибудь разрешения на очередную дорогостоящую затею. Например захотелось ей — и построила для Технилища новую физическую и химическую лабораторию. Пятиэтажную, наняв в качестве архитектора Дриттенпрейса. А затем — уже силами царицынского "промышленного архитектора" Константина Константиновича Васильева — построила "студенческие городки", а котором могли жить студенты почти любого из московских ВУЗов. Правда, при определенных условиях…
А собственно условия эти она и пропагандировала в своих кружках: студент должен учиться "общественно полезным" наукам (юристы-коммерсанты-художники-музыканты в эту категорию не входили), учиться на "хорошо" и "отлично" — и для проверки этого условия был нанят целый штат "комендатуры студенческого городка", и вести "достойный образ жизни", которому не соответствовали пьянство, разврат и участие в марксистских кружках…
Последний пункт меня несколько смутил. Если я верно помню, то большевики — они же марксисты? Хотя там все марксисты: эсэры, меньшевики, правые и левые анархисты, бундовцы и много кто еще. Помню, в первый еще раз я как-то пытался разобраться, кто из социалистов кто — и попытка оказалась безуспешной. Вся разница — по крайней мере среди "изученной популяции" — между ними заключалась в том, что некоторые предлагали убивать всех, некоторые — не всех, а некоторые — только избранных и вообще не каждый день. Нужно будет все же разобраться с большевиками, а то решил им помогать, а кому помогать — до сих пор не разобрался. Ведь они уже точно есть: в серой книжке с бабушкиной дачи вроде было написано, что большевики появились в третьем году?
Но сначала нужно разобраться с Машкиными "развлечениями", а то как бы чего плохого не случилось. У этих марксистов-социалистов учить "идейного противника" с помощью бомбы или револьвера вообще считается хорошим тоном…
В Москву мы с Васькой приехали в начале ноября. Погода была обычная — промозглая, холодная, да еще моросил мелкий дождь. Вдобавок я забыл распорядиться, чтобы машину к вокзалу прислали — а новый секретарь сам не сообразил… Мы же — больше по привычке к комфорту, нежели по лености — с вокзала вышли почти последние, и извозчиков у подъезда вокзала уже не было. У Рязанского не было — но площадь-то перейти недолго. Правда и у Николаевского образовалась небольшая очередь — и, поджидая, пока очередной свободный извозчик подгонит пролетку к месту, где в нее можно будет сесть не наступив в лужу, я увидел Линорова, который тоже собирался воспользоваться гужевым транспортом.
— Евгений Алексеевич?
— Извините… — похоже, ротмистр (уже ротмистр) меня не сразу узнал. — Александр Владимирович?
