— Вы москвич? Я думаю, что вам стоит просто поговорить с преподавателями гимназий…
— Нет, я из Царицына. Или из Аделаиды, но это неважно. И вы правы — если не считать приемных детей, коих у меня четверо, то да, не обзавелся. Тем не менее у меня возникла непростая задача по обучению нескольких тысяч детишек. Сейчас — примерно двадцати тысяч. Видите ли, на попечении Фонда Марии Волковой — моей приемной дочери как раз — сейчас около тридцати тысяч… можно считать сирот, и им всем, безусловно, нужно дать хорошее образование, а две трети из этих детей уже достигли школьного возраста. А нынешняя школа, по моему мнению, не может дать нужных им знаний, и мне поэтому нужны не совсем, скажем, обычные учителя…
— То есть вы хотите сказать, что благотворительный фонд Марии Волковой вы организовали? — про Фонд этот ходило довольно много слухов, и далеко не все были одобрительными, но в одном они совпадали: в прошедшую зиму там приютили несколько десятков тысяч детей. Голодающих детей, чьи шансы на выживание были довольно призрачными.
— Ну не смотреть же мне, как умирают с голоду дети. То есть я все равно этого не увидел бы, но просто знать об этом, имея возможность помочь было бы неправильно.
— А почему же вы забирали детей от родителей? Не проще бы было просто наделить семьи должным количеством пропитания? Ведь это и вам создает большие трудности, и выглядит…
— Как торговля живым товаром. Верно, выглядит. Но вы ведь наверняка и сами знаете, что русский крестьянин в смерти своих детей большой беды не видит. Так что продукты он сам бы и съел, да еще скотине часть отдал бы — а дети все равно с голоду померли бы. Скорее, от болезней, голодом вызванными, но это не важно. Вдобавок мне же детей отдавали больше именно тех, кого "не жалко", кого эти крестьяне уже мысленно похоронили — и не будь в Фонде полутора сотен врачей, и мы бы похоронили не четыре сотни детишек, а несколько тысяч… Да, мне трудностей такое решение добавляет — поэтому я у вас и прошу совета о том, как эти трудности преодолеть.
— Честно говоря, не смотрел на ваш этот фонд благотворительный с такой точки зрения… но помочь — помогу. Чем смогу, конечно. А чем вас не устраивают те же реальные училища? Или вы желаете дать этим детям гимназическое образование?
— Гимназическое меня тоже не устраивает. Видите ли, я думаю, что нужно менять общий подход к обучению детей…
Разговор становился все более интересным. Иван Иванович и сам имел множество претензий к нынешней школе, но его больше волновали проблемы образования гимназического. И ему было любопытно послушать, что же, по мнению собеседника, нужно менять во всей школьной системе. Но, к его глубокому сожалению, перерыв в занятиях заканчивался и ему нужно было идти на лекцию.
— Молодой человек, я бы с огромным удовольствием продолжил нашу беседу, но мне пора к студентам. Поэтому я хочу вас спросить, не примете ли вы приглашения сегодня на ужин?
Французов, которые заплатили за автомобили, я не обманул — машины поставил в срок. Немножко не такие, как "гоночные" — со старым "полутонным тракторным" мотором, слегка облагороженном — но по мощности таким же, так что сойдет. И через месяц стал продавать и "машинку подешевле" — как раз по десять тысяч франков: двухместную, очень похожую на "прямоугольную инвалидку". Просто когда нет необходимости делать сложные штампы, машинка получается сильно дешевле — и, похоже, в СССР, разрабатывая "инвалидки", тоже пришли к такому выводу, хотя и не сразу. Ну и я не сразу, третий раз пришлось "попадать", но ведь сообразил же!
"ГАЗ-69" (то есть "Чайка"), при всех своих "наворотах", приносил по пять тысяч прибыли — и их у меня делалось двести штук в месяц. А "дешевенькая машинка", названная "Боде" — то есть "ослик" — по две тысячи, рублей конечно. Их выпускалось уже по три с половиной сотни, но "хитом продаж" они тоже не стали. На эту роль судьба выбрала иное чудо техники, выпуск которого начался, как и было обещано, в марте — и которое, при цене в тысячу сто рублей приносило по девятьсот рублей прибыли. Я что-то подобное видел в американском фильме, в нем полицейские ездили вместо мотоциклов. Четыре маленьких колесика, прямоугольная форма, два сиденья расположены друг за другом — и стекла на две трети высоты машины.
Стекол мне не жалко было, а железа — жалко, поэтому моя машинка имела кузов из гетинакса. То есть из картона, пропитанного фенолформальдегидной смолой и приклеенного к деревянному каркасу. Одноцилиндровый моторчик в семь сил разгонял это чудо под названием "Муравей" километров до сорока в час — точно не знаю, потому что спидометра в машине не было. Да и вообще из всех "приборов" в машине были выключатель для фар и переключатель указателей поворота. Но цена покупателя манила — и две тысячи этих агрегатов продавались буквально "с колес". Причем больше половины из них до Франции и не доезжали — немцы тоже "средство передвижения" оценили весьма высоко.
Но прибыли с машин получалось вовсе не три с половиной миллиона, а больше четырех. Потому что каждый покупатель мог приобрести (а мог и не приобретать) комплект инструментов и запасное колесо. Желающим денежку сэкономить было вовсе не обязательно платить за установку на "ослика" электростартера с аккумулятором, а на "муравья" и аккумулятор особо не требовался, да и "дворник" был явным пижонством… ручной — за сто франков, а электрический — за двести пятьдесят. Замена же ручного дворника на электрический у "ослика" обходилась уже в триста франков, так как к нему и омыватель стекла добавлялся (на "муравья" омыватель не ставился, зачем дерево лишний раз мочить). И уже после того, как счастливые автовладельцы накатывали первые пару тысяч километров, они узнавали, сколько стоит "специальное автомобильное масло", масляный фильтр и прочие "приятные мелочи". Не очень дорого, кстати — просто кроме как у меня, их купить просто негде…
Собрать две тысячи деревянных машинок в месяц было нетрудно — трудно было для них изготовить столько моторов. Но если подумать (примерно на миллион долларов) — то окажется, что ничего особо трудного в этом и нет. Давно еще, очень давно — аж в тысяча восемьсот шестьдесят втором — какой-то хитроумный американец придумал станок-автомат для выпуска болтов и винтов. Правда стоил такой станок пять тысяч заокеанских доллариев, но с его помощью любой рабочий после пары месяцев ненапряженной учебы мог за десять часов выдать пять тысяч болтиков. А если взять, к примеру, рабочего уже с некоторым опытом, то оказывается на том же станке можно в день изготовить, например, две тысячи клапанов для моторов. Ну, качественных заготовок для этих клапанов…
А потом на другом таком же (со слегка переделанной подачей) пять сотен из них довести до ума. Конечно, для каждого такого станка оснастку нужно делать заново — и будет такая оснастка как бы не дороже самого станка, но и ее вполне возможно заказать "на стороне": заводов в мире много, а заказов — мало.
Евгений Иванович поначалу впадал в легкий ступор, когда я ему рассказывал, как лучше сделать ту или иную доработку станков — ну не рассказывать же ему, что он сам эту доработку и придумал! Но очень быстро в работу втянулся и часто предложенное значительно улучшал. Потому что мы "думали одинаково" с его точки зрения, а в прошлый раз лишь наличие уже работающей машины мешало ему ее "значительно улучшить". Вот он и улучшал "мои" (а на самом деле свои собственные) разработки — и в результате для изготовления цилиндра маленького мотора он приспособил линию из семи "болторезных" автоматов. Задача же приставленных к ним рабочих состояла в перемещении заготовки со станка на станок в процессе работы.
Простота же, даже примитивность конструкции самого мотора позволила выпускать даже не две, а почти три тысячи моторов в месяц всего трем сменам по сотне рабочих в каждой — ну а мне загребать с европейского авторынка приличные денежки. Правда пока американский автомобильный рынок никак не окучивался, но сейчас у меня были немного иные приоритеты, и на исполнение текущих мечт доходов хватало. А янки — они мне копеечку принесут, никуда не денутся.
