Ну, допустим, буду я их продавать по сто рублей, даже по сто пятьдесят. И получать безумную прибыль аж по восемьдесят рубликов с машины — это уже больше ста процентов. Две с половиной тысячи рублей — бешеные деньги! Только вот на пончиках с гамбургерами я получал столько же, но за неделю.
С другой стороны — я же их не для прибыли делаю, для удовольствия. Первый мотоцикл уже почти готов даже, Никодимов уже формы для вулканизации шин закончил, осталось их отникелировать только. И второй уже на подходе — можно будет скоро устраивать гонки на мотоциклах. Между мной и Евгением Ивановичем. А можно — между Евгением Ивановичем и мной, поскольку Илья — человек осторожный, Елена Андреевна за его осторожностью бдит непрерывно.
В общем-то, княжна Елена Андреевна — чудесная женщина. А как именно княжна — еще чудеснее: когда на очередной субботнем обеде у Ильи я на эту тему заикнулся лишь, она, с простотой необыкновенной, сразу же поинтересовалась:
— А чего вы, Саша, не станете больше ваших мотоциклов выделывать?
— Да где их выделывать-то? Вы же были у меня, видели мои мастерские.
— Так выстройте мастерские побольше!
— И где? На огороде?
— Ну зачем на огороде… купите земли сколько надо да выстройте. У вас же, я слышала, прибыли немаленькие? За день небось десятин на десять-двенадцать выходит? А для мастерских-то и нужно немного. Если желаете, я поговорю с Михаилом Федоровичем, чтобы с бумагами задержек не было.
Я пожелал — кто, как не единственная в Царицыне урожденная княжна сможет вот так запросто попросить о небольшой услуге заместителя уездного предводителя дворянства? С другой стороны, зачем княгине вникать в мелкие детали сделок — на это мужчины есть.
А мне давно приглянулся один кусочек земли — по берегу Волги ниже Мокрой Мечетки, не доезжая до металлургического завода. Лежащий между трактом и Волгой, он, похоже, никому был не нужен. Правда в процессе оформления бумаг выяснилось, что участок числился в "удобных землях", но видимо "удобной" земля эта была еще во времена палеолита: она была выпахана и полностью убита лет так пятьдесят, а то и семьдесят назад. Поэтому, хотя "официальная" стоимость удобных земель по уезду была установлена в двадцать шесть рублей, мне ее продали по двенадцать. Предварительно списав в "неудобья", с назначенной ценой в полтора рубля за десятину. Я обеднел разом на пять с половиной тысяч рублей (а Предводитель со товарищи — случайно забогател на четыре с половиной), но взамен получил четыреста пятьдесят десятин ни на что не годной земли. Ну почти ни на что.
Но не пожалел я, что господин Мельников улучшил свои материальные условия, совсем не пожалел: вся земля вся эта была переписана мне "в родовое поместье". Что означало мое полное право творить на ней все, что мне будет угодно не испрашивая ни у кого особых разрешений. А то те же французы потратили почти два года на "согласование" места для размещения своего завода. И при этом платили за землю еще и арендную плату ежегодно, причем сумма эта превышала все мои затраты на покупку. Вдобавок Михаил Федорович намекнул (в ответ на прямой вопрос), что и земля "за трактом" тоже легко может быть переведена в "неудобные". Понятно — высохшая степь ведь, а через полгода предстоят выборы нового уже Предводителя…
Аналогичная высохшая степь на противоположном берегу великой реки стоила (по кадастровой оценке) всего девяносто пять копеек за десятину. Потому как лежала эта степь уже в Царевском уезде Астраханской губернии и изначально числилась в неудобьях. Не с самого берега, но уже в трех верстах от Волги представляла она то, что в трезвом уме я бы назвал скромно "полупустыней", да и то по весне и чисто из вежливости. Поэтому когда я по этой цене приобрел сразу две тысячи десятин, Саша Ионов соизволил мне сообщить, что переплатил я минимум по девяносто четыре копейки за каждую. И он еще не знал о дополнительных пяти сотнях — но именно благодаря этой "неучтенной наличности" овраг, идущий от Волги к моим новым "угодьям", тоже вошел в состав моей личной собственности. А купил я ее исключительно "впрок": Мельников в разговоре случайно заметил, что "у соседей" уездному начальнику всего-то три месяца до отставки осталось — и я рассудил, что возьмет он немного, лишь бы дали.
Оформление документов на землю закончилось в конце июня. В соседней губернии — с "местной" властью я, благодаря Лене, договорился меньше чем за неделю. Жалко, что разговор о "нехватке земли" состоялся так поздно, а том мог бы сразу построить стекольню на новом месте. Но нет худа без добра: сейчас мои планы в отношении именно стекольного производства резко изменились. Просто, увлекшись тепловыми расчетами, я заодно и подсчитал (развлечения ради) потребную длину линии для непрерывной разливки листового стекла. На самом деле я начал считать, во сколько мне обойдется остеклить новые мастерские — и вот…
По всему выходило, что "просторные и светлые цеха" у меня получатся лишь при снижении стоимости оконного стекла минимум впятеро. И если катать лист так, как я видел в фильмах, то цену так снизить получится. Правда длина стеклопрокатного цеха получалась чуть больше даже ста пятидесяти метров. Что в принципе нестрашно — на своих кирпиче с цементом даже такой длинный сарай выглядел вполне подъемным. Неподъемно выглядела сама стеклопрокатная линия…
Так что "временно" стекольный цех начал строиться "частично", с одной деревянной торцевой стеной: нужно будет — цех легко удлинится. А сначала важнее был "моторный" цех. И его я выстроил по тому же проекту, что и купленный (я воспользовался опционом и выкупил целиком) у Шешинцевой склад, лишь увеличив длину вдвое. Цех получился размером с хрущевскую пятиэтажку и обошелся мне всего в четыре с небольшим тысячи рублей. Правда, не считая остекления окон (которое я просто отложил "на потом"). То есть до завершения строительства своей стекольной мастерской.
Ну а пока все это строилось, я "увлекся" новым проектом. То есть проект был самый что ни на есть старый — двигатель внутреннего сгорания — но "количеством перешедший в качество": я изготовил сразу четырехцилиндровый мотор. То есть я тоже принимал участие и в изготовлении, например картер сварной целиком сам сделал. Сварил в смысле сам.
Хороший получился мотор, мощный. С чугунными блоками цилиндров, которые оказались чуть больше первого, бронзово-стального, двухлитровый мотор развивал почти двадцать восемь лошадиных сил. Правда весил он почти сто килограмм, но для моих нужд это было вполне подходяще. Потому что с этим мотором я начал делать трактор.
В самом начале весны Евдокия, Кузька, баба Лена, Епифанова и Евсей Евсеев с Димкой организовали (под моим "чутким руководством") колхоз, именуемый официально "товариществом по обработке земли". Вообще-то в Ерзовке таких было уже три или четыре, но разница была в том, что всю землю моих "колхозников" я выкупил и теперь, в соответствии с законом, их "подушные десятины" были выделены их общинного надела каждому единым участком, ну а я недорого подсуетился, чтобы все их земли была нарезана одним куском. Невелик получился надел, в шестьдесят две десятины всего, да и вдобавок далековато от села, почти в десяти верстах. Но, получив надел на самом краю "общинного поля", я смог выкупить и примыкающие двести пятьдесят десятин из уездных "неудобных земель", так что можно было уже и "размахнуться".
Для меня же проблема состояла в том, что "размахиваться" особо было нечем: да, пять породистых лошадей — это для одного крестьянского хозяйства очень даже хорошо. А вот для "колхоза" — явно маловато. Очень хорошая пара лошадей на пароконном плуге в день могла распахать с полдесятины. А пахота хорошо если три недели длится, в этом же году по погодным условиям на пахоту удалось уделить десять дней. И из шестидесяти с лишним десятин в общем-то не самой хорошей, но все же пахотной земли распахать удалось всего пятнадцать. А на "неудобьях"-то и вовсе ковыльную степь пахать, лошадками ее и не поднять вообще.
