— И все же я не совсем понимаю — вмешался сидящий в кресле у камина старик, — вы предлагаете нам план по удвоению наших прибылей, модернизацию заводов без вложений собственных капиталов миллионов на двести, а сами… у меня выходит, что в лучшем случае вы получите лишних миллионов пятьдесят-шестьдесят в год. Вы же этим обезьянам платите процент? А если вы просто увеличите поставки по прежней цене на сто миллионов баррелей, то получите вдвое больше безо всех этих ухищрений. В чем подвох?

— Я получу сто и так, и так. Но в предлагаемом мною варианте спрос на автомобили сократится — как раз в течение года — полутора. А мне столько и надо для строительства новых заводов. Сокращение спроса на это время — гарантия непоявления новых конкурентов, так что мне нужно именно время низкого спроса на автомобили. И вы мне можете эти полтора-два года подарить — в качестве благодарности за удвоение прибыли. При этом вы как раз ничем не рискуете — открыть вентили вы сможете в любой момент.

— Логично. Но все это имеет смысл лишь тогда, когда мы увидим обещанную вами нефть в танкерах у причалов Порт-Артура. Верно?

— Думаю, что начать закручивать вентили вы можете уже через неделю. А к сентябрю двенадцать центов будет казаться уже не очень высокой ценой…

Козырной туз открылся двадцатого марта. Именно двадцатого утром а Филадельфию пришла телеграмма, сообщающая об "открытии" нефти у Кувейте. На самом деле первая из десяти скважин дала нефть ещё шестнадцатого, а двадцатого уже шесть из них давали по семь тысяч баррелей в сутки. И одна — десять тысяч.

Чтобы перевезти хотя бы эту нефть, требовалось ставить под погрузку новый танкер каждые двое суток. А путь через Суэцкий канал до Америки занимал месяц — но тридцать танкеров у меня уже были наготове. Но для перевозки ста миллионов баррелей нужно было в шесть раз больше. Насчет Кувейта планы у меня были давние, и еще шестьдесят танкеров "имитировали бурную деятельность" на линии из Нигерии. Кому какое дело, что танкер ожидает погрузки целый месяц?

А недостающие в Керчи выстроить недолго, если поднапрячься, то к сентябрю можно успеть. Только вот поднапрягаться нуждочки нет, так как для сверления еще сорока скважин потребуется минимум год. А пока можно и из Венесуэлы нефть подвозить: там пока ее немного добывается — миллионов сорок баррелей в год, но если заслонки открутить…

Англичане осознали, насколько ловко их кинули, лишь к концу лета. "Нефтяная компания Персидского залива", осознав, что "за океаном больше дают", перенаправила и без того не очень бурный поток нефти из Аравии в "правильном направлении", и цена в самой Британии подскочили уже вдвое. Не на саму нефть, а на бензин, керосин и прочий мазут. Просто потому, что свои заводы у англичан оказались без сырья, а ближайшим источником готовых продуктов был мой завод в Кале. Понятно, что цена товара теперь контролировалась из Царицына — и островитянам это очень не понравилось. Настолько не понравилось, что давнюю договоренность об "аренде" Кувейта они решили пересмотреть, но тут уже в Персидский залив двинулся американский флот: бизнес на миллиард с лишним долларов в год — это бизнес очень серьезных людей.

Янки не совсем верно оценили мои дополнительные прибыли — ведь с моих нефтезаводов кормилась и половина Европы, и Япония, и азиатские колонии Америки и Германии, так что реально для "повышения капитализации России" получилось открыть источник примерно на четверть миллиарда долларов в год. А копеечка там, копеечка сям — глядишь, и получится через… ну ладно, через пятьдесят лет подтянуть Россию по уровню жизни к Германии. Правда, к Германии нынешней — но все равно лучше, чем ничего.

А ведь грабить-то можно не только Нигерию с Кувейтом, есть еще где в Австралии развернуться, да и о Мадагаскаре забывать не стоит. И, конечно же, о Восточной Республике…

В Уругвай я на этот раз поехал один — Камилла срочно "изобретала" консервант для пальмового масла. Впереди — очередная засуха, а ее плантации в Нигерии давали сейчас этого масла почти пятьдесят тысяч тонн в год. Было решено его "сохранить на черный день", но пока получилось хранить его лишь в трехлитровых консервных банках, что неудобно. Я бы тоже занялся чем-то более полезным, но Виктор меня специально пригласил на пуск первого агрегата "самой большой станции в Южной Америке" — и отказывать было неудобно.

Станция — самая большая, а торжества оказались довольно скромными. Ни президентов, ни восторженной публики. Даже из дипкорпуса присутствовали лишь трое — посол Аргентины (которая опять закупала электричество), посол Бразилии — с которым мне уже предстояло подписать договор на новую ГЭС, и англичанин, причем не посол, а какой-то секретарь из посольства. Я бы его даже не заметил — Виктор не нашел нужным его даже представить, но уж больно он злобно на меня поглядывал… Так и подмывало показать ему язык — но протокол все же требуется соблюдать. Поэтому, после произнесения и выслушивания всех положенных речей, я поднялся на трибуну (похоже, просто перетащенную с первой станции), нажал на кнопку пуска — и с удовольствием услышал шум воды в новой турбине. Самой мощной за пределами России..

Оператор в диспетчерской повернул рубильник, переключающий генератор на силовой трансформатор станции — вот только ток пошел не по кабелям, а по не обозначенному в схемах ГЭС тонкому проводу, соединяющему выход генератора и трибуну — проводу, явно не рассчитанному на такой ток, а потому в мгновенье ока превратившегося в раскаленный до бела пар. И по получившемуся шнуру плазмы все девяносто мегаватт с самого мощного в Америке генератора полпыли на меня огромным оранжевым шаром.

Сергей Михайлович Федулкин работу свою любил. Хотя и не всегда — как, например, сейчас. Но работа есть работа — и пришлось ему подниматься до света и ехать в тьмутаракань, чтобы очередной "одинец" смог разобраться, где ему предстоит потом и кровью растить свой хлеб насущный. Много таких Сергею Михайловичу повидать пришлось, и нынешний, как и ожидалось, был таким же дураком, как и все прежние. Внимательно выслушав разъяснение землемера о том, что овраг, попавший в отруб, можно в надел не записывать как землю ни к чему не пригодную — и тем сократить поземельный налог на полтора почти рубля, он покрутил головой, затем, важно посопев, сунул землемеру пятерку в руку и приговорил: "пиши в надел".

Ну что же, хозяин — барин… хотя какой тут барин — голь перекатная. Но от лишней денежки Сергей Михайлович не отказывался никогда: семью-то кормить надо, а на сорок два рубля оклада жалования это делать непросто. Собственно, и поехал он в феврале так далеко по той простой причине, что нужда возникла в кой-каких покупках для подросшей дочери, а со своим транспортом "выездные" приварок давали заметный. К тому же, раз выезд был далее двадцати пяти верст, еще и рубль двадцать "ночлежных" полагалось — и сейчас Сергей Михайлович прикидывал, сколько еще выездов потребуется, чтобы построить новое платье так быстро выросшей за зиму дочке. Ну а на ботинки денег получалось даже с избытком…

За этими раздумьями землемер даже не заметил, откуда прилетел этот огненный шар. Но когда он с в шумом перегретого самовара зашипел почти над ухом, не заметить его Федулкин уже не мог — и, обернувшись, с ужасом увидел, как шар накрыл какого-то мужика с лопатой… Хотя откуда тут мужик? Пару секунд промаргиваясь, чтобы стереть с глаз солнечно-желтый "отпечаток" этого шара с застывшем в нем силуэтом, Сергей Михайлович пытался вспомнить — был тут мужик или нет? Не заметить человека идущего по голой степи сложно… но, наверное, можно.

Перепуганная лошадь успела отбежать саженей на полста от того страшного места, но все же не понесла, и землемер ее остановил. А затем вернулся обратно: что-то в увиденном — точнее, в отпечатке увиденного, задержавшегося в глазах — показалось ему "неправильным". Про шаровые молнии-то в Царицыне не знал только разве какой босяк с "Кавказа": после того, как года три тому огненный шар разворотил печку в доме Карла Яковлевича Олтэ, Анна Ивановна Абалакова изыскала большую статью про молнии в немецком журнале и перевела ее для публики — а в статье той и картинки были. И на картинках люди, молнией пораженные, все как один скрючившись показаны, а этот…