— Нет, разумеется, — опешил профессор

— Я не беспокоюсь за корпус. Я даже не беспокоюсь, что эта ваша алхимия взорвётся подо мной во время полёта, поверьте. Меня волнует лишь то, что я понятия не имею, как будет смещаться баланс моей машины во время взлёта и в полёте.

— Их вес вполне укладывается в заявленную нам со стороны Корпо Регио Аэронавтика грузоподъёмность.

— Баланс, профессор, это не только вес. А ваша жидкость — что ещё будут помещать в эти бутыли — вполне может начать плескаться при даже небольшом крене или тангаже.

— Ампулы полностью заполнены огневой смесью, там нечему плескаться!

— Огневой смесью… Вы, конечно, умный человек, профессор, учёный, но почему бы просто не закидать турков бочками с бензином, собрав пару простых катапульт?

— Это не бензин, — холодно ответил Чамичян. — Поверьте, мы не просто так назвали смесь «Ужасом». Одна только граната или шрапнель, попавшая в склад с ампулами, превратит расположение части в земной филиал Преисподней.

— Филиал Преисподней? — Коррадо усмехнулся. — Тогда почему этот «ужас» из Рима тащили сюда, а не прямо ко дворцу султана?

Глава парламентской комиссии по научно-исследовательским работам тяжело вздохнул. Лейтенант вдруг понял, что краснеет — в конце-концов, не так-то просто в пятьдесят с лишним лет поменять удобный университетский кабинет на армейское лётное поле на другом континенте.

— Глава парламента рекомендовал в первый раз применить «ужас» против местных турок. Если случится провал, султан не получит повода для публичных насмешек, а позиции самого Фиоре не будут подвергать критике. Его политическое кредо пока что популярно в народе, но не среди власть имущих.

— Вероятно, главе парламента виднее, — примирительно ответил лейтенант.

Оба собеседника замолчали думая о своём.

— «Волчица» готова, Коррадо, — через поле проорал механик, махая рукой. — Пора!

Аэронавт поднялся, обернул шарф, заправив концы под куртку, и уверенным шагом направился к машине.

— И да, лейтенант Тоцци, — вдогонку уходящему офицеру донеслись слова Чамичана. — Если у Вас по возвращении будут какие-нибудь соображения, мысли, как лучше…

— От винта! — закричал механик. Окончание речи профессора заглушил рёв мотора.

Двадцать три минуты спустя, лейтенант Тоцци смотрел, как из турецкого окопа навстречу итальянским пулям выбегали охваченные пламенем фигурки. Коррадо был заслуженно горд собой, немногие смогли бы положить со ста метров ампулы — ладно, будем честны, одну из четырёх — настолько метко. Освободившись от мешавших её полёту колб, чутко слушающаяся штурвала «Волчица» легла на обратный курс. 5 часов 43 минуты — записал привязанным карандашом лейтенант в закреплённый под правой рукой лётный блокнот. Записанной в верхней графе листка дате ещё только предстояло войти в историю.

Наступало утро двенадцатого апреля тысяча девятьсот двенадцатого года.

Пятнадцатого сентября Румыния объявила России войну.

Само по себе это действие никаких серьёзных последствий для России не влекло — румыны, как и ожидалось, не страдали ни отменной выучкой, ни значительными ресурсами. Значение этого дипломатического хода было другим — Центральные державы закончили переговоры.

Наступление началось спустя каких-то четыре дня. За шесть дней до того, как я увидел доклад Генмора. Румынские дивизии, поддержанные итальянской авиацией, форсировали Дунай сразу в десятке мест, просто за счёт численности сминая пережившие итальянские налёты гарнизоны приграничных крепостей. Практически одновременно полки двуединой империи — впервые в истории, кстати — начали наступление целым Львовским фронтом, от Перемышля до Галича. Ирония судьбы, но Брусилов, на позиции которого пришлась большая часть удара так и не смог парировать наступление. Дивизии Данкля (ставшего к Новому году фон Хельмом) и фон Бойна первыми взломали оборону на стыке Варшавской и Житомирской полевых армий, перерезав только недавно отстроенную варшавско-одесскую железную дорогу и, если бы не вставший стеной 24й корпус, венгры могли бы взять Брест-Литовск уже в сентябре.

Больше всего меня удивило то, как отреагировало общество. Газеты — все, даже самые провинциальные — ухватились за новую тему с неслыханным энтузиазмом. Каждый заштатный писака считал своим долгом высказать ценные мыслишки по поводу наконец-то оживившейся войны, втиснуть пару абзацев собственной военно-стратегической мысли между рекламой торговой лавки купца третьей гильдии Фендюлькина и разделом знакомств. Публика же с не меньшей радостью читала и обсуждала подобные опусы — от ресторанов и клубов до базарных площадей и трамвайных остановок. Да и тон этих обсуждений начал до боли напоминать интернет-форумы столетней… как звучит антоним давности — будущности?

У меня же сразу после первых сообщений начало посасывать под ложечкой. Впрочем, и не только у меня — эпопею 24го корпуса изучали почти все вменяемые офицеры Артуправления, с которыми мне приходилось работать. Начиная с героического, без дураков, рейда «стальной дивизии» ныне покойного Корнилова по тылам наступающих войск противника и заканчивая ставшего притчей во языцех Бычавское сражением. В котором Россия вышла безоговорочной победительницей.

Глубину приближающейся пропасти я начал осознавать, когда в середине октября ко мне без предупреждения пожаловала целая делегация Генштаба. Получив с самого утра звонок из заводуправления о визите столичной делегации «все важнее некуда, со столицы, крестами да погонами аж сверкают, при наганах каждый да с адъютантом» я помчался туда, даже не позавтракав. Хотя, просмотренная уже в машине утренняя газета, никаких причин для такой спешки вроде не давала.

Полтора десятка офицеров, переговариваясь между собой, сидели на скамейках у заводской проходной, где, на всякий случай, как и при последнем недороде, я выставил вооружённых револьверами отставников. Заметив меня, наиболее общительный полковник встал, сделав навстречу мне пару шагов.

— Сергей Сергеевич Самойлов, — представился он. — Хорошая у Вас тут охрана, какая и должна быть. Чинопочитание выше Устава нисколько не ставит.

Похоже, это его искренне восхищало.

— Всякое может случиться, а сами понимаете, тут место государственной важности.

Стоящий поодаль военный — я с трудом разглядел его выцветшие генеральские погоны на полевой шинели — внимания на меня не обращал.

— Бачурин, Андрей Фёдорович…

— Лукконен, Отто Роальдович…

— Бельский, Игорь Петрович…

Из всех гостей я лично знал лишь штабс-капитана Бельского, с которым раз десять виделся во время согласования заказов на самоходные артустановки.

Здороваясь, я пытался понять причину столь неожиданного визита. Из нерешённых вопросов была, разве что, последняя телеграмма.

— Господа, относительно запроса, поступившего на прошлой неделе, точную дату назвать пока невозможно, но как минимум ещё одну «катовицкую бомбу» мы сможем подготовить до Рождества…

Грузный, какой-то весь помятый, сонливый генерал с густыми, длинными, топорщащимися усами — казавшимися мне особенно нелепыми на фоне выбритой до синевы блестящей головы — внимательно оглядел меня с ног до головы.

— Вы неправильно понимаете цель нашего визита, Александр Владимирович.

— Так удивите меня, господа, — откровенно говоря, мне уже начал надоедать весь этот светский танец вокруг да около.

— Правительство издаёт корректировку Перечня, утверждённого указом от четырнадцатого февраля тринадцатого года, — влез адъютант усатого генерала. — Заводов и фабрик особого порядка. Во избежание возможных недоразумений, Вас было решено ознакомить заблаговременно.

Я машинально принял протянутые документы, пытаясь осознать произошедшее. Ну да, даже Иванов согласовал, министр промышленности, глава Генштаба, «Утверждаю», премьер… «Исключить из «Перечня заводов и фабрик, работники которых подлежат призыву при объявлении военного положения согласно особому порядку» следующие пункты:..»