— Евгений Иванович, я же не христарадничать к вам пришел, а прошу все мне продать, за деньги продать. Деньги-то на укрепления не поступают, а потом с вас же на невыполненные работы и спросят… но и даже не в этом дело. Деньги вы направьте на строительство новых угольных складов, а уже следующей весной вы эти склады угольком забьете доверху. Я буду сюда отгружать миллион пудов в месяц, до тех пор буду отгружать, пока сами не закричите "хватит".

— Вы, молодой человек, думаете, что только у вас уголь продается? Была бы нужда, так и склады бы забиты были…

— Насчет "не только у меня" вы, безусловно, правы. Но всё равно ошибаетесь, причем дважды. Первое — уголь я предлагаю запасать не мусорный, а антрацит высших кондиций. В коем золы менее процента по весу. А ещё на склады Флота шесть миллионов пудов попадут бесплатно. Больше — посмотрим, я пока сказать не могу, но даже если потом за деньги, то всяко Флот не более гривенника за пуд платить будет. Только я уж особо попрошу проследить, чтобы его не разворовали…

Алексеев на несколько секунд задумался, что-то подсчитывая в уме.

— То есть вы просто дарите Флоту миллион? — наконец адмирал закончил свои подсчёты. — Похвально, но я не совсем понимаю ваши резоны…

— Евгений Иванович, в Корее мы начинаем большое дело. Очень большое, полезное и для Империи, и для наших собственных карманов. Но чтобы это дело у нас не отобрали японцы, они — японцы эти — должны твердо знать, что Флот при необходимости сможет интересы Империи защитить. И то, что одновременно будут защищаться и наши интересы, делает всех нас очень склонными к тому, чтобы Флот на самом деле был силён. Что же до миллиона — то вы подсчитали неверно, мне пуд угля — вместе с доставкой в Порт-Артур — хорошо если в четыре копейки станет. Четверть миллиона — это тоже деньги немалые, но если из бункеров Флота уголь не будет попадать купцам, то купцы эти весь уголь мне и оплатят, вдвойне. Ну а то, что я у Вас прошу, мне такую цену и обеспечит…

Окончательного ответа мне у него получить сразу не удалось, ну да время терпит. Хотелось надеяться, что к весне командующий Квантунской армией всё же примет положительное (для меня) решение, позволяющее хоть небольшую копеечку, да сэкономить. А если не примет — что же, придется обращаться к японцам.

По дороге в Европу, заскочив по пути в Ниигату, мы загрузили на судно тысячу двести тонн риса. Которые по моей просьбе (и с определенной выгодой для себя) купил там тот же владивостокский купец Бринер — с ним я снова "познакомился" во Владивостоке. Юлий Иванович — простой швейцарский немец в русском подданстве — владел несколькими компаниями: торговой, стивидорской, был владельцем нескольких доходных домов и магазинов. И, конечно же, имел деловые связи в соседних странах — вон, даже концессию успел сторговать у корейцев, фактически передающую север Кореи под полное управление концессионерам. Правда он очень удивлялся, почему мне потребовался именно японский рис, который дороже и во всяком случае не лучше китайского, но просьбу мою выполнил. Я переплатил за этот рис около двух тысяч рублей — но совсем не зря.

Ведь у японцев теперь будет на тысячу тонн риса меньше! А то, что теперь у нас была подробная лоция порта — так не зря же в экипаже "Эгалите" была дюжина матросов, в своё время отслуживших мичманами в военном флоте. Они на борту были и с иными целями, но случаем мы воспользовались.

Ничего интересного после Ниигаты не случилось. Даже по дороге не штормило. Или я уже привык к качке? Вряд ли, к такому, говорят, не привыкают. И пиратов в Сингапурском проливе встретить не удалось, что, впрочем, меня не очень расстроило.

Тридцатого июля "Эгалите" добралась до Ростова и первого я, наконец, плюхнулся в кроватку в своей собственной квартире. А шестью часами раньше страну чуть было не постигла тяжелая утрата.

Поезд из Ростова пришел в три часа, сильно опоздав. Конечно, машина меня ждала, но домой я приехал ближе к четырем и изрядно проголодавшийся. Поэтому я решил сначала слегка перекусить: Камиллы дома не было, и ждать, когда она вернется, я уже не мог. Но когда я радостно впился зубами в приготовленный Дарьей пирог с белыми грибами в сметанном соусе, жена как раз вернулась (водитель специально заехал к ней в лабораторию и привез). И первое, что я от нее услышал, заставило меня этим пирогом подавиться:

— Саша, мы в Америку завтра отплываем? Да, здравствуй, я очень по тебе соскучилась…

Генри Роджерс с преувеличенным интересом поглядел на вошедшего к нему в кабинет мужчину и спросил:

— Ну что, Билл, вы выяснили, зачем русские привезли в Филадельфию керосин?

— Выяснили, мистер Роджерс. То есть не совсем… Они привезли не керосин, а бензин.

— Восемьсот тысяч галлонов бензина? Куда они его собираются девать?

— Они уже дели. Развезли по своим новым магазинам. Открыли три дюжины магазинов специально для продажи бензина, и в каждый завезли по паре тысяч галлонов.

— Интересно…

— Интереснее другое: мы выяснили, что хотя цену на свой бензин они уже установили очень высокую, по дайму за галлон, им очень не нравится вся эта затея. Мой агент разговаривал с директором филадельфийского офиса русской компании — инкогнито, конечно — и русский очень ругал нас — то есть компанию.

— Не понял связь…

— Он говорил, что они вынуждены возить этот чертов бензин — извините, это цитата — потому что мы, как идиоты — извините, это опять цитата — бензин сжигаем. И высказал надежду, что мы когда-нибудь сообразим, что продавать его выгоднее чем сжигать, и тогда они займутся уже своим делом.

— Очень интересно… Особенно интересно узнать, сколько бензина, по их мнению, мы сжигаем напрасно.

— Мы это тоже попытались узнать. Но, похоже, они и сами точно не знают: этот русский сказал, что до конца года дневная продажа может быть от двух тысяч галлонов…

— Неинтересно.

— … до пятидесяти тысяч. А сколько точно — они и сами узнают лишь ближе к октябрю, а то и в ноябре. И еще сказал, что в следующем году спрос вырастет раз в двадцать, а потом ежегодно будет увеличиваться втрое.

— Вы, я гляжу, задание выполнили даже лучше, чем я ожидал. Это все?

— Не совсем, сэр. Русский говорил, что в их интересах было бы снизить цену на бензин до цены керосина. Я не совсем понял, и агент не понял, но слова записал вроде точно: "спрос будет очень эластичный".

— Хорошо, иди.

Генри Роджерс проводил начальника департамента расследований взглядом и пробормотал как бы про себя:

— Две с половиной тысячи прибыли в день… немного, но уже интересно. Ладно, озабочу инженеров, но думать об этом можно будет после Рождества. И если прогноз этого русского верен…

Тысяча тонн риса — это дофига. В пудах — так уже шестьдесят пять тысяч. А если, скажем, в гранах считать или в золотниках — то, извините за тавтологию, и не сосчитать. Потому что лень и смысла не имеет. И, понятно, спасти народ от голода таким количеством риса не получится.

Впрочем, специально "спасать народ" я и не собирался. "В прошлый раз" мне такое "спасение" конечно прибавило яркости у нимба, но по существу оказалось просто выбрасыванием денег. И вовсе не потому, что даже по подсчетам Сергея Игнатьевича из миллиона "спасённых" половина померла в следующую зиму…

В этом году за рубеж продали (точнее, еще только продадут) четыреста двадцать миллионов пудов зерна. Причем продадут всего по семьдесят две копейки за пуд. А для того, чтобы гарантированно народ от голодной смерти уберечь, требовалось двум с половиной миллионам крестьянских душ "добавить" по шесть пудов этого самого зерна. То есть "цена вопроса" — пятнадцать миллионов пудов или десять миллионов рублей. Три с половиной процента экспорта…

И тут возникало две "неразрешимых" проблемы. Первая — цена: импортировать зерно тоже было возможно, но при импорте цены начинались от рубля с четвертью. Русское зерно в Европе заслуженно считалось мусорным, покупалось главным образом на корм скоту: крестьяне (да и крупные землевладельцы) хлеб не очищали, не сортировали — и в нашем порту он стоил на гривенник меньше, скажем, аргентинского или американского самых дешевых классов — меньше, чем в аргентинском или американском порту. Плюс перевозка…