– Ах, что за прекрасный праздник! Я уговорю папеньку непременно тоже устроить бал!

– Вы полагаете, он согласится?

– Да.

– Михаил Юрьевич, а вы любите балы?..

Мне душно. Скорей отсюда. Скорей!..

Нет! Стоять! Терпеть! Ждать! Наблюдать!..

По счастью, Петров наконец-то велит ехать в форт. И приказ этот для меня как глоток свежего воздуха. Прочь из фальшивого глянца и сановного налета. Не по мне он. Не по мне.

Лучше уж в путь.

– …Как-то с моими родителями в Севастополе приключился случай занятный. Спускаясь по сходне на берег, матушка Екатерина Тимофеевна уронила в воду недавно подаренные ей батюшкой прекрасные, английской работы золотые часы. Матушка тут же остановилась и вскрикнула, а батюшка только и бросил что: «Утонули… ничего не поделаешь!» На том истории и конец, кабы не находчивость нашего брата черноморского моряка. Когда на берегу отцу рапортовали начальники частей, а поодаль стояла далеко не веселая матушка, к ней подошел знакомый портовый офицер, большой ее поклонник, и спросил, чем она опечалена. Узнав причину огорчения, он тут же сказал: «Очень сочувствую вашему горю и постараюсь всемерно помочь».

В тот же день перед отъездом родителей домой он исполнил обещание. Часы были возвращены матушке. Их достали водолазы…

Я и Лень слушаем рассказ юного Миши Лазарева, сидя в дилижансе. Следом за нами едет еще один. В нем Герасимов, отец Макарий (их тоже командировали из форта) и Митька Фадеев. И ехать нам предстоит из Петербурга далеко-далеко. Жаль только не по железной дороге – совсем их ныне мало построили. Есть Царскосельская и Варшаво-Венская. Не так давно по Николаевской из Питера в Москву начали поезда ездить. Могли хоть бы по ней до Первопрестольной нас довезти, а там…

Но едем почему-то в дилижансе.

Безобразие. Всенепременно подниму вопрос о ж/д транспорте во время очередной дискуссии с Петровым. Нынешней России нужна разветвленная железнодорожная сеть. Правда, понимание этой истины придет лишь после Крымской. Прежде были протесты и министерское нытье с доводами. Зимой дороги будет заметать на несколько месяцев, на дрова для паровозов переведут весь лес, перегруженные вагоны начнут быстро ломать рельсы, дорога «испортит нравственность», и… вообще… «непобедимость России в ее бездорожье».

Вот вас бы самих по этому бездорожью прокатить, господа министры.

Может и получиться прокатить в будущем. Ну а мы пока что еще едем по Питеру, прощаемся со столицей…

Впереди окраина города. Длинные заборы, занесенные снегом огородцы, лачуги, постоялые дворы, лавки. Вскоре покажется низенький домик с желтыми стенами. По обоим концам черно-белого шлагбаума полосатые, словно зебра, будки. Дилижанс остановится, дверца его откроется, из морозных клубов покажется усатое лицо дежурного офицера. Сейчас начнется возня с бумагами, подпись подорожной, а после раздастся команда «Подвысь!», и, подчинившись инвалидному солдату, шлагбаум со скрипом пойдет вверх. Дилижанс дернется и покинет столицу Российской империи. И едем мы туда, куда нужно ехать. Путь наш лежит в славный город-герой Севастополь – место, где в самое ближайшее время будет решаться судьба не только России, но и этого мира.

«– Знаешь ли ты, что история города Севастополя берет свое начало с князя Потемкина-Таврического, который однажды послал вице-адмирала Клокачева подыскать на Крымском побережье удобную стоянку для быстро разрастающегося Черноморского флота?

– Не знаю.

– Вот и плохо, что не знаешь. А меж тем в ходе поисков Клокачев наткнулся на так называемую Ахтиарскую бухту. Именно сюда когда-то заходили древние греки, а позже при татарах ее забросили. Именно сюда пришли первые русские поселенцы в количестве двух тысяч шестьсот душ. Пришли и начали строиться. Матросские руки из ноздреватого инкерманского камня стали возводить казенные дома, пристани, устраивать дороги, водопровод, адмиралтейский штаб, парадный причал. Следом за моряками потянулись лавочники, трактирщики, стряпухи и другие обыватели.

Шли годы. Севастополь ширился. Появились хутора, виноградники, зашумел общественный сад в Ушаковской балке, ожили Артиллерийская и Корабельная слободки. А известно ли тебе, как возникла знаменитая Графская пристань?..»

Известно, дядь Дима. Очень даже известно. Теперь я о Севастополе более чем хорошо знаю, поскольку прожил в нем полтора года, а прямо сейчас с началом здешней жаркой осени стою на склоне холма, именуемого Лысой горой, и смотрю на город. В прежние, еще мирные времена я бы неспешно побродил по севастопольским улицам. Прогулялся бы по Приморскому бульвару, где чисто, как на палубе. Завернул затем на Екатерининскую, где самые дорогие кофейни и лучшие лавки, где «Колониальный магазин» с разными антикварными побрякушками, где не так давно появилась европейская новинка дагерротип[252] – чудо техники и прямая конкуренция портретистам. Фотография только-только начинает свое развитие, поэтому даже дико древний, практически доисторический для меня способ фотографирования нынешним аборигенам кажется удивительной диковинкой. Им более привычны живые картины, например… Рыбацкой пристани. Там всегда кипела работа. Там разгружают улов или перекидывают арбузы из телеги-маджары в шаланду, чтобы увезти из Севастополя морем в Евпаторию и Ялту. Но теперь, когда война вот-вот вступит на земли Крыма, все эти лики прошлого померкли, сделались чем-то безмерно далеким. А вот неприятельский флот очень даже близок. И я отчетливо помню, сколько именно вражеских вымпелов сюда идет.

Если говорить о составе ордера союзников во время перехода от острова Змеиный к Евпатории, то он таков:

Французы:

Линейных кораблей пятнадцать (из них четыре – винтовые), пять парусных фрегатов, тридцать пять военных пароходов, восемьдесят парусных транспортников и еще сорок судов, предназначенных для перевозки провианта.

Англичане:

Сто пятьдесят больших коммерческих судов – среди них много паровых, оснащенных двумя парусами.

Турки:

Всего девять парусных линкоров.

Есть и строгое построение. Французы выстроились двумя эскадрами. Первая: «Виль де Пари», «Шарлемань» (винтовой) и «Юпитер». Далее идут «Сюфрен», «Иена», «Маренго», «Фридланд». Вторая: «Монтебелло», «Жан Барт» (винтовой), «Анри IV». Флагманский корабль – винтовой «Наполеон». Все это ядро орешка, а вот и скорлупа. Она английская. За бритыми целиком и полностью охранение. Идут они в походном ордере, но могут перестроиться и в боевой. Винтовые линкоры буксируют парусные, но в случае чего способны покинуть колонну и образовать отдельный отряд. По внешним границам параходо-фрегаты и винтовые корветы плюс для усиления много вооруженных пароходов…

– Михаил Юрьевич, – раздался позади голос Миши Лазарева, – вас к себе Павел Степанович зовет. Нужно провести совещание.

– Сейчас иду…

Короткая беседа получилась, но много говорить я не стану. Хотя это правило на господина Петрова не распространяется. Уж с ним-то я как раз поговорил бы долго, продолжая тему, начатую еще в январе пятьдесят третьего. Надави я тогда посильнее, недомолвок и непонимания между нами возникло бы гораздо меньше. И еще ясности прибавилось бы в разы.

«– Вы и остальные немедленно отправляетесь в Севастополь. По прибытии вскроете пакет и ознакомитесь с инструкцией.

– А нельзя ли без всего этого официоза, бумажной волокиты и попроще?

– Нельзя, Михаил Иванович. Никак нельзя. Времени у нас остается катастрофически мало. Есть веские опасения, что Англия и Франция могут вступиться за Турцию значительно раньше обычного срока.

– Насколько раньше?

– Возможно, уже в нынешнем году…»

На этой сухой дежурной ноте наш разговор с Петровым завершился. Но лично у меня до того момента и далеко ни единожды назревал мучительный риторический вопрос: раз уж на дипломатическом уровне невозможно заменить Меншикова на кого-либо более тактичного и война неизбежна, то тогда почему бы не попытаться выиграть ее на раннем этапе? Например, помочь нашим войскам на Дунае и Кавказе? Пусть действуют там более решительно и разгромят Турцию, прежде чем союзники хватятся.