Ноги мчатся к бабушкиной комнате. Там дверь нараспашку, у входа со вспоротым горлом лежит старый камердинер. Рывок в сторону. Вовремя. Пуля отрывает щепку от дверного косяка. Гады! Из палисандра же все сделано. Убытки хозяйке возместите сами, а пока вот вам в ответ тоже пуля. Высовываюсь, стреляю и тут же снова прижимаюсь к стене. Судя по крику боли и очередной порции ругани, я попал. Врагов двое, за комодом спрятались (тот как раз смотрит на выход). Снова стреляют и, судя по частоте выстрелов, тоже из револьвера. Я жду. В запасе всего пара патронов. Ошибаться нельзя.

В это время с первого этажа слышится топот множества ног. Все ближе и ближе. Плохо это или хорошо? Не знаю, и потому врываюсь в комнату, с ходу и удачно всаживая пулю в руку какого-то длинноволосого хлыща. Вот и все. Второй враг – толстячок, зажимает пальцами отстреленное мною ухо.

– Оружие на землю! Быстро!

Хиляк по-любому стрелять уже не сможет. Правая рука у него пробита, револьвер валяется на полу. Но вот толстяк решил еще покуражиться. Напрасно. Действую сообразно ситуации и в рамках допустимого предела самообороны. В данном случае тратя последний выстрел на пробивание черепушки, склонной к необдуманным поступкам. Бах! Перестрелка закончена.

– Повезло тебе, козел! – прошипел хиляк, чем вызвал у меня непреодолимое желание сломать ему нос, кабы не возникший в дверном проеме Петров с жандармами.

– Успели! – с ходу выпалил он. На этой ноте завершилась обычная, тщательно спланированная операция спецслужб, по итогам которой я еще раз был готов прикончить хиляка, но уже по совсем другим причинам.

«…На месте происшествия (в комнате г-жи Ростовой) мною были обнаружены трое убиенных:

1. Сама госпожа Ростова (1772 г. р.). Задушена посредством удавки;

2. Племянница г-жи Ростовой г-жа Севостьянова Т. А. (1832 г. р.). Зарезана посредством кинжала;

3. Неизвестный г-н (росту среднего, волосы рябые, правого уха нет). Застрелен посредством пистолета многозарядного иностранного производства.

Кроме вышеназванных жертв имеется убиенный пес породы болонка и умерший естественной смертью попугай…»

Наверное, примерно такой рапорт будет написан и приложен к очередному делу, находящемуся в юрисдикции Третьего Отделения, а мне только и остается, что осматривать место преступления. Для начала я с горечью взглянул на уже обезображенное гибелью лицо Томы. Девушка лежала у окна в луже крови, в левом боку у нее торчал кинжал. Пыталась помешать злодеям, когда те начали душить Варвару Дмитриевну, предварительно убив Жужжу, тоже вставшую на защиту хозяйки, а тут и я подоспел. Откуда вообще эти двое взялись в доме? Если открыть все тайны и выслушать объяснения Петрова, то история следующая.

С начала нынешнего года в Петербурге действовала строго законспирированная революционная организация «Союз Восстановления», в которую входили и Шумский, и Вотковский, и Печенсов, и… Варвара Дмитриевна. Оказывается, старушка еще в пору юности вместе с родителями (отец служил русским дипломатом во Франции) оказалась в самом начале и эпицентре Французской революции. А там стихия закружила, завертела, «путь истинный» выбрать помогла. И шла по этому пути революционерка через года и эпохи до глубокой старости, собирая возле себя соратников по борьбе с классом угнетателей и небезуспешно пытаясь привлечь к общему делу внучку. В событиях на Сенатской Варвара Дмитриевна тоже принимала косвенное участие, но вышла сухой из воды (деньги, связи, прежние любовники), основав много лет спустя «Союз». Вот только, может, в силу возраста, а может, по иным причинам, совершила роковую для себя ошибку, связавшись с представителями вражеской, в данном случае британской, разведки. Застреленный мною толстяк и уцелевший хиляк оттуда. Они же в Кронштадте взрыв устроили. Они же в Инженерном замке шпионили. Они же прокламации напечатали. Они же стали теми хищными рыбинами, поймать которых Третье Отделение планировало с использованием смачного червя по имени Михаил Иванович Крынников. В общем, все как обычно. На живца ловят.

Я сначала махнул рукой (не привыкать), но тут Петров открыл новые факты. Убитый мною толстяк оказался Алексеем Бакуниным. Хиляк – его брат Кирилл. Нашлись вирусы-квартирусы.

– Я вас оставлю пока с ним. Можете побеседовать, – сказал Петров, когда полиция начала паковать всех задержанных, убирать трупы, опрашивать оставшихся в живых свидетелей, а я расположился в одной из свободных комнат, где на стуле сидел крепко связанный и наскоро по-медицински перевязанный Кирилл Бакунин. Сидит, смотрит на меня волком. Не люблю такой взгляд. Так и просит его владелец кулака в лобешник.

– А вот набью тебе сейчас морду, сучонок, чтобы не зыркал.

– Бей. Меня все равно вытащат.

– Может, и вытащат. Только тут тебе не кайзеровская Германия, господин подпоручик. Берсерков бальзамных нет, и апгрейда солдатам вражеской державы не сделать.

– Сделаю. Знания Нафферта у меня остались.

– Уж не с ними ли ты к англичашкам прибежал? И совесть не мучает против Родины снова воевать, а?.. Ах да, я и забыл совсем. Ты же у нас революционер и царя не любишь.

– Царь, революция, англичане… – Бакунин криво усмехнулся. – Мы с Лехой на себя работаем. Вот тебя отсюда выкинем, еще один шарик-реальность лопнем и…

– Домой?

– Дом? Смешно. Кто мы там? Два бедных студента с нищенской стипендией и неопределенным будущим. А профессор нам такую свободу дал, что тебе и не снилось. Но вот ты ее не оценил. Глупо вы поступили, гражданин Крынников, когда к Петрову переметнулись. Он ведь лгун.

– Ну, уж это мой выбор. Ты мне другое скажи. Я, понятно, враг и все такое, но зачем же Тамару убивать?

– О! Тебе эта баба понравилась, что ли?

– Понравилась.

– Нам тоже. Неплохо с ней по разу перепихнулись, когда свободная минутка выдалась…

Хрясь! Я не выдержал и съездил сопляку по морде. Тот только сплюнул кровь, рассмеялся, а после… прикончил себя. Просто высунул до предела изо рта язык и стиснул его зубами, прежде чем я что-либо успел сделать. По словам врача, ампула с ядом была прикреплена к языку снизу…

Ни Петров, ни жандармы останавливать меня не стали, когда я, наскоро одевшись, вышел из особняка наружу. Делать больше ничего не хотелось. Внутри – пустота. Я окинул взором уже покрытую вечерним сумраком улицу. То там, то тут начали зажигаться фонари, а я просто тихо пошел, куда глаза глядят, не сразу заметив ехавшие за мной следом знакомые сани.

– Куда едем, ваше высокоблагородие?

– Домой…

Что значит «домой», Трифон спрашивать не стал. Лишь хлестнул поводьями и помчал меня в Коломну…

– Еще ездить будем по городу, али как?

– Подожди тут пока. Подумаю…

По ступеням я поднимался медленно. Медленно подошел к двери квартиры. Медленно позвонил пару раз. В ответ – тишина. Захара почему-то нет, хотя и обещался ждать возвращения хозяйки с господином Лермонтовым. Господин Лермонтов пришел, а вот госпожа…

Ключа у меня нет… Он у Томы… Теперь Томы тоже нет…

Странная штука – любовь. Вроде бы случилась она в твоей жизни, переболел ты ей, как простудой, обзавелся необходимым и горьким опытом – иммунитетом, а она, как оказалось, очень даже может вернуться, неожиданно напомнить о себе, коварно ткнуть в сердце иголкой. Годы семейной жизни, развод, попадания и испытания в других временах и эпохах, желание вернуться в родную реальность – все это разом может потускнеть, уйти на второй план, когда женщина, с которой ты совсем недавно тешил свой плотский голод и абсолютно не планировал какого бы то ни было дальнейшего продолжения отношений, теперь мертва.

Странная штука – любовь. Но от этой хандры есть известное проверенное средство…

Входная дверь чуть не слетела с петель, когда я распахнул ее пинком, а после рванул бегом по улице, постоянно увеличивая скорость и пугая редких прохожих. Не знаю, сколько метров или километров я так пробежал, но отпустило. Остановился, прислонился к фонарю, отдышался, пришел в норму. Прощаться нужно легко.