Разведка? Дальняя? А вот фиг вам, господа кавалергарды, а не разведка. Сверху авиация уже работает и сведения надежные приносит, вы же в глубь вражеских позиций соваться не решаетесь.

Что остается кавалеристам? Учиться, учиться и еще раз учиться… Не лезть ошалело вперед целым полком, пытаясь сшибиться с коллегами из вражьего стана в очередной «мясорубке», а работать по флангам и тылам противника, с пехотой правильно взаимодействовать, в ближнем бою преуспевать, добивать деморализованного и бегущего врага…

Э-э-э-х. Что тут говорить, когда из всего высшего командного состава кавалерийский был и остается самым консервативным – не хотят генералы учиться новому, и все тут. Готовились по старинке воевать.

У Унгерна с его тактикой дело обстоит иначе. Жаль только, что теперь вся эта метода «горной войны» катится в тартарары вместе с отступающими колоннами. Но барон и тут себе не изменяет. Дорассказав «монгольскую сказку» и не дожидаясь ближайшего привала, вздумал ночную разведку провести. И меня тоже тащит, предварительно решив устроить небольшое совещание. Не знаю почему, но к моему мнению, несмотря на разницу в чинах, барон прислушивается. Может, чувствует, что в теле юного Мишки Власова скрывается старший по возрасту человек? Кто знает.

Но даже если это и так, то от своей придумки барон не откажется. Убеждает.

– А если найдем что-нибудь?

– Ничего мы не найдем, Роман Федорович, кроме неприятностей, а вот от своих очень даже оторвемся.

– Так это даже лучше. Раз враг наступает, то мы его пропустим, а затем по тылам бить будем. В этом, кстати, и состоит наша первоочередная задача…

Я тоже не сдаюсь, переубеждаю и выигрываю. Разведка отменяется. Двигаемся дальше, как и вся армия, спешно покидающая Карпаты. Казаки недовольно ворчат, но затем затихают – раз атаман решил, значит, так тому и быть.

Кто такие казаки? В «прежней» еще жизни я не раз видел их по телевизору. В форме все, с шашками, песни поют, джигитовку и рубку лозы показывают. А в реальности? Известно, что казачьи полки уникальный вид иррегулярных войск, исторически сложившийся у нас в России. У них и организация, и условия особые, свои. Служат все без исключения, пока здоровье позволяет. И к воинскому укладу приобщаются рано – обучать молодых казачат начинали с двенадцатилетнего возраста и продолжали вплоть до ухода их на службу в армию. А уж когда попадают казаки в повинность[138], то начинается совсем уже веселая жизнь. Обмундирование, опять же, с прочей амуницией только на собственные кровные приобретай. Там одно седло только семьдесят пять рублей стоит, а нужно еще лошадь к нему покупать, так что туго приходится молодому казаку, когда полностью самого себя экипировать надо. Зарабатывай где хочешь, а к сроку чтобы все у тебя было.

Обо всех этих тонкостях я узнал от двух казаков, ставших своего рода визитной карточкой самого отряда. Первый – могучий, крепкий, словно дуб, сорокалетний вахмистр Матвей Анциферов. Силы медвежьей. Вот с кем Гойде потягаться бы. Однако мужик рассудительный, миролюбивый и бережливый, а в прежние довоенные времена зажиточный. Было у него в хозяйстве две пары быков, три лошади, пять коров, хлеба своего на столе всегда хватало. Зато по части суеверий очень уж доверчив. Сам рассказал, что к шнурку у нательного креста пришита у него ладанка с наговором «от меткой пули да от вострой сабли».

А еще любит Матвей всевозможные уставные вещи.

– А что такое, по-твоему, дисциплина? – спросил я его однажды.

– Дисциплина есть душа армии, как не может жить человек без души, так и армия без дисциплины. Казак должон защищать царский трон и край родной, поражать врагов внешних, истреблять внутренних.

– Ну, с внешним врагом понятно, а кто таков враг внутренний?

– Внутренний?.. Так это, значит, жиды, бунтовщики и всякие там прочие студенты, которые супротив царя идут, народ мутят и забастовки устраивают.

Вот такие у Анциферова консервативные политические взгляды.

Полная его противоположность – молодой сотенный трубач Федор Суетин. Среднего роста, темно-русый, с небольшими усиками и зелеными шельмоватыми глазами. Он был, что называется, мастер на все руки, то есть отчаянный пьяница, азартный игрок и первейший в отряде хулиган и плут. Ему ничего не стоило сбегать ночью на привале в ближайший населенный пункт, самым бесцеремонным мародерским способом достать там спиртного и съестного, а после устроить попойку где-нибудь подальше от начальничьих глаз. Если же слух о такой пирушке доходил до Унгерна, то всю вину брал на себя Суетин. За эти поступки любили казаки Федора и при случае не давали его в обиду.

Про картишки Суетин тоже не забывал, но особенно ловко у него выходило играть в бабки. Едва выдавалась в походе свободная минута, как сразу же начиналось:

– Го-о-оль!

– Четыре!

– Голь! Дунька!

– Четыре-е-е!

– Го-о-оль!

– Наша берет!

– Молодец, Федька!

– Забил, черт широкоштанный!

– Да уж мы вас сегодня обдерем как миленьких! Обдирала ваша бабушка нашего дедушку!..

Разумеется, из-за ядовитого Федькиного языка случались и драки. Как и сейчас, когда на долгожданном привале у ближайшего костра заметались человеческие силуэты:

– Давай биться через черту!

– Брось, Силантий, не дури, все равно побью!

– Ага, сперло! Дрейфит ваша фамилия! Сослабило!

– Чт-о-о! Наша дрейфит?! Ну, тогда становись, я т-тебе покажу, как она дрейфит! А ну, братцы, дайте кругу!..

Круг очень быстро перешел в шар. А точнее, ком. Клокочущий, ревущий, шумный. И это еще хорошо, что у казаков с давних времен существует неписаный закон – не употреблять во время драки ножей и какого бы то ни было оружия, а биться на кулаках.

На помощь другу и в целях наведения порядка в дело вступил Анциферов, эдаким ледоколом «Арктика» врубившись в людскую свалку и расшвыривая дерущихся, как котят. Через минуту бой завершился…

Снова тишина, прерванная тихим пением:

– А коли будете и дальше так петь, то и к вам прилетит вражеский снаряд, – раздалось недовольное ворчание из стана сидящих неподалеку артиллеристов.

– И пущай, – ответили казаки, – у нас тоже орудие есть.

– Орудие? Как же, видали, видали. Вы хоть стрелять из него могете?

– Могем…

Завязался длительный спор. К нашему отряду и в самом деле была приписана 3-дюймовая горная скорострельная пушка образца 1909 года – это ее официальное название. Но по распоряжению Унгерна от этой артпомощи отряд благоразумно отказался, сдав ее в дивизион на временное хранение. Таскать такую тяжелую дуру по горным дорогам себе накладно. А вот чему внимание подъесаул уделял, так это гранатам. Всех казаков своих снабдил РГ-14 и научил, как их использовать. Есть еще в отряде ящик трофейных германских шарообразных «лимонок». Долго не мог понять, что это такое, пока в голове не всплыли нужные сведения из фотоархивов «Штыка». Сомнений нет – передо мной были «Ручные гранаты Kugelhandgranate 13». Приняты Германией на вооружение еще накануне войны и рассматривались не как элемент вооружения пехоты, а как средство для крепостных сражений. Из-за этого назначения малопригодны как пехотное оружие. Носить этот «шарик» в руке неудобно, поэтому гранатометчики использовали специальное устройство для носки – эдакое кольцо с цепочкой и застежкой наверху. Кроме того, с запалом не все в порядке. Терка тугая, и при горении замедлителя выбрасывается факел пламени, часто обжигая пальцы метателя. Я даже помню штыковский скрин уже нашей, отечественной инструкции на этот счет: «Употребление гранаты требуетъ особой предосторожности для устраненiя при выдергиванiи терки ожога пальцевъ правой руки. Бросать ихъ надо немедля вслѣдъ за выдергиванiемъ терки. Широкiй разлетъ осколковъ во всѣ стороны позволяет бросать только изъ-за закрытiя или заставляет ложиться вслѣдъ за бросанiемъ».