Чем дальше двигалась радостная толпа сербов, тем больше издевательств претерпевало тело несчастного австрийца. Его кололи штыками, били прикладами, рубили саблями, а один молодец продемонстрировал свою меткость стрельбы из револьвера, отстрелив у трупа поочередно уши.
Когда прибыл сам Слащев, от австрийского фельдмаршала остался окровавленный кусок мяса, обряженный в яркие лоскуты парадного мундира. Больших трудов генералу стоило уговорить сербов оставить тело погибшего и приготовиться к отражению атаки идущего на выручку своему командиру хорватского полка.
Услышав о надвигающейся опасности, сербы поспешно заняли круговую оборону, зная, что хорваты хорошо дерутся, и пока ожидалось приближение врага, Слащев приказал спешно отправить тело в тыл, подальше от дальнейших надругательств.
Лишенные общего руководства австрийские части Македонской армии стали спешно отступать вглубь Сербии, больше напоминая толпу вооруженных бандитов и дезертиров, чем регулярные войска императора Карла Австрийского. Всего под Ускюбом в плен было взято свыше 80 тысяч человек, а около 20 тысяч дезертировало.
Едва только весть о разгроме Македонской армии стала известна командиру Албанской армии со всеми ужасающими подробностями, он, решив не дожидаться наступления со стороны д’Эспере, начал стремительный отвод войск, сначала к Дурресу, а затем и вовсе очистил Албанию, отведя войска к черногорийской Цетинье. Генерал очень опасался обвинения в трусости, но вместо этого получил благодарность самого императора за мудрое сохранение австрийской армии.
События на Балканах между тем стремительно развивались, подобно снежному кому. Будучи полностью отрезанным от войск Центральных держав, царь Фердинанд оказался один на один против энергично наступающего Слащева при полном развале собственной армии.
Получив от Слащева в качестве поддержки русскую бригаду, Дмитриев безостановочно продвигался на Софию, по пути принимая к себе болгарские части, с радостью переходившие на его сторону. Отдавая генералу русскую бригаду, Яков Александрович тем самым подводил черту под стратегической дилеммой, мучившей его в последнее время.
Ему было очень заманчиво продолжить свое наступление на север и со временем перенести боевые действия в саму Австрию, используя явную слабость ее войск. Перспектива была очень заманчива, и будь у генерала побольше солдат, он бы обязательно рискнул попытать свое военное счастье, но, при всей своей любви к риску, Слащев всегда четко и грамотно разделял допустимый риск от откровенной авантюры. Поэтому командующий Балканским фронтом решил удовольствоваться синицей в руках и полностью сосредоточился на выведении из войны Болгарии.
Приказав д’Эспере вести наступление силами всех французских дивизий на Албанию и Черногорию с целью выхода к Дурресу и Цетинье, сам Слащев перебросил в помощь наступающему Дмитриеву еще одну сербскую дивизию, не ослабляя при этом свое давление оставшимися силами на Приштину, куда в спешке продолжали отходить остатки армии погибшего Кевессгаза.
Приближение Дмитриева к болгарской столице можно было с полным правом сравнить с триумфальным возвращением Наполеона с Эльбы. Войска не оказывали ему никакого сопротивления, выказывая только бурную радость по поводу возвращения опального генерала, демонстративно перешедшего в 14-м году на русскую службу в знак несогласия с решением царя о поддержке Центральных держав.
Фердинанд лихорадочно метался по Софии в поиске выхода из столь сложного положения, то взывая о помощи к своим союзникам, то начиная заигрывать с местной буржуазией, надеясь обрести хоть какого-то союзника в их лице. Все эти метания продлились около двух суток и не принесли никакого результата, Центральные державы сами переживали не лучшие свои дни и никак не могли помочь своему союзнику, а все внутренние деятели поспешили занять выжидательную позицию, с нетерпением дожидаясь прихода Дмитриева. Оставшись абсолютно один, 24 сентября Фердинанд специальным манифестом известил весь мир о своем отречении от престола в пользу своего сына и выходе Болгарии из войны.
Возможно, что в других условиях этого бы вполне хватило для начала мирных переговоров с союзниками, но при наличии такой фигуры, как Дмитриев, за чьей спиной недвусмысленно маячила Россия, подобного исхода не могло быть в принципе.
Едва только стало известно об отречении Фердинанда в пользу сына, как Дмитриев громко заявил, что не допустит передачи власти в славянской стране чуждому по духу и крови человеку, и отказался признать Бориса на болгарском престоле. Армия вновь рукоплескала своему национальному герою, и самые дальновидные политики Софии моментально сориентировались в этой ситуации.
Специальным манифестом от 26 сентября Болгария была провозглашена республикой, и ее верховным правителем на время переходного периода был назван генерал-фельдмаршал болгарской армии господин Радко-Дмитриев.
Его торжественный въезд в Софию состоялся 28 сентября при массовом стечении рукоплескавшего народа. Новоиспеченный Верховный правитель страны приказал всем болгарским солдатам немедленно вернуться на родину, которая с этого дня становилась союзницей Антанты и была готова вместе с ней бороться против общих врагов.
Демонстрируя наглядное подтверждение этих слов, фельдмаршал всячески способствовал быстрой переброске русско-сербских войск к румынской границе для совместного наступления на немецкие части, оккупировавшие Румынию.
Это было сделано очень вовремя, поскольку уже два дня как основные силы Румынского фронта под командованием генерала Щербачева перешли в наступление, активно тесня силы противника. В этой обстановке германский фельдмаршал Макензен посчитал за лучшее срочно очистить румынскую территорию, спешно отойдя в Трансильванию, где и занял прочную оборону.
Первой 12 октября в Бухарест все же вступила русская бригада генерала Слащева, правда, без своего героя, он продолжал преследование австрийцев, непрерывно тесня их к стенам Белграда.
Родина в лице Верховного правителя по достоинству оценила подвиг своего генерала. За прорыв фронта и выведение Болгарии из стана противника Слащев удостоился звания генерала от инфантерии и ордена Георгия II степени. Кроме этого, за освобождение Сербии и взятие Бухареста Корнилов удостоил его орденом Владимира I степени и почетного звания Слащев-Балканский.
Ответ Слащева был скромен и лаконичен: «Благодарю за столь высокую оценку моей деятельности. Принимая эти награды, я хочу сказать: все то, что сделано мною, сделано не ради воинской славы, почестей и наград. Во всех моих делах на первом месте стояло служение Родине и защита жизни ее народа».
Зачитав полученную с Балкан телеграмму верховному, Духонин сказал:
– Как во многом прав генерал Слащев, ставя на первое место своей деятельности защиту жизни нашего народа. Тут мне недавно, Лавр Георгиевич, сотрудники генерала Щукина принесли интересные документы, захваченные нашими войсками в штабе 6-го Саксонского корпуса под Белостоком. Господа тевтоны так спешно отступали, что позабыли их уничтожить.
Это директива кайзера Вильгельма, выданная германским войскам в апреле 1915 года перед наступлением под Свинцзянами. В ней прямо говорилось об уничтожении половины населения России в случае победы рейха. Вся Прибалтика, Белоруссия, Украина, Крым и южное Поволжье заселялись бы исключительно немцами или потомками от смешанных браков. Все коренное население подлежало депортации с «исконно немецких территорий» или разрешалось остаться только в качестве дешевой рабочей силы с проживанием в специально созданных местах.
Кроме этого, как мне стало известно из других источников, кайзер собирался в течение 10 лет полностью заменить неполноценный славянский народ на новых восточных землях путем его скрытого уничтожения. От методов, описанных в документах, кровь в жилах стынет. Страшно представить, что было бы с нашим народом и страной, одержи Вильгельм победу.
– Да, Николай Николаевич, ужасные вещи вы говорите. Если мне не изменяет память, подобных планов в отношении нашей страны не было ни у Наполеона, ни у королевы Виктории, ни даже у японского микадо. Все они хотели или подчинить нашу страну своему влиянию, либо что-то оторвать из приграничных земель, но вот на частичное уничтожение нашего народа еще никто не замахивался. Сохраните эти документы в целости и сохранности. Придет время, и мы обязательно будем судить господина Гогенцоллерна по всей строгости закона на международном суде.
