– Да, если будет успех, – повторил Слащев, – и не просто успех, а развал фронта. В этой ситуации наш основной противник – австрийский корпус Франка. Если мы свяжем его ударами с фронта и выйдем в тыл, то его можно будет исключить из дальнейшего расклада. Македонская армия фельдмаршала Кевессгази и албанская генерала Пфлянцер-Балтина не успеют прийти им на помощь, если болгарские части сдержат свое слово.

– Поддержат, обязательно поддержат! – горячо заверил Слащева Дмитриев. – Мои люди недавно вернулись с той стороны. Все готово.

Собеседник кивнул головой, а затем осторожно спросил:

– А что будет потом, когда падет Фердинанд? Скорее всего, подобно нашему царю Николаю, он отречется в пользу своего молодого сына Бориса. Ты готов поменять одного немца на другого, который вряд ли забудет свержение с престола своего отца?

По задумчивому лицу Дмитриева было видно, что подобные мысли давно терзали его голову, но он не решался их высказать.

– Поддержит ли меня генерал Корнилов, если я предложу свою персону в верховные правители Болгарии?

– Думаю, обязательно поддержит, друже генерал.

– Так ты выясни это поточнее.

– Не волнуйся, обязательно уточню, сегодня же отправлю шифровку.

Узнав все, что ему было необходимо, Дмитриев склонился над картой и задумчиво произнес, озирая поля будущих сражений:

– Значит, нам с тобой, Яков Александрович, будет нужна только победа, и ничего другого.

Так долго задумываемое и вынашиваемое наступление началось 30 августа. В течение 24 часов артиллерия союзников, которая имела некоторое численное превосходство, обрабатывала передовой край вражеской обороны по всему периметру фронта, где предстояло наступление.

Англо-греческие войска на следующее утро первыми атаковали позиции австрийцев под Монастырем, но к исходу дня смогли занять лишь первую оборонительную полосу глубиной около одного километра. Далее австрийцы Франка их не пустили, о чем командующий радостно доложил в Вену генералу Штрауссенбургу.

Совершенно по-другому проходило наступление в районе Ветреник – Скол. Русская бригада и сербы вначале вели вялую перестрелку, а затем после обеда внезапно атаковали вражеские позиции. Это было неожиданно для болгар и их германских советников, которые полностью были уверены, что все происходящее здесь носит чисто демонстративный характер.

Несмотря на яростный огонь из неподавленных пулеметных точек, атакующие пехотные цепи все же смогли достичь линии первых окопов и забросать противника гранатами и дымовыми шашками. После этого последовали решительный штурм позиций и быстрое продвижение вглубь вражеской территории.

К удивлению наступающих солдат, болгары оказывали вялое сопротивление, предпочитая либо отходить с позиций в тыл, либо сдаваться в плен. Преследуя отходящие силы противника, русские и сербы без особых помех заняли вторую линию оборонительных позиций и вышли в глубокий тыл.

Наступали по бокам франко-итальянские дивизии, продвижение было не столь сильным, но это было обусловлено не столько сопротивлением болгар, сколько плохой подготовкой атакующих частей, большую часть которых составляли негры, которые плохо понимали отдаваемые французскими офицерами команды.

Каково же было удивление Слащева и Дмитриева, когда рано утром 1 сентября к ним явились парламентеры двух болгарских полков, объявившие об их готовности сложить оружие перед первым героем Болгарии.

Обрадованный столь стремительным поворотом дела, Слащев приказал Дмитриеву принять командование полками, а сам силами двух сербских дивизий и русской бригады срочно ударил в тыл австрийцам, продолжающим отбивать лобовые атаки греков.

Появление русских войск было как нельзя кстати для атакующих в третий раз монастырские позиции войск генерала д’Эспере. Австрийцы не хотели покидать столь удобные для обороны позиции, прижимая атакующую пехоту противника плотным заградительным огнем из пулеметов.

Франк яростно отражал атаки с двух сторон, твердо веря в помощь со стороны болгарского резерва, но так ее и не получил. Узнав о русском прорыве, болгары либо убивали своих германских советников и сторонников царя Фердинанда и спешили перейти на сторону Дмитриева, либо спешно отходили вглубь Македонии к ставке фельдмаршала Кевессгаза.

Видя столь бедственное положение своих сил, австрийский генерал предпочел отступить, пока за его спиной не сомкнулись русские клещи, а кроме этого, Франка очень обеспокоил факт участившейся сдачи в плен солдат его корпуса, подобно ненадежным болгарам. При этом сдавались не только словенцы и боснийцы, но даже венгры, всегда находившиеся в привилегированном положении, подобно самим австрийцам.

К 3 сентября фронт окончательно рухнул, и войска Слащева, нанося веерообразные удары, устремились в наступление. В течение двенадцати дней шло упорное преследование противника, который стремительно отступал в центре, в результате чего образовался огромный треугольник по линии Струма – Куманово – Ускюб – Китчево – озеро Охрида.

Позабыв обо всем, Слащев гнал и гнал вперед свой ударный русско-сербский корпус, не забывая при этом об опасности на флангах. Д’Эспере постоянно напоминал ему о возможном ударе Албанской армии Пфланцер-Балтин. Слащев сознательно шел на риск, считая, что австрийский генерал не решится атаковать, напуганный столь широкомасштабным развалом фронта.

Как показали дальнейшие события, Слащев оказался полностью прав, Пфланцер-Балтин сначала промедлил с нанесением флангового контрудара, а затем, по мере разрастания событий, не рискнул на самостоятельные действия, дожидаясь приказа из Вены. Генералу было приказано оставаться на месте и нанести удар во фланг Слащеву одномоментно с наступлением Македонской армии Кевессгаза, который должен был ударить в лоб наступающему противнику.

По своему замыслу план Штрауссенбурга был очень даже неплох, учитывая остающееся численное превосходство войск Центральных государств над силами союзников. Но весь расчет его строился на пассивности Слащева, которой генерал после столь удачного прорыва нисколько не собирался предаваться. Наоборот, у Якова Александровича были далеко идущие планы, о наличии которых он не преминул известить господ союзников.

Пока Пфланцер терпеливо дожидался приказа из Вены, Слащев совершил молниеносный бросок и сам атаковал австрийские части, расположенные под Ускюбом. Узнав от встречных македонцев месторасположение главных сил противника и взяв их в проводники, он вместе с передовыми частями совершил ночной марш-бросок и утром 16 сентября напал на австрийцев.

Срочно перебрасываемые из тыла части армии Кевессгаза не имели между собой четкой связи и поэтому были вынуждены драться в отрыве друг от друга, надеясь только на свои силы. Македонские крестьяне точно указали солдатам Слащева нахождение главного штаба фельдмаршала, и потому атакующие били точно в цель.

Еще как следует не проснувшиеся австрийцы не смогли оказать нападавшим достойного сопротивления и трусливо бежали, бросив на произвол судьбы своего командира. Разгоряченные боем сербы моментально уничтожили роту охранения фельдмаршала и ворвались в дом, где он остановился. Австрийский фельдмаршал очень отличился своими строгостями по отношению к сербскому мирному населению при взятии Белграда, причисляя их к военным преступникам, и поэтому ему вряд ли стоило рассчитывать на милость со стороны атакующих.

Поэтому, когда в горнице еще шла отчаянная борьба между сербами и офицерами штаба фельдмаршала, сам Кевессгаза, в лучших традициях австрийской армии, пустил себе пулю в лоб, что, впрочем, не спасло его от мести со стороны сербов.

Едва им только стало ясно, что старый мучитель ускользнул от справедливого наказания, сербы выволокли на улицу еще теплое тело и, подняв его штыками высоко над своими головами, двинулись вдоль улицы. Кто-то из солдат заметил, что у покойного плохо застегнуты в спешке надетые штаны, и немедленно сдернул их с тела, чем вызвал громкий взрыв хохота и неприличных восклицаний.