— Читал уже много раз. Но я не имя твоё спрашиваю. Я спрашиваю, кто ты такой.

— Мальчик. Двенадцать годиков.

— Понятно. Думаешь, это смешно? Думаешь, я буду тебе подыгрывать? Давай скажу прямо. В исключительных случаях мы тут права человека и ребёнка не соблюдаем. Во благо общества и государства и не на такое приходится идти. Именно поэтому тут нет камер. Понимаешь?

Ни единого мускула не дрогнуло на лице ребенка, что пугает полковника ещё больше, чем его досье.

— Понимаю. Бить меня будете? Пытать? Иголки под дёсны или под ногти? Говорят, достаточно сообщить о том, что ждёт жертву, и она сразу же всё выложит.

Полковник бьёт ребёнка. Несильно, чтобы не калечить, но и чувствительно, чтобы вызвать хоть какую-нибудь эмоцию даже у взрослого человека.

Вот только это не срабатывает. Мальчик не разревелся, не разозлился, даже не хмыкнул. Он продолжает смотреть на Цыганкова так же, как и минуту назад. Будто они просто… играют в разговоры. Никогда ещё допросы ребёнка не доходили до такого. Да что уж, через полковника проходило много детей — и обычно хватало мягкого подхода. Прикинуться добрым дядей, угостить мороженым. Но с этим такое не прокатило. Долгих полгода они пытались по-хорошему, как с ребёнком. Одного из лучших психиатров после этого пришлось положить в психушку…

— Поня-а-атно. Такие методы тоже не сработают.

Полковник суёт в рот сигарету, но его рука с зажигалкой останавливается на полпути.

— Пора бы уже избавиться от курева в карманах, дядь.

— Твоя правда.

Цыганков выплёвывает сигарету на пол, возвращает пачку в карман. Он не показывает виду, что удивлён осведомлённостью мальчика. Полковник и правда бросил курить полгода назад, но почему-то не выбросил початую пачку. Наверное, не верил в себя и ждал, когда наступит время снова начать курить. Пока что на это его не подвигли даже ярые рецидивисты и серийные маньяки.

— Дядь, давайте начистоту. Что вы хотите от меня услышать? Что я инопланетянин?

— Это многое бы объяснило.

— О, надейтесь, чтобы это оказалось не так. Потому что вы заковали меня и только что ударили. Хотя я вам ничего плохого не сделал. Это вполне себе враждебный акт по отношению к представителю другой цивилизации. Может, прямо сейчас я отправляю сигналы материнскому кораблю с отчётом о том, что я думаю о человечестве, м-м-м? О том, что вы, люди, — полное разочарование. Мы хотели предложить вам межпланетное сотрудничество, но видим, как вы относитесь ко всему новому и чуждому. Очевидно, что мы не позволим вам развиваться дальше. Мирным внеземным цивилизациям вы не нужны.

Полковник еле сдерживается, чтобы не сглотнуть. Ударить сорванца не было спонтанным решением. Это обсуждали на совещаниях учёных и политиков. После всех мер, что предприняли, — физический контакт остался почти последним средством. Полковник не хотел этого делать. Но приказ есть приказ. Умные что-то сказали про когнитивизм, психовосприятие и прочий тантрический секс с головой. Политики согласились, но больше на нервах — они устали ждать результатов.

— Мы кое-что узнали о тебе, мальчик. Твоё настоящее имя. Римус Киба.

Это было лишь предположение. Просто на уровне слухов от одного осведомителя с Ближнего Востока.

— Допустим.

На лбу полковника выступает испарина.

— Это довольное редкое имя. Скажи, а твоего отца, случаем, зовут не Константин Киба? А мать не Элеонора Шмидт?

— Допустим.

Полковник закуривает. Впервые за полгода. Эти двое…

— Достаточно! — раздаётся из динамиков, которых «нет». — Полковник, покиньте допросную. Вас заменят.

— А говорили, камер нет, — хмыкает мальчик.

— Я тоже так думал, — очень тихо бубнит полковник и выходит.

Вместо полковника заходит совершенно… странный человек. Чужой, непонятный. На нём нет военной формы. Да вообще одет он непрактично. Халат со скрывающим лицо капюшоном. Мантия, так вроде это называется.

Человек снимает наручники с мальчика, садится на табурет напротив него.

— Ты же не в обиде? Как видишь, нам удалось подтвердить наши догадки о том, кто ты такой.

— А нельзя было спросить раньше?

— Наши… хм… аналитики, пришли к выводу, что ты ничего не сказал бы раньше.

— Вы из клана Филзели?

— О, ты о нас знаешь… Мало кто знает о кланах. Тебе родители рассказали?

— Нет. Аннета Гвидиче.

— О-о-о-о… Что ж… Это всё усложняет. Глава Объединённых Кланов и самый могущественный человек на Земле. Мало кто удостоен был чести её увидеть, не то что говорить с ней.

— Неудивительно. Вы для неё муравьи. Ну так как теперь от меня избавиться-то, а? Можно ведь и обжечься.

— Ну почему же… сразу избавиться. Для особых персон у нас есть специальная процедура, пусть и дорогостоящая, но эффективная. Мы сотрём твою память. Понимаешь ли, Римус, на Земле магия запрещена, а ты непроизвольно использовал её прямо на Красной площади. И хорошо, что многие считают, что ты какой-то инопланетянин или мутант, а твои трюки на многочисленных видео — это обычный плод монтажа. Так намного проще, чем устранять последствия, когда люди уверуют, что и они тоже могут запустить огненные шары в купол храма Василия Блаженного.

— Как-то само так вышло, — улыбается мальчик. — Уж извините.

— Не извиняйся. В тебе течёт кровь Кибы. Неудивительно, что ты смог обойти печать своего отца. Теперь мы видим, откуда идёт угроза. Из твоей крови. Пойми, парень, люди не справились с магией и чуть не уничтожили себя в очередной раз. Да-да, несколько раз за историю человечества они пытались совладать с ней. Сначала была ворожба, потом чародейство, далее колдовство, последнее — сумма. Как магию ни называй — всё едино. Последнее чуть не загубило планету. Только печати твоего отца обратили вспять неизбежный апокалипсис. Но, лишившись магии, люди получили шанс. А теперь, пожалуйста, ответь на вопрос. Где Аннета Гвидиче? Куда делся самый могущественный маг? Если бы она не пропала, то, может, Филзели не пришлось бы проделывать такую колоссальную работу и чуть ли не переписывать историю всего мира.

— Она… не здесь.

— Ты что-то знаешь? — Голос человека в мантии едва заметно дрожит.

— Она… сдерживает Его. Поэтому я смог использовать магию на Красной площади. Поэтому вы ещё живы. Без неё магии не осталось бы вообще.

— Где твои родители? Почему они не вмешиваются?

— Они сказали… — Мальчик слегка понижает голос. — Что так надо.

Филзели долго сидит. Из-за капюшона мальчик не видит лица, но чувствует, как взгляд волшебника сверлит его.

— Если так надо, то… Мы в это поверим. Сотрите мальчику память!

Открываю глаза. Так и знал, что в моём прошлом что-то нечисто. Слишком много нестыковок, слишком много белых пятен. Почему именно сейчас я смог это вспомнить? Наверное, благодаря «дружбе» с Костей и становлению вампиром.

«Мастер, вы чем-то озадачены?»

«Это мягко говоря».

Чёрт ногу сломит во всех этих непонятностях. С какой стати моё настоящее имя с Земли такое же, как здесь: Римус? Я вообще рос без мам и пап, как один из лучших сиротских представителей.

Рассказываю Косте о том, что вспомнил. Без него в этом кавардаке всё равно не разобраться. Вдруг он что-нибудь разболтает полезное.

«О-о-о, глубоко же вы залезли, мастер. Думаете, у вас проблем и без этого мало? Какая разница, что было в том мире. Вам жить в этом…»

«Не уверен, что не хочу вернуться. Смотрю, там тоже довольно весело было. А теперь рассказывай. Как моё прошлое связано с тем, что я попал в этот мир. Почему Римус…»

«Эйн Соф — ваш отец, мастер».

Какое-то время втыкаю.

«А?»

«Ну, тут малость всё сложно. С вашим-то кругозором. Вы его убили в Варгоне, но он переродился на Земле в другом теле и до того, как вы родились. Это случилось после того, как он сделал вас с сиськастой немкой. Вы малость подросли, попали сюда. Просто же, да? Эйн Соф, скажем так, ваш душный отец, а не кровный».