Глава 8

Дона Леона мы похоронили достойно. Нет, я уверен, что имей он возможность выразить свое отношение, начал бы возмущаться: и гроб из сырого дерева, и подушечка не того фасона, и могильный камень не того материала, цвета и размера. А главное — отвратительные соседи, которые имеют в своем распоряжении целый склеп. Но увы, от кладбища самих Мурильо, по словам Шарика, ничего не осталось, а хоронить дона Леона где попало — значит отдавать его кости на поругание. Конечно, сангреларской живности нужно сильно оголодать, чтобы польститься на такое, но рисковать я не стал. Ничего не случится страшного, если Бельмонте выделят крошечный кусочек земли на своем кладбище для последнего пристанища главному врагу. Это будет даже справедливо.

Небольшая проблема вылезла с датами жизни. Ни дня рождения, ни дня смерти никто не мог точно сказать, поэтому я решил, что цифры тут вообще излишни,после чего на надгробном камне появилась скромная надпись:

Леон

Мурильо

Тот,

кто отомстил

Шарик еще настаивал, чтобы я украсил камень какими-нибудь растительными мотивами, но тут уж я был резко против. Минимализм — наше все, потому что теми рисунками, что я могу изобразить, только оскорбить можно, а никак не польстить памяти давно ушедшего чародея. В список моих достоинств художественные таланты никогда не входили, мой максимум — ровный круг или квадрат. Вот их я мог изобразить идеально, и даже прямая линия у меня получалась без изгибов, но собрать все это во что-то художественное… Увы, я под такое заточен не был.

Зато памятник дону Леону был поставлен по всем правилам и прекрасно вписался в остальной кладбищенский ансамбль. Все его бывшие слуги всплакнули, и даже Шарик сказал что-то патетическое в духе: «Какой матерый был чародеище». Остальные отнеслись куда спокойнее. Разве что Оливарес удовлетворенно высказался, что все сделано правильно и что чародей получит наконец упокоение.

Мне же эта деятельность гробовщика и могилокопателя настолько под конец обрыдла, что я откололся от остальной компании и начал изучать эпитафии на памятниках. По большей части там даже имен не было, одни надписи в духе: «Геройски погиб в битве с доном N». Судя по тому оружию, что прикладывалось к памятнику — геройская смерть там была неизбежна. Моя тележка на этом фоне смотрелась просто чудо-оружием.

Потихоньку я добрался и до своей могилы. Надпись на ней была странная. «Здесь лежит тело того, кто не умер». Могли хотя бы имя указать — все же именно потомок моего тела был последним Бельмонте. Но нет — я так и остался для них безымянным.

— Жуть какая, — раздался за моей спиной голос Исабель. — Получается, они его заживо захоронили?

— Бельмонте не отличались человеколюбием, — заметил я. — Но здесь подразумевается нечто другое.

— Все равно. Как-то не по-человечески, — она передернула плечами. — Почти ни одного имени. Как будто эти люди не имели никакого значения для Бельмонте.

— Они и не имели.

Какое значение имеет жертвенный скот? А именно им считали Бельмонте всех этих безымянных бедолаг, лихо лишая их жизней ради собственных амбиций. Все равно закончилось вымиранием рода, так хоть ушли бы достойно.

— Но почему тогда похоронены на их кладбище?

— Скорее всего, по традиции. Первые были выходцами этого мира, к их телам требовалось проявлять уважение.

— Что значит этого мира?

Я удивленно повернулся к Исабель.

— Донна, вы не знали, что миров много?

— Нет. И сколько их?

— Это известно лишь Всевышнему.

Ответил я пафосно, потому что другого ответа у меня все равно не было. Не так давно я не верил ни в другие миры, ни в переселение душ. Похоже Исабель тоже не слишком поверила.

— Почему вы так уверены, что безымянные могилы — могилы выходцев из других миров?

Пришлось провести краткий экскурс в историю и рассказать как о войне между Мурильо и Бельмонте, так и о способе, которым Бельмонте пытались продлить свой род. Неудачном способе, который закономерно привел к окончательной смерти рода.

— Вот поэтому весь Сангрелар должен принадлежать одной семье, — неожиданно заключила Исабель после окончания рассказа. — Чтобы такого больше не было.

— Причиной для войны семей вряд ли было владение Сангреларом, — ответил я. — Потому что Бельмонте прекрасно понимали, что не получат долю Мурильо.

— С чего ты взял? — проворчал Шарик, проворно забираясь на мое плечо. — Они как раз были уверены, что подомнут под себя вторую половину острова.

— Может, и подмяли бы, если дон Леон не остался бы в живых.

— Нет, там все сложнее, завязано именно на настоящего наследника. Как у Бельмонте, так и у Мурильо. Поэтому землю, конечно, можно даровать королевскими указами, но вот тем, кому она даруется, пользы не будет даже через двести лет. Разве что гордое наименование «Владетель Сангрелара» считать за пользу.

— Алехандро, если уж ваш ками подошел, а все остальные заняты, вы не могли бы провести меня в замок Бельмонте?

— Зачем? — удивился я.

— Интересно. Наша семья считается владеющей этой частью Сангрелара, а я даже замок видела мельком. Не до разглядывания было, когда меня собирались принести в жертву и когда мы удирали. — Она подняла руку, как будто пыталась остановить мои возражения. — Я знаю, что там никуда нельзя пройти, но можно посмотреть хотя бы с лестницы.

— Вот-вот. Только пусти ее, сразу узнаешь, что занавески выцвели и вышли из моды, а гобелен на стенах срочно пора менять, — проворчал Шарик.

— В другой раз. Мы же не хотим лишиться убежища? Нам пора возвращаться.

Возвращать, похоже, не хотелось никому: вся толпа разбрелась по кладбищу, почему-то чувствую себя в полной безопасности. Не думали же они всерьез, что хлипкая ограда станет преградой для сангреларских тварей? Или, напротив, были уверены?

— Шарик, эта земля защищена чарами?

— Разумеется. Чужой сюда просто не попадет. Только тот, кто имеет право.

— Имеет право? Так. А после нашего ухода дона Леона отсюда не выпрет? — забеспокоился я. — Он же в жесткой оппозиции к Бельмонте был, так какие у него права лежать рядом с ними?

Воображение у меня было живое, поэтому представить было легко, как после нашего исчезновения разверзнется земля и чары, отвечающие за непопадание в эту местность представителей семьи Мурильо, отправляют чародея в полет в сторону его земли. И из гроба предварительно вытряхнут, потому что сделан он из дерева, выросшего на земле Бельмонте.

— Не должно, — неуверенно ответил Шарик. — Хандро, его принес сюда ты, значит доказал его право тут находиться. Но если выпрет — не наша вина. Мы сделали все, чтобы достойно похоронить дона Леона. И на этом наш долг перед ним закрыт.

Особой скорби в голосе Шарика больше не чувствовалось. Вряд ли ему было так уж хорошо рядом с прежним хозяином. Поди, пытался припомнить что-то хорошее сегодня над гробом и не преуспел. Может, как чародей дон и был талантливым, но как человек — дерьмо дерьмом. Прислуга тоже успокоилась быстро, женщины о чем-то довольно живо переговаривались, мужчина читал надпись на склепе. И что там интересного? Обычное восхваление себя любимых. И самые умные они, и самые талантливые, и Всевышним отмеченные. Если у Бельмонте и была где-то скромность, то в зачаточном состоянии и давно загнулась от неиспользования.

Оливарес устроился на одном из надгробий и впитывал в себя солнечный свет, запрокинув голову и прикрыв глаза. Для него такое времяпрепровождение было обычным, значит, не обгорит и солнечного удара не получит.

— Общий сбор, — громко сказал я. — Если кто-то не хочет остаться на кладбище, через пять минут будет стоять рядом со мной.

— Злой вы, Алехандро, — обиделась Исабель. — Могли бы пойти мне навстречу в такой малости, как прогулка по лестнице замка.

— Я и без того иду вам навстречу, и отнюдь не в малости, а в вопросах освобождения вашего отца, — напомнил я. — Сейчас нужно думать, как настроить на него убежище. И энергией заправить под завязку, чтобы не иметь проблемы ни с открыванием портала, ни с его удержанием.