— Здравствуйте, ваша светлость, — улыбнулась она. — Не подскажете, который час? Я так жду обеда или ужина…
Отец растерянно остановился посреди комнаты, и в двери с любопытством заглянул Витя. Старший братец, следовало отдать ему должное, переживал искренне. И именно он в мое отсутствие пытался поддерживать матушку. Уж как мог, но старался от всей души.
Светлейший князь озадаченно глядел на сестру, затем на меня, заметил горстку пепла под кроватью, затем снова перевел взгляд на меня.
— Алексей, думаю, нам с тобой пора серьезно поговорить.
— Как пожелаете, ваша светлость, — чуть поклонился я.
— Но сначала накормите меня, пожалуйста! — Сестра пришла на помощь, пыталась разрядить обстановку.
Матушка наконец-то дорвалась к ней и заключила Таню в крепкие объятия.
— Все хорошо, мам, — улыбалась сестра, а ее светлость наконец-то дала волю слезам облегчения. — Теперь все и правда хорошо. Леша меня спас…
Я дал родным время насладиться счастливым воссоединением. Даже слуги с любопытством заглядывали в распахнутые двери Таниной комнаты — переживали же! — а Феня пыталась их отгонять, хотя сама все еще заламывала пальцы от напряжения и тревоги.
Мы встретились с ней взглядами, и она едва заметно покачала головой, снова выражая неодобрение моих методов. Ну прости, дорогая, работаем, как умеем.
Отец поцеловал Таню в макушку, жестом попросил Виктора остаться с женщинами, а сам направился в мою сторону.
— Ко мне в кабинет, — тихо, но твердо велел он. — Живо.
Глава 14
Не подчиниться приказу главы семьи я не мог, хотя прекрасно понимал, что разговор получится нелегким. И если матушка могла спустить на тормоза некоторые мои «проделки», то отец вцепится в меня бульдожьей хваткой.
Что ж, однажды это все равно должно было случиться. Быть может, и хорошо, что мы многое проясним сейчас.
— Как пожелаете, ваша светлость, — легонько поклонился я.
Отец вышел из комнаты, и столпившиеся у входа слуги бросились врассыпную. Лишь Яна и Аграфена остались у порога, ожидая приказаний. Здесь же караулили присланные дядей Федором Николаевичем лейб-медики, а чуть поодаль расположились охранники. Мне стоило немалых усилий избавиться от них для поездки на Коневец, но это был частный случай — теперь наш дом сторожили едва ли не как Петропавловскую крепость.
Я последовал за светлейшим князем, и тот быстро перешел на мужскую половину, где кабинет соседствовал с библиотекой. Один из дежуривших лакеев справился, не принести ли нам напитков.
— Ничего не нужно, спасибо, — бросил отец.
— Я бы выпил чашку кофе.
Иоанн Карловичтак резко развернулся на каблуках, что лакей в испуге шарахнулся в сторону.
— Потерпишь, Алексей, — приказным тоном сказал он.
Что ж, глава семейства был настроен серьезно. Решив не раздражать его сверх меры, я пожал плечами.
— Ладно, давайте сразу к делу, раз уж оно не сочетается с кофе.
Отец сверкнул глазами в ответ на мою дерзость, но не стал отчитывать меня при лакее. Мы вошли в кабинет и, велев никого к нам не пускать, князь запер двери изнутри. Уже интересно. Дверь в библиотеку была распахнута — ее перестали запирать после того, как отец и Виктор перебрались в особняк.
Светлейший князь обошел массивный дубовый стол и устало опустился в кресло, но мне сесть не предложил. Понятно, значит, у нас предполагается выволочка.
— Я дам тебе возможность первым все мне рассказать, Алексей, — мрачно сказал отец. — Ничем не хочешь поделиться?
Я пожал плечами.
— Боюсь, ваша светлость, я не понимаю, о чем именно должен рассказывать.
— Ты еще смеешь придуриваться⁈
— Я действительно не понимаю, какого рассказа вы от меня ожидаете.
Сейчас отец плохо скрывал гнев — все слишком распереживались из-за последних событий, и его светлость просто не желал сдерживаться. Или больше не мог. И всех собак спустят на меня — просто потому, что являлся источником всей «движухи» и попался под горячую руку.
— Начнем с того, что ты устроил пожар в зале Александровского дворца, — раздраженно проговорил отец. — И едва не сжег драгоценные подарки. Что, Алексей, думал, я не узнаю. Ты забыл, кем я служил при дворе?
Ну и кто меня сдал? Сама София Петровна, охранники или кто-то другой? Честно говоря, я уже и забыл о самом факте пожара. Получилось нейтрализовать подарочек — и хорошо. Последствия из моей головы просто вылетели, ибо пришлось срочно позаботиться о других вещах.
Вряд ли меня сдала сама кузина София — она не производила впечатление болтушки. Либо ее как следует прижали, либо информация пришла из других источников.
— Я правильно понимаю, что после всего, что совсем недавно имело место в нашем доме, вы сейчас решили отчитать меня за небольшой инцидент во дворце? — улыбнулся я.
Отца аж перекосило. Да, я слишком поздно вспомнил, что, даже уйдя со службы, он оставался верен своему делу. Мне тоже следовало аккуратнее выбирать выражения.
— По-твоему, поджог и угроза безопасности императорской семье — это просто небольшой инцидент? — прошипел отец, медленно поднимаясь из-за стола. — Ты хоть понимаешь, какая паника могла начаться? Благодари бога за то, что все удалось замять!
Я кивнул.
— Обязательно поставлю свечку в ближайшее воскресенье. Отец, я понимаю ваше беспокойство случившимся в Царском Селе, но сейчас меня куда больше волнует состояние моей сестры.
Не спрашивая разрешения, я устроился в кресле напротив отца. Да, я дерзил и вел себя слишком уж по-домашнему. Отец всегда был большим формалистом и уделял много внимания мелочам, которые в обычной семье вообще не имели бы никакого значения. Это тоже можно было понять — Иоанн Карлович буквально выгрыз титул светлости.
Титул светлейшего князя был единственным княжеским, который можно было получить от самого императора за личные заслуги. Остальные князья наследовали свои титулы и право называться сиятельствами от предков. Но государь Петр Первый сломал систему, и с тех пор история знала немало противоречивых имен светлейших князей.
Все светлейшие сталкивались с недоброжелательным отношением светского общества. Их считали выскочками, людьми не своего круга, завидовали и порой даже интриговали против них. «Из грязи в князи» — часто именно такой сценарий ассоциировался с припиской «светлейший». Лишь последующие поколения чувствовали себя комфортнее, но с новичков спрос в свете всегда был очень высок.
Реальность была такова, что этот титул давали за исключительные заслуги. Часто вместе с орденом Андрея Первозванного. Моему отцу орден не дали, а вот титулом наградили, причем заслуженно. И это понравилось далеко не всем, особенно с учетом того, что позже матушка решилась на столь неравный брак.
Я прекрасно понимал, что отец всю оставшуюся жизнь будет доказывать то, что достоин оказанной чести. И будет требовать того же от каждого из своих детей. Единственный человек, которому ничего не нужно доказывать — моя матушка, но и она поддерживала устремления отца.
Только вот я большого пиетета перед ним не испытывал. Любил — в какой-то степени, да. Был привязан — вполне. Уважал — безусловно. И все же я давно чувствовал себя равным с ним, поскольку именно на мои плечи легла забота о матери и Татьяне, когда отец с Виктором перебрались на службу в Гельсингфорс, а мы остались в Выборге.
— О твоей сестре будет отдельный разговор, — отец пристально глядел мне в глаза. — Алексей, я хочу, чтобы ты знал — я ценю все твои усилия. Я вижу, как много ты делаешь для нашей семьи, и не намерен этого обесценивать. Но что меня пугает — так это то, насколько много ты стал брать на себя. Почему меня не отпускает ощущение, что ты знаешь, что именно произошло с Татьяной?
Это не ощущение. Это профессиональное чутье, отче. Ты слишком долго тренировал наблюдательность и теперь даже неосознанно подмечаешь то, что игнорируют другие. Потому-то тебе и не кажется.
Но вслух я сказал другое.