• Реконструкция – воссоздание травмирующих событий.
• Понимание – осознание того, как именно травма влияет на нас.
• Изменения – воплощение своих ценностей через шаги к жизни, не продиктованной опытом травмы.
Своей историей я хотела показать вам, как могут выглядеть травмирующие события, которые приводят к самым разным деструктивным последствиям, разрушающим наши жизни. Но также я хотела показать вам, что сами по себе травмирующие события – это совершенно не главное. Исследователи травмы раз за разом доказывают: то, как мы выживаем, гораздо важнее летописи травмы.
У многих нет доступа к своим воспоминаниям. Я провела целое расследование, посвященное деталям нашего с сестрой детства, – и мне хотелось, чтобы вы смогли увидеть в моей истории мост от пункта 1 к пункту 2. Моя история – одна из множества историй, которые могут привести к нездоровым паттернам поведения, к саморазрушающему поведению, к травмирующим отношениям.
И мне важно было донести до вас мысль: главное в исцелении – это идентификация разрушающего вас здесь и сейчас поведения; принятие мысли о том, что его источник – не ваша дефектность и не ваша неправильность, а ваша травма и ваше стремление к выживанию; и осознание, что вам не обязательно копаться в своем детстве для того, чтобы менять свою жизнь.
Как думаете, у меня это получилось? Надеюсь, что да.
Моя жизнь изменилась до реконструкции моего детства. Воссоздание истории – лишь следствие, а не причина этих перемен. И я хочу вдохновить вас на перемены в своем настоящем.
Я так хочу, чтобы вы тоже смогли сказать себе то, что я говорю своим младшим частям, – конечно, на вашем языке, вашими словами.
Я говорю себе-ребенку: «Малыш, делай все для того, чтобы выжить. Со всем остальным я разберусь за тебя. Просто живи и дыши. Я люблю тебя, люблю твою непосредственность, твою игривость, твою живость. Я жду тебя здесь, в своем уютном безопасном взрослом мире, где ты наконец сможешь расслабиться».
Я говорю юной части себя: «Милая моя девочка, я знаю, как тебе тяжело. Как ты растеряна в этом мире. Я вижу тебя, и я знаю, на каком глубоком уровне ты способна чувствовать. Я знаю, какой творческой ты можешь быть. Какой потенциал в тебе живет. Я благодарна тебе за каждую твою попытку помочь себе так, как ты могла это сделать».
Наш нейрофизиологический, эмоциональный, когнитивный, поведенческий репертуар гораздо шире возможностей ребенка. В этой книге мне хотелось рассказать вам о том, как адаптируются дети – и как мы, будучи взрослыми, застреваем в этих способах адаптации, не осознавая, насколько бо2льшим могуществом мы обладаем.
Насколько более адаптивными могут быть наши действия.
Насколько больше у нас возможностей.
Насколько сильно наша жизнь зависит от нас.
Насколько важны наши регулярные маленькие шаги.
Недавно я спросила одну из моих прекрасных клиенток, которая спустя три года терапии и регулярной работы над собой чувствует себя более безопасно и стабильно: «Как думаешь, если бы мы сняли фильм об одном дне твоей жизни прямо сейчас и показали его тебе три года назад, что бы ты подумала?»
Она не задумаясь ответила: «Я бы просто этому не поверила. А потом, возможно, предположила бы, что со мной произошло какое-то грандиозное событие, которое изменило всю мою жизнь».
Я уточняю: «Но ведь ничего грандиозного не случилось, правда?»
Она с радостью и уверенностью отвечает: «Да, поразительно, на что способны маленькие и регулярные шаги. Никогда бы в это не поверила, если бы сейчас не чувствовала это всем своим телом».
Я уже говорила вам, что работа с травмой может занимать очень много времени и не укладываться в 10–20 терапевтических сессий. Некоторым моим клиентам по-прежнему тяжело, несмотря на годы терапии со мной и другими специалистами, несмотря на психофармакологическую поддержку их состояния, несмотря на весь их грандиозный труд в своих переменах. История каждого из нас уникальна, как и история нашего исцеления. Травма оставляет в нас следы, и временами эти следы очень, очень глубокие. Но я горжусь идти рядом с каждым своим клиентом, в каком бы темпе они ни шли.
И если вы, дорогой мой читатель, сравниваете свои изменения с другими людьми и ругаете себя за их скорость, прошу вас заметить в этом свою копинг-стратегию, свою самую бойкую часть, которая вынуждена сражаться с вами – но лишь для того, чтобы позволить вам остаться в живых. Возможно, именно сегодня она наконец будет готова довериться вам – и тому, что вы способны справиться без ее помощи.
Каждый из вас – храбрец. Каждый из вас – выживший. Каждый из вас восхищает меня, и я не устану об этом говорить.
Важные напоминания о работе с травмой:
1. Любая ваша реакция на травму – это стремление вашего организма сохранить себя. И если то, что происходит с вами, кажется вам ненормальным и неправильным, я напоминаю вам: это нормальная реакция на ненормальную ситуацию.
2. Мы не можем исцеляться и меняться в тех же самых условиях, в которых мы были травмированы. Границы обеспечивают нам возможность восстановления, реабилитации, исцеления.
3. Исцеление – это сложно. Но то, через что вы уже прошли, гораздо сложнее. И вы уже справились. Вы уже выжили.
4. Вы не обязаны прощать.
5. Исцеление – это не линейный процесс. Откаты – это нормально. Шаг вперед, два шага назад. Любой ваш темп имеет значение. Маленькие шаги способны приводить нас к тектоническим сдвигам, но для этого им нужно быть регулярными, а нам – устойчивыми в те моменты, когда нас выбрасывает за пределы окна толерантности и мы откатываемся назад.
6. То, как вы справились и выжили, важнее того, на что вам, вашему телу и вашей психике пришлось для этого пойти.
7. Решение пойти на терапию, запрос о поддержке, прием медикаментов – это не признание поражения или слабости. Это самоотверженная забота о себе.
Общение с мамой сейчас
Думаю, важно об этом рассказать. После нового витка терапии и начала работы над этой книгой формат моего общения с мамой изменился. Я не знаю, насколько заметны эти перемены ей, но я их остро ощущаю. Я знаю, что они существуют, я чувствую легкую грусть в связи с этим, но также я знаю, что это правильно для меня здесь и сейчас.
Раньше мы общались определенно чаще. Думаю, с уходом дедушки с бабушкой отношения в семье изменились. Баланс нарушился, и если раньше они скрепляли всех нас, то после их потери мы будто по инерции сделали шаг навстречу друг другу – а дальше оттолкнулись и отправились в свое собственное плавание.
Мы и раньше почти не разговаривали, только переписывались, но делали это достаточно регулярно, хотя бы пару раз в неделю. Теперь же мы лишь изредка пишем что-то в общем семейном чате, и мы, скорее, не в курсе дел друг друга. Она не ответила на большинство вопросов из моего письма, которым я с вами поделилась, но даже малая толика ее откровений и отсутствие сопротивления с ее стороны в ответ на высказанные мной мысли в очередной раз доказали мне, что моя реальность реальна.
За несколько недель до книжного дедлайна я спросила у нее, не хочет ли она добавить что-то к своему письму. Она сказала: «Мне сейчас не до этого, в другой раз». И я поняла, что мне это уже неинтересно. Для меня другого раза уже не будет. Какими бы ни были ее размышления и ее чувства – ее взгляд на прошлое не способен его изменить. Молчание – это тоже информация. Отсутствие ответа – это тоже ответ. И я принимаю его.
Моя жизнь зависит от меня, а не от кого-то другого. Я больше не ребенок, чье стремление к выживанию ставило значимого взрослого на пьедестал. Чья биологическая программа привязанности не оставляла ему выбора.
Я взрослый человек, и моя жизнь в определенной степени зависит от меня. И я намерена использовать эту свободу, пусть она и призрачна с точки зрения нейробиологии, – использовать для того, чтобы строить свою жизнь, не продиктованную опытом травмы, не ставящую прошлое во главу угла, не подчиняющуюся тому, на что я не могла повлиять.
