Люди заворожено смотрели на этот знак – полузабый знак призыва к войне. Маг отступил на шаг, тяжело выдыхая и чувствуя, как дрожат ноги, но продолжая смотреть наверх. Небо стало красным и похожим на открытую рану. Красным, как кровь, засыхающая на ранах Бреттена. Красным, как гнев, охвативший Юпнию. Красным, как речи Армаля. Красным, как его судьба, и красным, сама смерть.

В пять лет в голову Сьерры втемяшилась мысль сопровождать мать в охотничьем походе. Отец отказал ей, и мать тоже не хотела брать ее с собой. Мама была опытной и мудрой волчицей, и девочка не могла смотреть на нее без восхищения. Больше всего на свете ей хотелось быть похожей на нее. И меньше всего нравилось, когда вместо того, чтобы брать ее с собой, ей твердили: маленькая, маленькая, еще маленькая. В такие моменты ей хотелось кусать и рвать все зубами. Отчего к ней были так несправедливы? Волки взрослели в пять лет, и она прекрасно знала, что волка в ней больше, чем человека. В конце концов, однажды, когда мать ушла в очередной поход, она, невзирая на запреты отца, сбежала из хижины и отправилась на поиски матери. В конце концов, если она была частью ее мира, то, значит, имела полное право быть вместе с ней. В глубине души Сьерра, конечно, знала, что, возможно, была еще не до конца готова к столь ответственным вылазкам, но не хотела признаваться себе в этом. К тому же она питала надежду, что оказавшись там, среди волков, быстро сможет перенять у них ловкость, научится передвигаться наравне с ними. Что она станет одной из них и заставит свою мать гордиться ею. Но когда она догнала группу, мать оказалась совсем не рада. В глазах ее мелькнул янтарный блеск, а в голосе – резкие нотки, как если бы она говорила с незнакомцем.

– Не задерживай нас, – сказала она. – Мы на охоте. И не можем тратить время на игры с малышкой.

В этот момент Сьерра внутренне обрадовалась, что пребывает в волчьем обличии. Потому что волки не краснеют. А люди – да. А ей в тот момент было очень даже стыдно.

Остальные волки взглянули на нее со смесью раздражения и презрения. Но она старалась не обращать на это внимания и двинулась в путь вместе со всеми. Она очень старалась и думала, что ее упорством будут восхищаться. Но, вопреки своим ожиданиям, довольно быстро запыхалась. А ноги ее, еще не привыкшие к долгим нагрузкам, начали болеть.

Еще немного, и ее оставят позади. Это был только вопрос времени. Но Сьерра старалась не бояться и следовать за стаей. Но вскоре лес стал совсем незнакомым, и она заблудилась. Ей захотелось закричать, позвать на помощь, но она сдержала вой. Страх сковал ее. В ужасе она продолжала идти, но вскоре чаща стала такой густой и темной, что даже солнечный свет едва проникал сквозь листья. От отчаяния Сьерра потеряла счет времени. И когда ее мать, наконец, вернулась за ней, ей казалось, что прошло несколько часов. Волчица была не одна. В зубах она тащила раненого зайца. «Убей его», – сказала она, разжав челюсть и положив корчащегося зверька к ногам дочери. Сьерра взглянула на зайца. В черных глазках его читалась паника. Зверек перевернулся и попытался встать на ноги, чтобы убежать. Живот у Сьерры свело. Больше всего на свете она хотела бы сейчас, чтобы животное вырвалось на свободу, но она знала, что не может этого позволить. Поймала, схватила за шею. Шкурка у бедняги была плотная и теплая. Сьерре хотелось выть от горя. Она была не готова. Не готова убивать. И все на свете отдала бы, чтобы оказаться в родной хижине, в родной постели и ждать, как обычно, когда отец вернется с охоты. «Убей его», – повторила мать. И Сьерра стиснула челюсти. Ее тело, в ужасе от предстоящей задачи, никогда не делавшее этого раньше, не дало ей достаточной силы. Убить зайца сразу не получилось. И животное, обезумевшее от бесконечной боли, забилось в агонии. От крови кожа зверька стала соскальзывать с зубов. Сьерра повалила его на землю и укусила еще несколько раз. Но глупый зверек все никак не мог умереть и все цеплялся и цеплялся за жизнь, даже когда никакой надежды уже не оставалось. Всю обратную дорогу домой они с матерью шли молча. Сьерра была так смущена и разочарована, что даже не могла поднять голову. И только когда впереди замелькала деревня, впервые посмотрела матери в глаза.

«Терпение – первое оружие воина, – мысленно сказала она сама себе. – Не будет терпения, не будет и победы».

И вот сейчас, стоя перед могилой Фернера, Сьерра испытывала точно такое же чувство, как тогда, в пять, когда должна была впервые в жизни убить. Казалась себе маленькой девочкой, которая взяла на себя непомерно большую задачу. В животе все затвердело, даже дышать стало тяжело. «Я не готова, я никогда не буду готова», – стучало в голове.

Детское воспоминание пронзило ее с такой силой, как будто она перенеслась в прошлое, когда ее ноги был слабыми, а скользкая кровь еще живого зверька на зубах вызывала такой ужас. Но самым неприятным в этом воспоминании было то, что оно таяло и преображалось прямо на глазах. И вот уже не заячья кожа была в зубах у Сьерры, а человеческая. Белая, нежная, человеческая кожа. Кожа ее сестры. Из открытой раны, которую оставила Сьерра хлынула кровь. Она повернулась, пытаясь убежать, но тут ее затошнило. Чтобы успокоиться, девушка досчитала до восьми и обратно. Она умела контролировать себя и она должна была это сделать. В конце концов, Дестра верила в нее. Сьерра попыталась вспомнить, слышала ли она когда-нибудь о других ликантропах, которых удостаивали бы такой чести, и не смогла. И уж тем более ей совсем не приходило в голову, чтобы у кого-то из оборотней было бы свое копье, подаренное богиней. Сьерра медленно выдохнула, внутренне порадовавшись тому, что Нестор не видел, как сильно дрожала ее рука, когда она вытирала пот со лба. Провидец верил в нее. Дестра верила в нее. Азанор помог им добраться до места. Ее богиня была против… Так или иначе, война была начата, и не они ее начали.

Ее отец тоже верил в нее. Даже когда говорил, что она его разочаровывает. Ей было интересно, может ли он видеть ее с той стороны, со стороны мира мертвых. Если бы мог, то был бы рядом. Или нет?

– Сьерра? – прошло довольно много времени, прежде чем Нестор обратился к ней.

Ей иногда ей казалось, что он ее боится. То ли ее саму, то ли ее непредсказуемого настроения, которое то и дело менялось. От этих мыслей в душе зашевелилось что-то вроде вины.

– Прости, задумалась.

Говорить ему о том, что она находилась на грани того, чтобы упасть в обморок и убежать, не было смысла. Это и так было очевидно для них обоих. Сьерра досчитала до восьми, чтобы немного успокоиться и направилась к каменному воину. Даже будучи просто камнем, Фернер вызывал трепет. Нет, это была не просто легенда. Не просто памятник. Было в этом что-то гораздо более великое, живое. Даже внешне он был по-настоящему велик. Сьерра не представляла, насколько он высок, насколько широки его плечи и рельефны мускулы. Каменные веки его были прикрыты, как у спящего. Но он совсем не выглядел спящим. Прямые брови его были нахмурены, плотные волосы заплетены в косы, а подбородок напряжен. Глядя на огромные руки воина, плотно сжатые в кулаки, Сьерра не смогла сдержать невольной улыбки – очень уж похож этот жест на ее собственный. Девушка сделала шаг по направлению к воину. Испуганное сердце по-прежнему шептало ей: «Беги», но Сьерре уже удалось побороть страх, спрятать его внутри. Однако все происходящее по-прежнему казалось ей ошибкой. Будто она оказалась в чужом сне, который существовал по неизвестным ей законам. Но она изо всех сил старалась не показывать вида, что не готова или не достойна миссии. И постепенно, по мере того, как она шаг за шагом приближалась к Фернеру, вера в себя разрасталась в ней как костер. Она по-прежнему не знала, как разбудить Фернера. Но потом решила, что не будет думать об этом вовсе и целиком сосредоточится на своих внутренних порывах. Тем временем рукоятка копья в ее руках становилась все горячее, и она могла поклясться, что оно вот-вот запульсирует. Наконец, она подошла к воину совсем близко, резко подняла копье и собрав все свои силы, резко вонзила его в камень у ног воина.