Прежде чем я добралась до конца переулка, я хотел еще раз взглянуть на него, но когда я обернулась, он уже исчезнул в ночи, поглощенный тенями, которыми он владеет.

Я возвращаюсь в свою комнату, и все еще не видно ни одного охранника. Кора хорошо выполнила свой убедительный план, а это значит, что я действительно у нее в долгу. Постучав три раза, она впускает меня.

Я плотнее закутываюсь в свой плащ, чтобы скрыть все еще кровоточащую рану, когда смотрю на нее. Она выглядит измученной, веки ее глаз опускаются каждые несколько секунд.

— Спасибо тебе, Кор, — говорю я, подавляя вздрагивание, когда обнимаю ее. — А теперь иди отдохни. До того, как солнце осветит небо, осталось всего несколько часов.

Она сонно улыбается мне и быстро поднимает большой палец вверх, поворачиваясь, чтобы уйти, прежде чем остановиться перед дверью, положив руку на полированную дверную ручку.

— Я рада, что ты вернулась целой и невредимой, — сонно бормочет она. И с этими словами она уходит.

В моей комнате теплое сияние, которое отбрасывает огонь, потрескивающий по всей комнате.

Направляясь прямиком в ванную, я сбрасываю одежду и довожу воду в огромной ванне до температуры, которая, вероятно, близка к огненным ямам Ада. Я вздрагиваю, когда сдираю ткань с разорванной кожи на ребрах. Моя кровь сочится из открытых порезов, обжигая, как раскаленное железо, опаляющее кожу. Я тянусь, чтобы взять полотенце, смачивая его в горячей воде, текущей из крана ванны.

Делая глубокий вдох, мои легкие наполняются воздухом, пока это не становится болезненным. Я задерживаю дыхание, готовясь к неприятной, жгучей боли, которая, я знаю, пронзит меня, когда я буду промывать эту рану. Но если я этого не сделаю, она может загоняться, поскольку мое тело не может заживать, как у обычного Фейри. Или что, если… Что, если порез от Испорченного сможет изменить меня? Он никогда ничего не говорил о том, как они способны распространять свой яд, но он, возможно, не заметил, что я была глубоко порезана черными когтями, которые выросли на руках Испорченного.

Твердой рукой я прижимаю теплое полотенце к открытой плоти, позволяя ему впитаться в мою беспечность из-за того, что я недостаточно быстро защитилась. По крайней мере, недостаточно быстро, чтобы увернуться от руки Испорченного. Я проглатываю стон боли и продолжаю осторожно протирать рваные отметины. Я бросаю окровавленное полотенце на пол с таким видом, будто вытираю пролитое вино, и достаю мазь, которую тайно храню. Мне приходится время от времени пробираться через кладовую целительницы и хватать бутылочку, потому что мой отец оторвал бы ей голову, если бы я обратилась к ней за исцелением от его жестоких наказаний. Мазь представляет собой густой крем, который приносит немедленное облегчение, когда я наношу его на открытую кожу. Целебный эффект впитывается в мои ребра, пока пульсирующая боль не начинает исчезать. Я выпускаю дыхание, которое задерживала, на свободу и наслаждаюсь обезболивающим эффектом, который оказывает целебная мазь.

Пар начинает клубиться по комнате, запотевая зеркала и прилипая к моей коже. Вода обжигает мою кожу, когда я погружаюсь в ванну, самым восхитительным образом.

Я выключаю воду, как только она покрывает мою грудь, позволяя голове прислониться к изогнутому бортику ванны. Мои мысли снова возвращаются к мужчине, одетому в тени, и противоречивому чувству, которое овладело мной в его присутствии. Я хотела порезать его, причинить ему боль, но маленький уголек глубоко внутри меня хотел выгнуться навстречу ему и позволить его теплу поглотить меня. Я хотела втянуть его в свои самые темные желания, может быть, это стало бы лекарством для моей отравленной души. Мое тело никогда раньше так не реагировало, но я также никогда не была близка с другим мужчиной, кроме Эйдена.

Затем я вспоминаю, как он говорил со мной, и правду, которая слетела с его темных губ. Разочарование, которое я испытывала по отношению к нему, начинает вскипать в моей и без того разгоряченной крови, гнев клокочет во мне по отношению к этому мужчине. Мужчина, который только что открыл мне глаза на то, насколько я была слепа, насколько необразована к тому, что происходит в Дейдруме. Я чувствую, что мой мир перевернулся с ног на голову. Я знаю, что он говорит правду; я собственными глазами видела, как смерть текла по венам Испорченного, когда он на меня напал, и я не могу игнорировать проклятие, с которым борются люди. Я вынуждена наблюдать за этой запутанной реальностью из моей тюрьмы, но если я ничего не сделаю… С таким же успехом я могу вонзить самое острое лезвие прямо в свое сердце.

Я вздыхаю, когда тепло воды расслабляет мои мышцы, когда я погружаюсь глубже, наслаждаясь моментом спокойствия после такого долгого вечера. Мои глаза начинают закрываться сами по себе, когда усталость овладевает моим телом. Биение моего сердца замедляется до устойчивого ритма, когда мой разум блуждает.

Вихри дымчатых когтей затягивают меня под воду, делая воду темной, как смерть. От их ледяной хватки леденеет моя кровь, и я вынуждена задержать дыхание. Страх поглощает меня, когда поверхность воды в ванне начинает замерзать. Образуется толстый слой черного льда, который заманивает меня в ловушку. Я бьюсь в объятиях теней, нуждаясь вырваться на свободу до того, как верхушка станет полностью твердой. Я извиваюсь и дергаюсь, но это бесполезно; только потеря воздуха, который вырывается из моих губ, заставляет меня остановиться. Слеза проливается, когда мои глаза начинают гореть, но она теряется в воде. Как будто ее никогда не существовало.

Температура воды продолжает падать, и я чувствую, как в кожу впиваются иголки.

— Эмма…

Каждый мускул напрягается, и мои глаза расширяются от глубокого голоса, который заставляет тревожные звоночки звенеть в моей голове. Я пытаюсь кричать с закрытым ртом, но звук приглушается темной жидкостью.

— Ты, кажется, не рада моему визиту, — хихикает он. Давление на мои легкие усиливается с каждым мгновением. Я больше не смогу задерживать дыхание, так как в голове начинает кружиться, а ритм сердцебиения становится все более и более прерывистым.

Удар… Удар… Удар…

— У тебя есть то, чего я хочу, Эмма, и я собираюсь это получить. Я всегда получаю то, что хочу, — усмехается он самым глубоким, наполненным яростью тоном. Его голос скользит по воде; тени сжимаются плотнее, и мой желудок начинает переворачиваться. Черные края расплываются перед моим взором, когда белые пятна начинают плавать в темной бездне.

Призрачная рука врезается мне в грудь, заставляя выпустить остаток воздуха из легких. Я начинаю хватать ртом воздух от болевого шока, но по моему горлу стекает только вода.

— Сладких снов, — шепчет он. Его темное дыхание касается меня, и его мерзкий голос останавливает мое сердце, когда еще больше мурашек пробегает по моему позвоночнику. Я сильнее сопротивляюсь сковывающей хватке, продолжая всасывать воду. В тот момент, когда хватка на моем теле ослабевает, я выныриваю на поверхность.

Я пробиваю через поверхность воды, посылая волны жидкости каскадом заливать пол ванной. Обеими руками вцепившись в край ванны так, что побелели костяшки пальцев, я захлебываюсь водой, которая меня заливала. Она булькает у меня изо рта, заставляя меня податься вперед, когда мое тело отвергает ее.

В тот момент, когда вода больше не поступает, я жадно начинаю глотать воздух, отчаянно нуждаясь в нем, хватаясь за грудь от болезненного давления. Биение моего сердца причиняет боль с каждым ударом, пытаясь снова обрести свой ритм. Мои мокрые волосы прилипают к лицу и подбородку, когда агония пульсирует в грудной клетке. Смотрю вниз, вода плещется у меня на груди, но на моей коже остается слабый, испачканный маслом отпечаток ладони в том месте, где он ударил меня по груди. Это место все еще холодное на ощупь.

Как только мое тело начинает успокаиваться, а дыхание выравнивается до нормального уровня, боль уменьшается с каждой минутой. Я воспринимаю все: пол, блестящий от покрывающего его слоя воды; мою грудь, испещренную красными порезами, когда капли крови выступают на моей коже; и воду… прозрачную. Еще один гребаный кошмар. Но… это все еще сны? Потому что происходящее во многом реально. Я больше не могу просто объявлять это плодом моего воображения. Если только это не он, пользующийся моей уязвимостью в тот момент, когда я засыпаю, проскальзывает сквозь мои ментальные щиты и завладевает самыми темными частями моей психики.