— А ты, я смотрю, любитель посчитать чужие дворцы.
— Сказал любитель посчитать чужие деньги, — фыркнул Платон.
— Замолчите все, пожалуйста, — простонал Иларион. — И без вас голова раскалывается.
— Я прямо рядом с вами нахожусь, — обиженно сказала Надежда, но не стала развивать тему местонахождения своего приюта дальше, загнав разговор в тупик.
Она нисколько не обиделась ни на кого из нас, и уже буквально десять минут спустя предлагала всем какую-то подозрительную шоколадку, которую, судя по ее виду, до этого уже кто-то не доел.
Так что наверняка невкусная была шоколадка.
И мы отказались.
Но — вернемся к итогам церемонии распределения.
Всего в академии насчитывалось пять кафедр.
Кафедра боевой магии, куда зачислялись студенты, чьи способности годились для сражений. Родной дом всевозможных стихийников и мастеров меча. Под руководством наставника Громова.
Кафедра духовной магии, куда отправлялись мастера тонких искусств, сноходцы, менталисты, редкие теперь гадатели и всевозможные создатели иллюзий, и которой руководила госпожа Лисицына, дальняя родственница императрицы.
Кафедра медицинской магии, куда мечтал попасть Платон, под руководством светила медицинской магии доктора Рейна, который, судя по фамилии, приходился родственником Евжене.
Кафедра артефакторики под руководством ректора Змеева, куда зачислялись студенты, продемонстрировавшие способности к созданию и преобразованию артефактов.
И наконец — кафедра бытовой магии, куда скидывали всех тех, чей магический потенциал ограничивался способностью зажечь свечу взглядом, заставить ручку писать саму по себе или — левитировать ложку. Она находилась под руководством наставницы Белладонник, и уже одного этого было достаточно для того, чтобы понять, что после попадания туда с тем же успехом можно было бы и вовсе не учиться в академии.
Задания на церемонии распределения были выстроены таким образом, чтобы выявить, какое направление лучше подходит студенту для дальнейшего профессионального трехгодичного курса.
Но в наш год церемония покатилась с горы.
Вместо привычных испытаний мы все дрались с нечистью, так что по-хорошему реальный результат выглядел так: всех на боевую кафедру.
Но, даже если при распределении случались перекосы, это было уже слишком. Наставникам пришлось с лупами анализировать действия каждого. Они смотрели как на личный вклад, так и на командную работу.
И, когда подошел черед оценки конкретно нашей команды, я сразу поняла, что ничего хорошего нам не скажут.
Ректор Змеев хмуро поглядел в ведомость. Затем на нас. И снова — в ведомость.
— Ваша командная работа тянет на ноль баллов, — наконец сказал он. — Так что нам пришлось оценивать исключительно личный вклад каждого.
— Это почему на ноль? — возмутился Платон.
— Потому что вы еще в самом начале экзамена вероломно бросили своего сокомандника!
— Да кто его бросил, я его на себе тащил по непроходимому лесу!
— Два метра! А потом ты кинул меня в озеро!
— Ты горел! Я тебя тушил!
— Я пиромант! Если я горю, меня не надо тушить!
Я покосилась на Евжену, которая что-то чиркала в своем блокноте.
— Что ты делаешь?
— Записываю, — сказала она. — Отличная реплика, я потом использую ее в своем сочинении по изящной литературе. Хе-хе.
Я не хотела знать, что еще будет написано в ее сочинении, поэтому больше ничего спрашивать не стала.
— Итак, — наконец вернул себе слово ректор. — Личный вклад. Вы все проявили себя очень достойно. Мне хотелось бы особенно отметить госпожу Рейн, которая не бросила сокурсников в беде и самоотверженно помогала нашим штатным медикам, в связи с чем мы приняли решение зачислить ее на кафедру медицинской магии.
— Это блат! — вскинулся Платон.
Это и правда выглядело как блат.
— Платон Флорианский, сядьте на место, до вас очередь еще не дошла.
Платон надулся.
— Итак, далее госпожа Глинская. За демонстрацию высоких способностей к изготовлению сложнейшего артефакта, нами было принято решение зачислить вас на кафедру артефакторики.
— А это уже жульничество, — подхватил возмущенные вопли Платона Гордей Змеев, наверное, впервые в жизни оказавшись с ним на одной волне. — Она этот артефакт с собой принесла, никто не видел как она его делает.
— Я могу продемонстрировать, — с готовностью вскочила на ноги Надежда.
Но мы с Евженой усадили ее обратно.
— Не нужно, — сказал ректор. — У наставников есть свои способы проверить подлинность работы.
Раздались жидкие аплодисменты других студентов.
— Господин Хилков, — пошел дальше по списку ректор, — продемонстрировал удивительные способности к управлению временем…
— Мне просто повезло.
— … принятию оперативных тактических решений…
— Их даже не я принимал.
— … командной работе, обращению со сложными артефактами и различными видами оружия, грамотной оценке ситуации…
— Как хорошо, что перед церемонией я оставил в часовне прошение об удаче возле статуи Фаты Милостивой, подумать только, чего можно добиться искренней верой в помощь высших сил.
— … а также поразительно заразную привычку перебивать меня на середине предложения, которую он по-видимому подхватил от своих соседей по комнате. Господин Хилков демонстрацией своих выдающихся талантов спровоцировал драку между главами трех кафедр, и в результате безоговорочной победы наставника Громова был зачислен на кафедру боевой магии.
— А какие еще у меня были варианты? — поинтересовался Лукьян.
Ректор предпочел проигнорировать его вопрос.
— Также наставник Громов победил… то есть я хотел сказать, убедил глав других кафедр в том, что на его кафедре должны учиться такие студенты как Дафна Флорианская…
— Вопрос снят, — сказал Лукьян.
Глаз ректора едва заметно задергался.
— … Гордей Змеев и Платон Флорианский.
— А можно мне поменять кафедру? — оживился Платон.
— Нет!
— Но я хочу на медицинскую магию! Я же прирожденный ветеринар! Я спас козла! Почему мне это не засчитали?
— Я сказал — нет!
— Рейн, эй, Рейн, а давай поменяемся кафедрами?
— Вы не можете меняться кафедрами!
— А если я смогу победить-убедить, — передразнил Платон, — наставника Громова, я смогу поменять кафедру?
— Нет! — рявкнул ректор. — И наконец, наше юное солнце Иларион Таврический зачислен…
— В охотничий клуб в качестве экспоната!
Ректор глубоко вдохнул.
Затем выдохнул.
— Иларион Таврический зачислен на кафедру духовной магии за демонстрацию выдающихся способностей к призыву потусторонних сущностей и контролю над ними.
— И в спасении медведя, кстати, я поучаствовал! Я точно не могу поменять кафедру?
— Я сказал — нет!
— Я подаю апелляцию! Я требую пересмотреть мои результаты!
И пока Платон переругивался с ректором, решительно настроенным не уступать его истерике, я медленно обдумывала сложившуюся ситуацию. Я уже знала, что скорее всего окажусь на боевой кафедре. В случае Гордея и Платона решение тоже было максимально очевидным, а вот то, что к нам отправили Лукьяна Хилкова — это было неожиданно. Более того, наставник Громов, похоже, лично был заинтересован в этом решении, а ведь он частенько посещал занятия по ратному делу, и уж кому, как не ему должно было быть очевидно, что в ежедневных спаррингах Лукьян не заинтересован от слова совсем.
Чего именно он хотел добиться?
Может, он еще и поставит их со Змеевым друг против друга на тренировочном спарринге? Глядишь, и еще один учебный год можно будет закончить досрочно.
Что за нелепое решение?
На мой взгляд Лукьяну бы куда больше подошла кафедра духовной магии или медицинской, его навык отматывать время определенно бы там пригодился.
Я бы точно поменяла их с Иларионом местами. Вот уже кто был настоящей машиной для убийств, так это цесаревич. Но, видимо, как наследнику престола ему следовало изучать также дипломатию, языки, способы психологического влияния на собеседника, а этому уделялось внимание как раз на кафедре духовной магии.
