А как шли десантники… Пушки транспортного узла жгли их лодьи, а они все перли и перли, прыгали с борта на борт… Сколько их гибло… — командующий покачал головой. — А какие ожесточенные были схватки. Каждый метр был полит кровью… Что вы вообще можете знать про это время…

Как ввели в строй этот чертов «С-29» двадцать пять лет назад, так с каждым годом настоящие боевые звездолеты все задвигают и задвигают.

— Я видел, давно, еще в детстве, один из первых, еще экспериментальных скаутов. Этот корабль приземлился на Амальгаме, чтобы отремонтировать поврежденные приводы башен кормовой батареи. Накануне, они встретились с эланскими разведчиками.

3 корабля их артиллеристы уговорили пушками и ракетами, а последний был взят на абордаж.

С тех пор для меня нет других кораблей кроме скаутов. Детские впечатления, знаете ли, самые крепкие.

— Эх, молодой человек, молодой человек… Не ходили вы месяцами в пустоте на границах звездных систем, подбираясь к цели. Не жили по вахтенному графику. Не просыпались каждое утро с мыслью, что в конце долгого пути ждет бой, от исхода которого зависит, будешь ли дома через мгновение или звездолету предстоит позорное бегство и годы блуждания в космосе? А может и смерть, — генерал с досадой покачал головой, плеснул себе водки и залпом выпил. — Куда это все теперь, на помойку? Надежду, мужество, преданность, жажду победы…

— А что, на гиперпространственных разведчиках этого уже не требуется? — поинтересовался Конечников.

— Прилетели, выпустили ракеты и снова нырнули в нуль-пространство. Вот все, что вы, «собачники» можете.

— Скажите это тем, кто шел в строях расстреливаемой, как мишень, эскадры на Тэте. И тем, кого на Гало поставили против эланских линкоров. — Федор недобро посмотрел на Соломатина, отметив про себя, что без формы это просто пьяный толстый мужик, которому очень хочется дать по роже. — Тем, кто горел, но не драпал, подчиняясь приказам горе-стратегов вроде вас.

Конечников угрожающе приподнялся. Соломатин тоже начал привставать.

— Капитан, ты забываешься. Остынь, — осадил его майор Лебедянский. — То было прекрасное время… Но оно, увы, прошло.

Генерал шумно вздохнул, усаживаясь поудобнее, потом спросил:

— Как вы думаете, отчего Иисус велел прощать врагам своим?

— Я должен отвечать? — поинтересовался Федор.

— Нет, — вздохнув, ответил Соломатин. — Просто подумайте, юноша, где потом будет искать прибежища ваша совесть.

— Разрешите идти? — делая казенное выражение лица, спросил Федор.

— Идите, — разрешил генерал.

Закрывая дверь, Конечников услышал, как Соломатин сказал майору. — «А он ничего, с гонором. А ты говорил — „ботаник…“» — К нему стоит присмотреться… Занятный парень. Но дикий какой-то, — ответил Лебедянский. — Надо почаще его вытаскивать на мероприятия и попробовать девок халявных подложить. Глядишь и отойдет…

Малый шаттл отстыковался от крейсера разведчика и ушел обратно к крепости. На корабле властвовала тревожная ночь. Люди ворочались без сна или мучительно плыли в неприятных, вязких сновидениях, порожденных растревоженным разумом.

В боевой рубке клевали носами матросы и офицеры дежурной смены. Тревога от появления командирского транспорта снова сменилась полусонным бдением.

Федор принял доклад дежурного и поздравления сослуживцев. Народ поздравлял, кто с искренней радостью, кто с затаенной опаской. На удивления Васька отреагировал на повышение друга по службе с плохо скрытой враждебностью. Он что-то буркнул сквозь зубы и убрался в «скворечник».

Конечников уселся на свое законное место, придирчиво сделал проверку всех систем корабля. Техника была в порядке. Периодически включающиеся камеры внутренней связи показывали обстановку на постах: — матросы за редким исключением спали. Конечникова это не беспокоило. Наблюдатели бодрствовали, а сирены боевой тревоги поднимут даже мертвого.

Федор подумал, что должен был радоваться, испытвать какой-то душевный подьем — всеже сбылась его давняя мечта, но ничего этого не было. Все произошло буднично, просто, обыденно.

Закончив, Федор поднялся на пост управления стрельбой, его бывшее хозяйство. В тесном полумраке артиллерийской рубки светились огоньки активированных систем наведения, мерцали цифры на панелях дальномеров, тлели экраны радаров. Боевой расчет старательно пытался не уснуть, глядя сонными глазами в мониторы.

Стрельников сосредоточенно водил руками в чувствительной зоне интерфейса управления поставленного в режим имитатора первого ракетного поста.

Полоски зеленого света пробегали по рукам Василия, замысловатые сочетания положений пальцев придавали ему вид человека изображающего разудалую, залихватскую песню на какой-то странной модификации языка глухонемых. Федор сразу понял, в чем дело. Стрельников пытался повторить его маневр над Гало — быстрый разворот при помощи маршевых и тормозных моторов звездолета.

Один из наблюдателей обернулся на звук шагов, и хотел было кричать «Смирно», но Конечников остановил его жестом, дескать, не надо, люди спят, чего орать. Федор подошел ко второму лейтенанту, наблюдая, как тот пытается крутануть корабль в нужную сторону.

— Получается? — спросил он.

— А! — встрепенулся Василий. — Вот один дурак придумал, а я ночи не сплю.

— Ты его сначала маневровыми подтолкни, — посоветовал Федор.

— Учту, — хмуро сказал Стрелкин.

— Василий, чего людей зазря мучаешь? — поинтересовался Конечников.

— А чего? — поинтересовался второй лейтенант.

— Пусть поспят ребята, — предложил Федор. — Ты сам ведь спать не собираешься?

— Уснешь тут, — ворчливо сказал Стрелкин.

— Ну вот и я посижу. Отпускай парней.

— Приказ командира слышали? — поинтересовался Стрельников. — Выполнять! Не раздеваться, спать вполглаза! По первому сигналу быть на месте!

— Есть! — отозвался боевой расчет смены.

Народ заторопился покинуть скворешник артпоста.

— Демид, — остановил Стрельников молодого матроса. — Нам тут всю ночь сидеть. Водку запретили, организуй чайку. Не в службу, а в дружбу.

— Момент, Василий Иванович, — с готовностью отозвался тот.

Парень бренча чайником отправился на кухню.

Федор сел на место оператора корректировочного поста, переключил верхний монитор на обзорный локатор.

Василий отключил тренировочный режим станции наведения. Матрос принес чай, разлил по стаканам и отправился спать.

Некоторое время друзья сидели молча в полутьме «скворечника». Холодные звезды заглядывали

— Как в старые, добрые времена, Васька? — поинтересовался Федор.

— Было дело, — неохотно отзвался он. — Сиживали, бывало.

— Хорошо было… — вспомнил Федор. — Артпост. Кругом звезды, ночь… Рядом никого. Вахта долгая. Разговоры по душам.

— А самая большая проблема — проглядеть лодью проверяющего, — со вздохом заметил Василий. — Не сыпь соль на раны, командир.

— Почему людей не отпустил? — спросил Конечников.

— Чего пристал? Спрашивал уже.

— Так ты не ответил.

— Да кто тебя знает. Вдруг рвение служебное взыграло на новой должности, — признался Василий.

— По крайнем мере честно, — помолчав заметил Федор. — Однако, сам подумай. Что могло измениться так быстро?

— Попарил тебя генерал в баньке? — поинтересовался Стрелкин. — Большим человеком становишься. Командир корабля ебена вошь.

— Не удостоил честью Владислав Павлович. Видать для генеральской бани командиром скаута быть недостаточно.

— Ну водовкой ведь угостил.

— После того как я в предбаннике 2 часа просидел. А потом чуть по роже не схлопотал от меня.

— И за что?

— Опять про воинскую честь запел, баран старый.

— Ну у тебя это больной вопрос, — покривился Василий. — А я уж думал там у вас все-тип-топ.

— Гусь свинье никогда товарищем не будет… А ты что, типа позавидовал? — поразился Федор. — А разве сам с этого ничего не поимееешь? Я что Лешу — телепня, нашего пакадура-3, назначу командиром артсистем?