— Ой, да пожалуйста! Смотрите, экселенсы, и пусть вам будет стыдно, что обвинили честного человека!

С этими словами я разжал кулаки и продемонстрировал обе своих раскрытых ладони. Полтора десятка лиц склонились над столом, чтобы разглядеть получше, а потом разочарованно выдохнули. Поскольку в моих руках ничего не было.

— Но я… я же видел… — озадаченно потер лоб старик. — Видел, как ты…

— Выходит, экселенс, острота взора подвела вас! Вы ошиблись! — подбавил я обиды в голос.

— Да… пожалуй, что так. Но где же тогда шарик?

— А вот это предстоит отгадать не вам. А ему…

Я вперил взгляд нечеловеческих янтарных глаз в лысого наемника, не спеша убирать руки. Я специально держал их максимально низко к столешнице. Так, чтобы никто не мог увидеть прилепленный к ногтю моего указательного пальца мякиш.

— Хм… угу… вот тут? — неуверенно предположил воин, выбирая вторую скорлупку справа.

— Близко, но нет…

Я улыбнулся во всю челюсть и плавным движением стряхнул хлебный кругляш, одновременно поднимая импровизированный наперсток. Публика разразилась сочувствующим «у-у-у-у!», а проигравший боец сокрушенно уронил голову. Никто из них так и не заметил, что шарик имеет более приплюснутую форму, нежели до этого. Но я же не виноват, что они такие раззявы…

— Забирай, желтоглазый… ты выиграл… — убито прохрипел наемник, расстегивая ремни кирасы.

Вид у бойца стал такой жалкий и болезненный, что мне его пожалеть захотелось. Так выглядит человек, который потерял своё сокровище. Нечто такое, что для воина важнее, чем его клинок. Ведь, если подумать, то меч разит лишь когда лежит в живой руке. В мертвой он совершенно бесполезен. А без брони шансы погибнуть в сшибке вырастают кратно.

У бритого аж глаза потухли. Из них исчез любой намек на жизнь и радость. Его товарищи, вероятно, прекрасно знающие, насколько дорог доспех их предводителю, тоже скорбно молчали. Даже купцы прониклись лирикой момента и смущенно теребили бороды. Атмосфера повисла гнетущая, как на похоронах.

— Слушай, если твой нагрудник так тебе дорог, то зачем ты его поставил? — задал я резонный вопрос.

— А-а… чего уж теперь обсуждать, — отмахнулся наемник, продолжая медленно распускать ремни.

— Ты можешь мне кое-что пообещать, воин? — не отстал я от него.

— Ну чего тебе еще? — неприветливо буркнул лысый.

— Береги то, что для тебя ценно. И никогда этим не рискуй.

Сказав это, я как ни в чем не бывало встал и вернулся за свой столик, сопровождаемый гробовым молчанием и недоуменными взглядами постояльцев.

— Эй, желтоглазый! — окликнул меня бритоголовый наемник. — А как же твой выигрыш?

— Оставь, тебе нужнее, — криво ухмыльнулся я. — Считай, что сегодня ты дешево отделался и получил важный урок.

У гостей постоялого двора от моего заявления челюсти отпали. Они никак не могли поверить, что кто-то по доброй воле способен отказаться от такого чудесного доспеха. За алавийскую работу многие состоятельные экселенсы готовы платить золотом по её весу. Если сам не носишь, то выгодно продать всегда успеешь. Особенно недоумевали купцы, которые уж точно бы не пропустили мимо сальных ручонок столь жирный прибыток.

— Ты… ты надо мной хочешь подшутить? — насупился наемник.

— Да нет же. Не хватало мне еще славы того, кто доблестных защитников Патриархии обирает.

Лысый замер, переваривая услышанное. А через несколько ударов сердца ликующе заревел. Его радостный вопль поддержали товарищи и кое-кто из аристократских слуг. А потом боец в один прыжок перемахнул стол, пробежал несколько метров до меня и заключил в свои крепкие объятия.

— Ох, раздавишь… — просипел я, чувствуя, как воздух покидает мои легкие.

— Спасибо! Спасибо тебе, желтоглазый! — с пылом произнес наемник. — Вовек не забуду этого!

— Да ладно, чего уж… — изобразил я смущение.

— Нет, серьезно, проси что хочешь! Отныне я, Эг Кожаный из котери́и Железных рубах, твой должник! Знал бы ты, сколько кровушки я пролил ради этого доспеха! Не ведаю, о чем я вообще думал, когда поставил его… Эй, трактирщик! Неси самого лучшего вина для моего друга! И поросенка молочного зажарь! Нет, двух!

Видя, как развеселился бритоголовый, я и сам с трудом сдерживал улыбку. Воистину правду говорят: если хочешь сделать человеку хорошо, то сначала сделай плохо, а потом верни как было.

После небольшой встряски мне значительно полегчало. Я уже не выглядел таким хмурым, как до этого. И мысли мои прояснились. Наверное, это тоже послужило одной из причин, по которой ко мне неожиданно подсела приятная дева, отделившаяся от столиков с высокородными экселенсами.

— Простите мою бестактность, но я не помешаю вам? — спросила она.

— Что вы, милария! Располагайтесь, я буду только рад компании столь обворожительной особы! — расплылся я в льстивой улыбке. В этом мире вообще было принято выражать свои эмоции чрезмерно гипертрофированно. Поэтому я не боялся переиграть или показаться неискренним.

— Благодарю вас! Меня зовут Эфра гран Мисхейв…

Прозвучавшая приставка «гран» резанула мой слух. Носить её были достойны лишь представители древнейших семей, чья родословная уходила в беспросветную глубину веков. В далекие и славные времена, когда люди безраздельно властвовали на всем континенте. Я, честно говоря, даже немного подобрался. С такой барышней словесный фильтр нужно на максимум выкручивать, чтобы ненароком чем-нибудь не обидеть. А то мало ли…

— Приятно познакомиться, прекрасная милария. Мне безусловно льстит ваше внимание, — кивнул я не в пример более сдержанно, нежели в начале разговора. — А я просто Риз. Скромный младший эльдмистр Сарьенского конного полка.

Взвесив все «за» и «против», я решил, что полное свое имя лучше не называть. Вряд ли высшая аристократия имеет точки соприкосновения с теми, от кого я скрываюсь. Но всё же у слухов могут отрастать весьма длинные хвосты. А я не хочу, чтобы убийцы Дядюшки Лиса вышли на мой след.

— Знаете, Риз, вы поступили очень благородно, не став забирать выигрыш. Даже мой дедушка это отметил…

— Оу… выходит тот пожилой господин, обвинивший меня в жульничестве…

— Да, всё так, — подтвердила Эфра, прикрыв веки. — Мой дед Ксандор гран Мисхейв, бывший глава рода Мисхейв. Он в этом не признается, но ловкость ваших рук его изрядно впечатлила.

— Приятно слышать, милария.

— Вы разрешите задать вам возмутительно бесцеремонный вопрос, Риз? — стрельнула глазками моя собеседница.

— Спрашивайте, о чём угодно, — радушно приподнял я кружку с вином.

— Вы дворянин?

— Кхе… почему вы так решили? — опешил я от подобной некорректности. Хотя чего удивляться? Меня же честно предупредили…

— Ваши манеры, уверенная речь, умение держаться, привычка смотреть прямо перед собой, а не опускать взгляд, — принялась перечислять барышня. — Да буквально всё указывает на то, что вы получили достойное воспитание. Но я вижу, как вы насторожились. Я сказала что-то не то? Мое любопытство слишком докучает вам?

— Прошу меня извинить, милария, но сегодня мне бы хотелось остаться просто Ризом, — решил я ответить той же прямотой.

— Да, и вы меня простите…

Девица повела себя удивительно покладисто для представительницы древнего рода и прекратила допытываться. Однако уходить по-прежнему не спешила. Видимо, в дороге с семьей ей было невыносимо скучно.

— Дозволите теперь мне спросить, милария? — нарушил я затягивающееся молчание. — Куда вы направляетесь?

— На север, в Клесден, — печально вздохнула она. — Обстановка на юге накаляется, в предгорьях Медеса всё чаще и чаще стали видеть алавийские отряды. Поэтому мой отец отослал нас подальше. Он предполагает, что тут тоже может разразиться война.

— Хм… тревожные вести, — вынужден был признать я. — Если это действительно так, то человеческим государствам придется снижать давление на западном фронте и перебрасывать силы к Медесу. И тогда мы точно не вернем себе побережье…