— Спасибо, Антонина Мироновна. Надеюсь вы мне подскажете как к нему пройти?

— Я могу вас проводить. Нужно только подождать минут пять пока моя помощница с обеда вернётся.

3 сентября 1958 года, среда, 16–00, кабинет директора гостиницы «Метрополь» Льва Ефремовича Багрецкого.

"На засланного казачка не похож, — думал Лев Ефремович, глядя на юношу, сидевшего перед ним за столом. — Хотя держится слишком уверенно для просителя. Всё же тёмная лошадка. Нужно послушать его".

— Антонина Мироновна сказала, что вы ищите работу, это так?

— Да.

— Расскажите о себе немного.

— Смирнов Александр Андреевич, студент 3-го курса консерватории, живу у бабушки на Красной Пресне, она москвичка, родители живут на Урале, город Оружейный, может быть слышали?

Парень замолчал и посмотрел на Льва Ефремовича выжидающе. Тот промолчал, никак не отреагировав. Парень продолжил:

— Ищу работу, чтобы иметь дополнительный и главное стабильный источник дохода к стипендии. Учиться мне ещё 3 года. Бегать разгружать вагоны или перебирать картошку на овощебазах не хочется. Я вообще-то композитор и пианист, у нас главный инструмент — это руки, ну, после мозгов, конечно.

— Понятно, — ответил Лев Ефремович, — и кем же вы хотите у нас работать?

— В идеале, лучше всего пианистом или певцом в ресторане, но, мне почему-то кажется, что такие места долго вакантными не остаются. Я в вашем ресторане был месяц тому назад, музыкальную группу вашу видел. Играли только музыку. Своего вокалиста у группы не было.

— Кем ещё вы видите себя у нас?

— Официантом, — ответил юноша, — и не потому, что там чаевые и можно хорошо зарабатывать. Если я правильно понимаю, то чаевые ещё нужно заслужить.

Парень опять бросил на директора выжидательный взгляд, на который Лев Ефремович уже благожелательно кивнул, мол правильно понимаешь. После чего, парень продолжил уже немного более вдохновлённо:

Просто для меня, работа официанта очень удобна. Вечерняя смена и руки свои я сберегу. Так-то у меня руки и кисти сильные, мне носить на подносе всю эту посуду никаких проблем не составит. Единственный минус у меня на сегодняшний день — это незнание тонкостей этикета. Как правильно посуду раскладывать, вино разливать, пищу подавать. Но это я быстро усвою. Вы мне только литературу какую-нибудь соответствующую укажите. Меня с понедельника на месяц вместе со всем курсом отправляют на сельхозработы, вот я за это время всю эту науку выучу, можете не сомневаться. Потом с месяц практики и я не буду выглядеть и работать хуже ваших официантов. Кстати, я владею несколькими иностранными языками на весьма высоком уровне.

— Вот как? — заинтересовался Лев Ефремович. — И сколько же вы языков знаете и какие?

— Четыре: английский, немецкий, итальянский и французский.

— Впечатляющий список. Как это вам удалось в столь юном возрасте.

— Английский и немецкий языки — это от папы, он военный переводчик и профессиональный филолог. Я их учил с детства, наряду с русским. Французский — тот от моей соседки по коммунальной квартире. Она сама француженка, но родилась в нашем городе. Я, если желание возникнет, потом вам расскажу её историю. Итальянский я учил в музыкальном училище и продолжаю изучать в консерватории.

— Вам так легко даются иностранные языки?

— В общем-то да, у меня к ним способности.

— Город Оружейный — это ведь столица автономной республики?

— Да, Мугромская автономная республика.

— Что же вы не выучили мугромский язык?

— Я этого не говорил. Я хорошо его знаю. Говорю и пишу. А ещё я владею разговорным татарским. Просто оба эти языка, как и другие языки, на которых говорят народы нашей страны не являются иностранными.

— Раньше официантом работали? — вернул разговор в главное русло Лев Ефремович.

— Нет.

— Ну, что же, Александр. Я вас выслушал и решил предоставить вам возможность попробовать себя в этой профессии. Запишем вас как практиканта до конца недели, начиная с завтрашнего дня.

С этого дня Лев Ефремович навсегда избавился от подагры. Постепенно он стал чувствовать себя лучше, пропали боли в суставах, а его лечащий врач, к которому Лев Ефремович регулярно наведывался не мог нарадоваться происходящим с его пациентом переменам, несмотря на то, что причины этих изменений он установить не смог.

Это же время, квартира на Конюшевской улице.

Саша вернулся домой порталом, открыв его в своей комнате. Затем вышел на цыпочках в коридор, открыл входную дверь и закрыл её сильно при этом хлопнув.

"Конспирация, — подумал Саша, — чтоб её".

Бабуля вышла из кухни и пригласила его к обеду.

— Сашенька, мой руки и садись за стол. У меня уже всё готово.

После обеда, Саша расположился в своей комнате и стал размышлять. Он уже давно убедился в том, что эта реальность, в которой он очутился не та, что была в его прошлой жизни. Но особенно больших отклонений он не заметил. Историю России, а потом СССР он изучал особенно тщательно и пока никаких отклонений от предыдущей не обнаружил. По крайней мере, все основные исторические фигуры были теми же самыми, даты событий совпадали с теми, что знал Саша. Поэтому у него были все основания полагать, что СССР ждёт та же самая судьба, которая была в его прошлом. И эта судьба ему не нравилась.

В своей прошлой жизни он не был ни коммунистом, ни диссидентом. Но то, что сотворили с его страной в 20-м веке ему решительно не нравилось. Ему не нравился ни большевистский переворот 1917 года, ни развал СССР в 1991 году. Он понимал, что большевистский режим продержался 70 лет только благодаря России, её неисчерпаемым природным богатствам и трудолюбивому народу. А рухнул режим по многим причинам, самой главной из которых Саша считал полное отстранение народа от управления страной, то же крепостное право, только ещё хуже. В царское время была возможность выкупить себя и стать свободным. В СССР невозможно было стать свободным от власти, экономически независимым, не было свободы передвижения. Поэтому основная масса народа была простым безынициативным исполнителем.

Кроме этого, отсутствие конкуренции, как политической, так и экономической, главенство одной идеологии. Всё это привело к загниванию партийной элиты. Кроме того, чтобы сохранить рычаги влияния в своих руках большевики выстроили довольно специфичную систему распределения материальных благ, вследствие которой большинство народа жило на подачках, которые власть время от времени бросала людям.

Сколько лет можно было обманывать его сказками о построении коммунизма, потом о построении материально-технической базы и держать при этом на скудном пайке. Если столицы всех союзных республик имели неплохое по тем временам снабжение, то в глубинке России была нищета. Ну, всё познаётся в сравнении. Конечно, это не нищета царских времён, но по сравнению со столичными жителями — да, нищета.

Саша вспомнил, как он сам ездил в столицу, чтобы купить к защите диплома приличный импортный костюм, ибо то, что висело в местных магазинах одеть на защиту было стыдно. А вторая половина 70-х, когда в их городе, столице автономной республики, к празднованию Великой Октябрьской Социалистической Революции каждому гражданину, достигшему 18-тилетнего возраста продавали по талонам 1 кг мяса. Впрочем, мяса там было мало, в основном кости. На детей не давали даже этого.

Саша помнил времена своей учёбы в аспирантуре ЛГУ, когда коренные ленинградцы в открытую говорили, что блокада, которую они пережили в войну, переместилась в провинцию. Конечно все понимали, что это преувеличение, гротеск, но прилавки магазинов в столице и в провинции отличались друг от друга очень сильно.

И, наконец, Саша помнил, как он 31 декабря 1991 года зашёл в ближайший к дому большой продуктовый магазин, имеющий несколько отделов: хлебный, кондитерский, бакалейный и гастрономический, в которых насчитал аж 7 (семь!) наименований товаров: соль, спички, сахарный песок, пряники мятные по 80 коп за 1 кг, килька, буханки чёрного хлеба и лавровый лист в пакетиках. Больше не было ничего. Прилавки были пусты. В винно-водочном отделе ассортимент был чуток богаче — несколько наименований вин и водка. Но всё это "богатство" продавалось строго по талонам и в определённое время.