Неожиданно взгляд, брошенный в толпу, остановился на знакомой фигуре Дениса, одетого в черные брюки и такого же цвета свитер с высоким горлом.
И даже находясь среди скопища людей, он казался очень одиноким. Лицо было сосредоточенным и бесстрастным, словно его происходящее совершенно не касалось. И все же, я понимала, что эта невозмутимость и холодность — лишь маска, за которой прячутся настоящие эмоции, показывать которые кому-либо он просто был не намерен.
На короткое мгновение мы встретились взглядами, но вскоре я первой отвела взгляд, решив, что на младшем Лазареве сегодня и без меня сконцентрировано достаточно внимания. Не стоит делать его долю еще тяжелее.
Когда я следующей после Зеленой оказалась у гроба, поняла, что все слова, которые я намеревалась произнести и которые так старательно подготовила в собственной голове неожиданно оттуда исчезли. И я лишь быстрым, еле слышным шепотом произнесла:
— Я помню о своем обещании. И обязательно его выполню.
И отошла назад, снова не сумев сдержать слезы. Так бывает: если уже начала плакать, потом слишком тяжело остановиться. Любая печальная мысль заставляет глаза покрываться соленой влагой. А призывы успокоиться только усугубляют ситуацию до крайности.
Поэтому остаток прощания прошел скомкано. Последующая поездка на кладбище тоже отпечаталась в сознании лишь трудноразличимым смазанным пятном. Память выхватывала какие-то яркие фрагменты вроде каблуков туфель, вязнущих в пыльной гранитной крошке, занудную речь Сушкова о том, каким хорошим человеком, прекрасным специалистом и отличным коллегой был Станислав Викторович, комья сырой земли, с грохотом сыпящейся на лакированную крышку гроба. А еще серый памятник рядом со свежей могилой.
Изображенная на нем девушка в круглых роговых очках, со снисходительной улыбкой глядящая на посетителей, судя по выгравированным датам, погибла много лет назад. Надпись на глянцевой плите гласила «Лазарева Ирина Васильевна. Любимая, дочь, жена и мать».
Надеюсь, выражение про «все там будем» возникло все же не на пустом месте. И где-то далеко-далеко есть это таинственное «там», где люди, знавшие друг друга при жизни смогут встретиться и сказать друг другу все, что не успели.
И только когда все закончилось, я поняла, что не вижу Дениса в этой мрачной черно-серой толпе, подумав о том, когда и куда он мог там внезапно исчезнуть? А был ли он здесь вообще? Или предпочел прощанию с собственным отцом какие-то другие дела?
Пока автобус вез притихших сотрудников бюро до офиса S, откуда нам предстояло разбрестись по домам самостоятельно, я, прижавшись к окну, рассматривала людей, привычно спешащих по своим делам.
Казалось неправильным и несправедливым, что жизнь вокруг идет своим чередом. Солнце продолжает светить по-прежнему, Земля продолжает вертеться и не собирается останавливаться оттого, что кого-то на ней больше нет в живых. Вот так человек живет, чувствует, мечтает, смеется, а потом в один момент словно тает без следа, оставаясь лишь в чьих-то воспоминаниях.
И я в который раз мысленно возвращалась к последнему разговору со Станиславом Викторовичем. Так, словно в его словах имелся какой-то тайный смысл. Теперь мне казалось, будто он там действительно был. Он говорил о Денисе: «я итак им горжусь, но он предпочитает не знать об этом» и «поддержи его, если понадобится».
Вот только поддержать того, кто этого не желает — та еще задача. Но я поймала себя на мысли, что мне и самой этого очень хотелось бы. И, как только автобус остановился у крыльца S, я вызвала такси по знакомому адресу, все еще остававшемуся в заметках моего телефона.
Звонить почему-то не хотелось. Хоть визит без предупреждения во времена существования смартфонов и был, наверное, верхом глупости и бестактности, меня это не остановило. Пусть я не застану его дома. Или застану, и он откажется говорить со мной. Просто мне почему-то важно было его увидеть. Даже о том, что скажу при встрече, я как-то не подумала.
Погода снова была по настоящему весенней и теплой, хоть и пасмурной. Лужи после ночного дождя успели высохнуть. В такси играла какая-то современная попсовая мелодия, хотя в моей голове продолжали кружиться мотивы траурного марша.
Только собиралась подойти к консьержке, чтобы узнать у нее, дома ли тот, кого я ищу, как Денис сам вышел мне навстречу из широкого проема, ведущего на подземную парковку.
— Ева? — удивлено поднял он брови, и я не смогла угадать по взгляду, что он думает о моем неожиданном визите. Зол? Раздражен? Взволнован?
— Денис. Я хотела поговорить с тобой.
— Пойдем, — кивнул он и я молча поплелась вслед за ним вверх по ступенькам.
Ни один из нас не проронил ни слова, пока мы не вошли в двери его пустой квартиры.
Хорошо, что ты зашла. Я как раз должен был передать тебе кое-что.
Что же, по крайней мере он меня не прогнал и мне не нужно было выдумывать причину, по которой я приехала. Уже неплохо.
Он неторопливо взял с полки в прихожей продолговатую черную коробочку и протянул мне молча, без объяснений.
Но объяснения и не требовались. Еще до того, как я прочла полустертую серебристую надпись «Parker» на ней, я уже знала, что именно в ней лежит.
— Счастливая ручка… — пробормотала я не слушающимся меня сдавленным голосом. — Но почему ты решил отдать её мне? Или это решил… не ты?
Конечно, нет. Это Станислав Викторович попросил его. Может быть потому, что Денис мог, как и мне, резко ответить отцу «я не верю в подобную чушь»? Но ведь теперь все поменялось? Или нет?
— А кому еще ее отдавать?
Я прижала коробочку к груди, второй рукой обхватив себя за плечи. Только теперь, по каким-то еле-заметным признакам я заметила, что Лазарев явно не так спокоен, как хочет казаться. Он взвинчен и, кажется, все-таки зол.
— Тебе. Он звонил мне несколько дней назад…
— Я знаю, — резко оборвал Лазарев. — Но что бы он тебе ни сказал…
Теперь уже я перебила, не удержавшись. Денис должен был, просто обязан был, знать:
— Он сказал, что гордится тобой, несмотря на то что ты не считаешь это важным. Твой отец правда любил тебя и считал достойным преемником! — горячо выпалила я на одном дыхании.
В ответ Денис неожиданно рассмеялся, но не весело. А зло и горько.
— Неужели ты не понимаешь, Ева?! Я не так часто встречался с отцом, и не так много тем обсуждал. В основном это всегда были какие-то рабочие моменты. И я постоянно слышал о Еве Ясененевой. О том, какая ты находка для S, о том, что таких талантливых и способных юристов еще поискать, о том, что у тебя большое будущее! Тебя он готовил в свои преемники! И лишь болезнь спутала ему все планы! Рак подкосил его раньше, чем ты была к этому готова!
Я покачала головой, отказываясь верить его словам.
— Это не так!
— Не прикидывайся глупее, чем есть на самом деле, Ева! — выдохнул он, сверкая темно-серыми глазами, а голос и взгляд его были холоднее льда.
— Ты был важен ему! Он искренне переживал о тебе и заботился как умел!
— И, тем не менее, узнав о том, что его планам не суждено сбыться, прося меня о помощи, он умолял меня позаботиться именно о тебе!
И я застыла, укладывая в голове услышанное. Обо мне? Вот почему Денис все-таки сделал меня своим личным помощником? Но теперь, зная предысторию, я поняла, что причина, по которой он согласился, была иной.
Почти прошептала:
— А ты?
Он шумно выдохнул. И его ответ тоже прозвучал непривычно тихо:
— А я, столько лет выслушивая дифирамбы Еве Ясеневой думал, что придя в бюро, наконец, открою отцу глаза и по стенке ее размажу. Тем более, когда увидел вместо описанной умницы-красавицы легкомысленную девчонку, которая вместо работы сидит на сайтах знакомств. А потом все запуталось.
Я молчала, не зная, что сказать. Его жестокие слова отозвались внутри чувством собственного поражения. Пульс застучал в горле, а слезы обиды снова защипали под веками.
Кажется, мы друг друга стоили. Пока я считала, что вожу его за нос, используя фейковый профиль на Мамбе, он использовал просьбу отца помочь в бюро как возможность открыть ему глаза и указать на мою никчемность. Только кто из нас победил, непонятно? Или мы оба проиграли?
