— Разумею я, государь, почему ты меня ставить хочешь на патриарший стол, — Гермоген сделал вид человека, который столь мудрый, что раскусил мою хитрость.

— Я был с тобой честным. И еще раз скажу, владыко, коли станем много работать на благо России и православия, так не будет и время, кабы лаяться. Но многое решили сейчас, иное обсудим позже и всех наших уговоров следует крепко держатся. И я жду от церкви дел славных, — сказал я и сделал вид, что разговор окончен. — Работай, владыко Гермоген!

И пусть работает! Монастыри могут и должны взять себе на постой коней, когда война закончится. Да и монастырские могут и заняться разведением лошадок. Я надеюсь, что скоро получится значительно обезопасить южные украины и там появятся и монастыри, где и коней разводить можно, но и овец на шерсть. Ну а со следующего года нужно настаивать и на реформах в сельском хозяйстве на церковных землях.

— Лука! — выкрикнул я.

— Государь-император! — материализовался мой помощник.

— Ты говорил, что ко мне некие немцы просятся. До заседания Боярской Думы есть время, зови их! — сказал я, и Лука испарился.

После выздоровления, у моего помощника, как будто второе дыхание открылось. Порхает и работает так, что и мне приходится удивляться. Вот его бы сделать боярином… но Лука даже не дворянин и я еще до конца не просчитал, чем аукнется мне такой волюнтаризм.

Скоро, через часа полтора, приехали те самые немцы. Что было удивительным и интригующем, среди них была женщина. До их прибытия я успел попить чаю, который подло был украден из патриаршей усадьбы, а еще провел несколько поединков на шпагах и даже чуть поработал с моим посланием к народу по поводу войны. Но вот постучались в дверь.

— Государь-император, я самолично привез немцев. И баба у них… ох и остра на язык! — Лука чуть рассмеялся.

— Давай их сюда! Толмача не забыл пригласить? — сказал я и после того, как помощник уверил, что он позаботился сразу же приставить толмача к недавно приехавшим в Москву немцам.

Через минуту в кабинет вошли три человека. Первое впечатление — не очень.

— Кто такие? — спросил я строго.

Мне не очень понравилось, что женщина, выглядящая привлекательно, но уже далеко не девичьего возраста, задорно улыбалась. И пусть в этой улыбке я не почувствовал оскорбления или пренебрежения к своей персоне, но к русскому императору так вольготно и расковано входить не должны. Как будто к друзьям на шутливую вечеринку пришла.

— Позвольте, ваше величество, представиться самому и представить моих спутников, — переводчик споро переводил слова стройного, с аккуратной бородкой из черных, как смоль волос, мужчины. — Я Иоганн Кеплер! И ваш посланник еще в Праге говорил, что я буду встречен вами с большой благосклонность. А моими спутниками являются София Браге и ее супруг Эрик Ланж.

Н-да… не думал, не гадал, не чаял, а он взял, да приехал. Только нельзя показывать свою радость и чрезмерную заинтересованность в этом человеке.

— Я слышал о вас, господин Кеплер, мне докладывали. Кроме того, вы должны были получить мое послание. И пока у меня два вопроса: что вас побудило приехать в Россию, и кто все же ваши спутники. Меня интересуют больше не их имена, а профессии, — сказал я, демонстрируя невозмутимость и одергивая себя, чтобы сразу не приказать выдать Кеплеру пару сотен монет.

Бедновато выглядел и сам великий ученый и его «прицеп». Одежда была чистой, казалось, что и выглажена, хотя это вряд ли. Но это была дешевая, многоношеная одежда, даже с чуть ли не протертыми коленями. Не лучшего вида были и башмаки. О шляпах не говорю. Хотя от чего же — простые, не богатые шляпы, которые носят многие протестанты, но они были… дырявые. Не может так выглядеть ученый, чьи изыскания и в будущем будут значимые [в описанный период финансовые дела у всех троих находились в крайне плохом состоянии].

— Признаюсь, ваше величество, меня влекло любопытство. Я получил от вас… некоторые данные, которые меня чуть не убили, — Кеплер развел руками и этот жест я не понял, но улыбка на его лице говорила, что сказанное изобиловало скорее преувеличением, может и шуткой.

— Я понимаю вас, Иоганн, ученому человеку сложно смириться с тем, что то, чем он занимается, уже кому-то известно. Тут можно чувствовать себя ненужным, обманутым. И вы решили приехать в Россию и узнать, что еще я знаю, чтобы от моих знаний отталкиваться в будущих своих исследованиях, — сказал я, а у Кеплера в глазах промелькнул страх.

— Вы мысли читаете? — спросил ученый.

— О, нет, я лишь понимаю вас, ибо сам чуточку, но исследователь. Но вы не ответили на мой второй вопрос. Кто же с вами, — сказал я, поглядывая на женщину лет чуть за сорок, которая переминалась с ноги на ногу.

— Прошу простить меня за бестактность, — Кеплер поклонился. — София — сестра моего учителя и друга Тихо Браге. Она занимается многими науками: ботаникой, астрономией, садоводством, медициной. Возможно, в вашей большой стране найдется дело для нее и для ее мужа, весьма сведущего в алхимии [в это время София Браге жила со своим мужем впроголодь, при том, что ее семья предлагала поддержку, но только, если женщина бросит науку. Этого не случилось и София активно занималась исследованиями во многих областях, сдерживаясь только наличием, скорее, отсутствием, денег. Сам Кеплер находил ее особой весьма развитой и умной].

Садоводство, химия, медицина — все это нам нужно, при чем много. Но… она женщина. При этом великий Кеплер акцентирует внимание именно на личности женщины. Алхимик стоит воды в рот набрав. Чувствуется, что он несколько забитый человек и что в семье явно матриархат.

— У женщин есть некоторые качества, которые недоступны многим мужчинам. Иногда женское нестандартное мышление и упорство могут способствовать научным открытиям, — говорил я задумчиво. — Но, к сожалению, и в России общество таково, что публично женщина не может заниматься наукой. Вместе с тем, ваши рекомендации, господин Кеплер будут приняты к сведениям.

— Благодарю, ваше величество! — отвечал Кеплер.

— София, а вы, что думаете по поводу своего будущего? Кем себя видите? — спросил я у женщины.

Была уверенность — Эрик Ланж начнет нервничать, что к его жене обращаются не испросив разрешения у него, мужа. Однако, с самого начала разговора было понятно, что этот персонаж — прицеп. И вот мне нужно понять: для чего мне баба «с прицепом», даже если речь идет о науке, но никак не о личной жизни!

— Ваше величество, — отвечал мне уверенный, или даже, самоуверенный, женский голос. — Я готова работать и во благо вашей московитской науки… простите, русской, но за плату, как и мужчине. Нам нужно жилье и лаборатория. По крайней мере, должное количество бумаги, чернил, несколько слуг, чтобы не отвлекаться на быт.

Я улыбнулся. Вот оно — эмансипе! Феминистка начала XVII века! И этот факт меня веселил. А когда я представил, что сейчас София скинет платье, и задерет нижнюю рубаху, демонстрируя грудь, а там надпись «даешь бабу в науку!», примерно так, как это делали оголтелые девки в будущем, то чуть не впал в истерику.

— Я прошу прощения! — говорил я после продолжительной паузы, пришлось сделать несколько глубоких вздоха, чтобы не рассмеяться. — Все это я готов вам предоставить, как и согласен пойти на то, чтобы дать вам испытательный срок. Скажем… три месяца, после которых жду хоть каких, но убедительных результатов работы. Перво-наперво займитесь выращиванием тюльпанов. Тех, что уже заканчивают свое цветение на территории Кремля. Пробуйте соединить и срастить разные луковицы. Ну и занимайтесь наукой, только той, которая принесет пользу. К примеру, за химический способ изготовления большого количества соды, я буду снабжать вас до конца моих, или ваших, дней.

— Это немного… иной подход, как принят в Европе, но, думаю, что я соглашусь, — отвечала София Браге, и уже после выражение согласия жены, похожие слова прозвучали и от ее мужа.

— Ну а вы, господин Кеплер? Вам я сразу же, за те работы, что вы уже сделали, и за новые издания, с которыми чуточку помогу и я, могу даровать титул борона, выделить землю или дать деньги для строительства мануфактур, что более прочего оценю, — я искушал великого ученого и златом и славой и научными открытиями и был почти уверен, что он уже из России не уедет.