Калиновского я оповестил о своих планах почти постфактум — запиской, которую передал с дядькой Гаврилой. Вряд ли он её сам лично вручит, но голь на выдумку хитра, а разыскивать Платона у меня не было ни сил, ни времени. Это только в аудитории время тянется бесконечно. А когда активно действуешь, времени всегда мало.

Единственная задержка, на которую мне пришлось пойти — это заход в столовую. Не ради завтрака — позавтракать я решил в городе, — а ради того, чтобы поймать там одну раннюю пташку.

И я её поймал.

— Привет, — сказал я, плюхнувшись рядом со Златой.

Та вздрогнула, повернулась ко мне и пробормотала какое-то приветствие, на которое я не обратил внимания.

— Сегодня после вечерних занятий приходи в академический сад. Знаешь, где это?

— Знаю. А зачем? — захлопала глазами близняшка.

— Нам нужно поговорить, — сказал я серьёзно, но не позволяя себе сорваться в суровость. — Нам всем.

— Я не понимаю… — пробормотала Злата. — Нам всем?.. Но…

— Это мы с Его высочеством Борисом Александровичем кое-чего не понимаем, — оборвал я. — А вы с Агатой — всё прекрасно понимаете. Вот об этом и поговорим.

Судя по тому, как кровь отхлынула от лица девушки, она действительно поняла. Что и требовалось, собственно. Кивнув, я встал и вышел из столовой.

— Государю императору — ура! — обрадовался Джонатан.

И описал над мной восторженный круг. Мгновенно сообразил, зараза, что мы направляемся не в жилой корпус, где я посажу его в комнате на магический поводок, а к воротам. Жизнь, в понимании фамильяра, определенно налаживалась.

— Кому ура, а кого Калиновский ещё взгреет, — подходя к машине, проворчал я. — Ты полетишь или поедешь?

— Государю императору — ура! — Джонатан взмыл в безоблачное утреннее небо.

На трассе я воспользовался модификациями от Вовы — трансформирующими магическую энергию в кинетическую. По предыдущему опыту знал, что фамильяр любую мою скорость держит без проблем. Мы долетели по трассе до города, буквально пронзая пространство.

По-хорошему, сначала надо было заскочить к бабке Мурашихе. Но первым по пути оказался театр, подаренный моей сестре императорской четой. Туда-то я и зарулил.

В театре относительно кипела жизнь. Сновали какие-то люди, все были при деле, кто-то кому-то выдавал какие-то распоряжения. На меня не обращали внимания — так, будто на пороге ежедневно появлялся герой газетных хроник со здоровенной чайкой на плече. Я был вне их списка дел.

Пришлось поймать за рукав какого-то мужичка, который с важным видом тащил куда-то выпиленный из фанеры раскрашенный куст.

— Надежда Александровна здесь?

— Её сиятельство отсутствуют-с, — важно сказал мужичок. — А вот Владимир Феофанович — у себя-с.

— А «у себя-с» — это где-с?

Тут мужичок почему-то обиделся. И весьма сухо и скупо сообщил мне, куда подняться и где свернуть, после чего удалился вместе с кустом.

Я исполнил предписания и оказался в административной части театра, перед закрытой дверью. Постучал для порядку по косяку, потом нажал дверную ручку и вошёл.

Вова сидел за столом. В левой руке между пальцами дымилась сигарета, этой же рукой он подпирал взлохмаченную голову. В правой руке держал какую-то бумаженцию.

— Ты вообще понимаешь, сиятельство, что это такое — вывести театр хотя бы на самоокупаемость? — с тоской посмотрев на меня, спросил он.

— Эм… Привет, — немного озадачился я.

— Привет! То-то и оно, что привет.

Вова не отрывал взгляда от бумаги.

— Государю императору — ура! — рявкнул Джонатан.

Вова вздрогнул. Взгляд приобрёл осмысленность. Бумага легла на столешницу, к десяткам других таких же.

Я подошёл к столу. Вова встал и, зажав сигарету в зубах, пожал мне руку.

— Чего ты тут? — спросил я, указывая на бумаги.

— Пытаюсь себя убедить, что нам подарили не белого слона, — фыркнул Вова.

— В смысле? — Я сел на свободный стул.

— А… Да, это ещё батя мой покойный рассказывать любил. То ли в Индии, то ли в Китае богатеи развлекались — подарят кому-нибудь неугодному белого слона. А он вроде как священное животное. Убить его нельзя. Выбросить или передарить — некрасиво. Вот и приходится содержать. А эту тварь, однако, попробуй прокорми! К тому же ещё и гадит, как слон.

— Ха! — развеселился я. — А аристократы, я смотрю, ни в одной стране мира не скучают. Вот, кстати, ещё одна веселуха — не настолько хитро выдуманная, но тоже не лишённая своеобразного изящества — дуэль.

— Ну, дуэль — это не слон, конечно, — обнадежил меня Вова. — Дуэль — проще и быстрее.

— Вообще очень быстро, — поддержал я. — Так значит, ты согласен?

— На что?

— Быть моим секундантом. Сегодня вечером, в Царском Селе, возле Башни-руины. Я тебе расскажу, где это, и как туда половчее пробраться. А потом, там, надо будет одну штуку ещё провернуть…

— Погоди, погоди, сиятельство. — Вова опустился на свой стул и поискал взглядом пепельницу — без особого успеха. — Эм… Ты, что ли, стреляться собрался?

— Как-то слишком серьёзно звучит, — поморщился я. — Оно того не стоит, право слово. Скажем так: у меня дуэль, и мне нужен секундант. Делать почти ничего не надо. Напомнишь правила, предложишь примириться. Если Юсупов согласится — вообще всё замечательно. Обнимаемся, пожимаем руки и идём в ближайший кабак праздновать примирение. Только видишь, какой нюанс: Юсупов не согласится. Поэтому потом… Ну, когда мы закончим, придётся ещё немного поработать.

Вова с видимым трудом впитал новую информацию. Пока впитывал, открыл окно и выбросил туда окурок.

— Надя тебя убьёт, — захлопнув раму, объявил он.

— Надю я уж как-нибудь переживу, — усмехнулся я. — Главное, чтобы Жорж меня не убил. А то это будет как-то совсем уж — ни к селу ни к городу… Кстати, Надя-то где?

— На курсах, где ж ещё. У нас ведь с ней договор, что сперва доучится, потом свадьба.

— Правильно, — кивнул я. — А ты ведь сам тоже собирался учиться?..

Вова скривился:

— Да собирался! Даже поступил уже. Да только сам видишь — нет у меня времени на лекциях рассиживаться.

— Так может, со стороны человека нанять?

— Чтобы на лекции ходил? — задумался Вова.

— Чтобы театром управлял! — закатил я глаза.

— А! Думал про это, — махнул Вова рукой. — Людей толковых, которые до сих пор не при деле, поди найди. А как найдёшь — так другая беда: среди толковых честных мало. Чужаку тут — что? Не своё — не жалко. Всё, что надо, поднимет, а после сам же и выдоит досуха. То есть, сиди да каждый шаг за ним проверяй. Ну и смысл какой тогда? Работы, выходит, столько же, да плюс ещё одному паразиту жалованье платить.

— Н-да, — посочувствовал я. — Тоже верно… В общем, я так понимаю, развеяться тебе не мешает. Сегодня вечером, я заеду.

— Угу. Уж развеемся так развеемся, — проворчал Вова.

— Наде ни слова!

— Да мог бы не говорить, само собой. Не учи учёного, сиятельство.

В следующую секунду Вова поджёг новую сигарету и опять склонился над бумагами. Я для него существовать перестал.

В этот раз Джонатан Ливингстон порхнул вслед за мной в машину.

— Ну что, следующий пункт? — спросил я.

— Государю императору — ура! — согласилась чайка. Но как-то без особого энтузиазма.

— Мне чудятся в твоём тоне осуждающие нотки, — заметил я.

Джонатан Ливингстон гордо отвернулся и стал смотреть в боковое окно.

— Ну и чёрт с тобой, — буркнул я. — Нужно мне твоё одобрение — как собаке блохи. Тебе вообще легко рассуждать, ты чайка! Чуть что не так — взлетел и тебе хорошо. К Финскому заливу смотался, рыбы наловил, на маяк нагадил — вот и все твои заботы. А нам тут, на грешной земле, что ни день то проблемы решать приходится. И не всегда с чистыми руками после таких решений остаёшься…

Впрочем, конкретно сейчас я надеялся не очень-то зачернить свою жемчужину. Хотя путь мой и лежал в Чёрный Город.

Сделав пару важных остановок, я, наконец, углубился в трущобы и отыскал хижину Мурашихи. Та вновь была не одна — в хибаре присутствовал долговязый паренёк плюс-минус моего возраста.