– Чудесно! – сказал мистер Макколл.
Тут миссис Макколл пронзительно взвизгнула, и газета выпала из ее рук.
– Дорогая! – сказал мистер Макколл тревожно.
Его супруга подобрала газету и вновь вперила в нее пылающий взор. Яркая краска разлилась по ее властным чертам. Дыхание миссис Макколл столь же напоминало пыхтение, как и дыхание ее сына Вашингтона в предыдущую ночь.
– Вашингтон!
Взгляд, которому позавидовал бы самый отпетый василиск, уперся через стол в долговязого отрока, и тот мгновенно превратился в камень – если не считать рта, продолжавшего все более разеваться.
– Вашингтон! Это правда?
Ваши закрыл рот, затем вновь отпустил нижнюю челюсть на свободу, и та поползла вниз.
– Дорогая! – Голос мистера Макколла был полон тревоги. – В чем дело? – Его глаза перелезли через очки и остались там. – Что случилось? Что-нибудь не так?
– Не так! Прочти сам!
Мистер Макколл ничего не понимал. И не мог хотя бы предположить, в чем причина бури. Она вроде бы имела касательство к его сыну Вашингтону, но в распоряжении мистера Макколла имелся только этот конкретный факт, что делало загадку еще таинственнее. «При чем тут Вашингтон», – спрашивал себя мистер Макколл.
Он обратил взгляд на газету, и тайна тут же перестала быть тайной. В глаза ему ударили кричащие заголовки:
МАЛЬЧИК, ОПРАВДАВШИЙ НАДЕЖДЫ
НЕ МЕНЕЕ ТОННЫ
СЫН КОРЫ БЕЙТС МАККОЛЛ,
ЗНАМЕНИТОЙ ПРОПОВЕДНИЦЫ
РЕФОРМЫ ПИТАНИЯ,
ВЫИГРЫВАЕТ ЧЕМПИОНАТ ВЕСТ-САЙДА
ПО ПОЕДАНИЮ ПИРОЖКОВ
Далее следовал лирический фонтан. Репортер, видимо, был настолько потрясен важностью своего сообщения, что просто не мог ограничиться сухой прозой.
Пусть не сумеем я иль ты свои осуществить мечты. Мечтаем мы одним моментом стать знаменитым президентом, да только – экая досада! – не ценят люди нас как надо. И пусть! В бурленье наших дней пути есть к Славе поверней. Тому, кто вбил в надежды кол, примером – Вашингтон Макколл!
Да, Ваши! Не ахти высок и с виду – пудинга кусок. И не блистает он умом – в мозгах хоть покати шаром! Глаза пусты, нос – пятачком, а уши – в стороны торчком. И в заключенье комплимента: цена ему на вид – три цента. Но этот Вашингтон Макколл в Храм Славы с торжеством вошел!
Мать (née[13] мисс Кора Бейтс) меню для нас творит от дня ко дню. Читает лекции, друзья, что можно есть, чего нельзя. Телятина, бифштекс, лангет – всю эту мерзость под запрет! Беги от них и полюби лишь молоко и отруби. Но пирожки – ужасный яд! – ее особенно страшат. Напомним мы, как прошлым летом, читая лекцию об этом, она нас всех повергла в шок: «Страну погубит пирожок!!!» Но перед этим злом из зол не дрогнул Вашингтон Макколл.
Вчера судьба послала нам Чемпионат По Пирожкам. Те, кто боролся титул за, с натуги выпучив глаза, за две раздутые щеки уписывали пирожки. Взирал Вест-сайда высший свет, как славный чемпион О’Дэд, отстаивая титул свой, вступает с Иксом Блейка в бой. Но биться с ним не Икс пришел, а юный Вашингтон Макколл.
Мы б дали руку отрубить, лишь бы украсть, забрать, добыть Гомера дар (старик что надо – накропана им «Илиада»!). Да уж Гомер пером владел, куда скромнее наш удел. Не можем даже и мечтать, чтоб теме должное воздать. Пред трапезой подобной ведь одно возможно – онеметь. Как стали пирожки глотать соперники – не описать. Конца коснусь я этой встречи: прошли часы, и вот под вечер О’Дэд, как ни старался он, Макколлом юным был сражен.
Упорно бился чемпион, все силы бою отдал он. Всю душу он в него вложил: расчетлив, быстр и ловок был. Все пирожки рубал вчистую. Начинку сглатывал любую. Его девиз, могу поклясться: «О’Дэд и лопнет, но не сдастся!» Вот он икнул, и вновь икнул, и снова пояс расстегнул. Бедняга, как ни тщился он, исход был сразу предрешен. Ведь и удава б поборол в два счета молодой Макколл.
Был долог бой, но вот настал безоговорочный финал. О’Дэд, понурясь от стыда, встал на ноги не без труда. Подушку с кислородом тут ему поспешно подают. Но Ваши, Коры Бейтс сынок, скрыть огорчения не смог. Он словно немо говорил, что червячка лишь заморил. «Не дурно ль вам?» – вопрос наш был. «Мне? – гордо он переспросил. – Я вас как раз хотел спросить, где можно тут перекусить?» Какой блистательный урок он в эту речь для нас облек! Так, славой осиян, ушел наш юный Вашингтон Макколл!
Мистер Макколл прочел эту эпическую поэму до конца, а потом посмотрел на сына. Сначала он посмотрел на него поверх очков, затем сквозь очки, затем снова поверх очков, затем опять сквозь очки. В глазах у него появилось странное выражение. Не будь это совершенно исключено, могло бы показаться, что его взгляд выражает что-то вроде уважения, восхищения и даже благоговения.
– Но каким образом они узнали твою фамилию? – спросил он наконец.
– И это все, что ты можешь сказать? – нетерпеливо вскричала миссис Макколл.
– Нет, нет, дорогая, конечно, нет. Более чем. Но этот момент показался мне любопытным.
– Негодный мальчишка! – вскричала миссис Макколл. – Неужели ты настолько сошел с ума, что назвал им свою фамилию?
Вашингтон тревожно задергался. Не выдержав пронзительного материнского взгляда, он ретировался к окну и уставился в него спиной к комнате. Но все равно ощущал материнские глаза у себя на затылке.
– Я не думал, что ее не следует называть, – промямлил он. – Тип в черепаховых очках спросил меня, ну я ему и сказал. Откуда мне было знать…
Его спотыкающееся оправдание оборвалось, потому что дверь вдруг распахнулась.
– Приветик-ветик-ветик! А! А!
В двери стоял Арчи, обаятельно улыбаясь всей семье.
Возникновение абсолютно незнакомого человека избавило злополучного Ваши от молний, которые в него метали глаза матери. Арчи они ударили в переносицу, он заморгал и уцепился за стену. И пожалел, что так безвольно уступил просьбе Люсиль заглянуть к Макколлам и использовать магнетизм своей личности в надежде убедить их отозвать иск. Во всяком случае, подумал он, если этого визита он отменить не мог, его следовало бы отложить на попозже, когда он подзакусил бы как следует: утром он бывал не в лучшей своей форме. Но Люсиль настояла, чтобы он пошел немедленно и покончил с этими неприятностями теперь же.
– Полагаю, – сказала миссис Макколл ледяным тоном, – вы ошиблись дверью.
Арчи сплотил свои ослабевшие силы:
– Нет-нет. Даже наоборот. Лучше мне представиться, а? Моя фамилия Моффам, знаете ли. Я зять старины Брустера, ну и вся прочая чушь, если вы понимаете, о чем я. – Он сглотнул и продолжал: – Я пришел по поводу этого милого старого иска, если вы знаете, о чем я.
Мистер Макколл, видимо, хотел что-то сказать, но жена его опередила:
– Адвокаты мистера Брустера в контакте с нашими. Мы не желаем обсуждать что-либо, связанное с этим делом.
Арчи опустился на не предложенный ему стул, несколько секунд с неподдельным любопытством разглядывал хлебницу с хлебом «Здоровье» на столе, а затем продолжил свою речь:
– Нет, но послушайте, знаете ли! Я вам объясню, что произошло. Терпеть не могу заходить туда, куда меня не приглашали, и все такое прочее, но моя жена настояла. Справедливо или нет, но она считает, что я собаку съел в дипломатии, и просила меня заглянуть к вам и посмотреть, не сможем ли мы уладить милое старое дельце. Я хочу сказать, знаете ли, что старик – старина Брустер, знаете ли – очень переживает из-за упомянутого дельца, страдает из-за положения, в каком оказался; ведь он должен либо укусить своего старого друга Макколла в загривок, либо быть самому укушенным старым другом… и так далее и тому подобное. Так что скажете? – Он оборвал свою речь. – Кошки полосатые! Послушайте, а!
Он был настолько поглощен выполнением своей миссии, что не заметил присутствия чемпиона по поеданию пирожков, тем более что того заслонял какой-то пышный куст в кадке. Но теперь Вашингтон, услышав знакомый голос, отошел от окна и посмотрел на него с суровой укоризной.
