— Н-нет. То есть да, — я в смятении, и голос предательски скачет.

— Понял, не дурак, — Стас подмигивает мне и обращается к Марку: — Жду тебя завтра в девять. И чтобы никаких отмазок!

Хлопок двери отзывается мелкой дрожью в теле. Мы остались одни. Марк и я. Он опирается бедром о стол и пытливо смотрит на меня. Испытывает на прочность холодом и безразличием. Терзает мою и без того измученную душу. За что? Глупый вопрос, я прекрасно знаю, за что он так со мной. Но справедливо ли это?

Я сокращаю расстояние между нами до одного метра. Вглядываюсь в любимые черты лица, и тоска, тягучими канатами оплетающая сердце, уничтожает остатки гнева.

— Почему ты не сказал, что расстался с Настей?

— Наш разрыв не имеет к тебе никакого отношения.

— Марк, я же всю эту неделю не жила, а пребывала в мучительной агонии, думая, что ты женишься. Мне было очень больно… Почему ты так жесток?

— Отмена свадьбы никак не влияет на нас, — сухо отрезает Марк. — Я не хочу возвращаться в прошлое.

— Не верю, что это основная причина твоего молчания.

Я вскидываю руку, желая прикоснуться к Марку, но останавливаюсь на полпути, потому что не знаю, смогу ли пережить его безразличие. Он настолько чужой сейчас, что я боюсь быть отвергнутой. Если оттолкнёт, отстранится, нахмурится — моя душа покроется несмываемыми чернильными пятнами. Я ему в любви призналась, а он даже не удосужился сообщить о разрыве.

Марк, закрыв глаза, трёт двумя пальцами переносицу. Он будто стареет на десять лет, уголки губ опускаются вниз.

— Я хотел, чтобы тебе было так же больно, как мне два с половиной года назад, — произносит он, встречаясь со мной взглядом. — Хотя бы неделю ты жила так, как я жил несколько бесконечных месяцев.

Крик отчаяния и сожаления застревает в горле. Я закрываю рот руками, я тихо всхлипываю, переживая ещё один мучительный крах иллюзий. Дура, надеялась, что он быстро меня позабыл и переключился на привычных искусственных красоток. Я правда верила, что Марк такой или мне было проще считать его беспечным и легкомысленным?

Если он действительно страдал так же сильно, как и я, то не удивительно, что он не хочет ко мне возвращаться. Инстинкт самосохранения вопит ему о том, что лучше засасывающая пустота, чем вечно кровоточащая рана. Я не имею права осуждать его за это.

— Что ж, твоё желание сбылось. Мне было очень больно, — я сжимаю кулаки и впиваюсь ногтями в ладони, чтобы заставить себя промолчать, но ядовитая желчь всё же выплёскивается в мучительных вопросах: — Ну что, теперь ты доволен? Отомстил, как следует?

Краска сходит с его лица, а во взгляде мелькают живые эмоции. Растерянность и удивление.

— Я не мстил тебе, Дина.

— Как скажешь, — безразлично пожимаю плечами. Всерьёз думаю о том, что наша история закончится вечной разлукой, а не счастливым воссоединением.

— У меня не было такой цели.

— Знаю.

Он делал это подсознательно, возможно, только сейчас понял, что причинял мне боль своим молчанием. Я вновь дёргаюсь в несвоевременном желании прикоснуться к нему. На этот раз Марк всё замечает: и то, как я нелепо тяну к нему пальцы, и как торможу, пытаясь обуздать свои эмоции, и как моя рука обессиленно падает вниз. На корке льда, скрывающей синий блеск его глаз, появляются первые трещины. Словно весеннее солнце проступило сквозь мрачные тучи.

С моих губ срывается тихий вздох.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​— Я хотела накричать на тебя, закатить грандиозную истерику, но вместо этого вновь поняла, как виновата перед тобой. Знаешь, тяжело жить с постоянными тисками на сердце. Особенно когда понимаешь, что твои чувства и твоё желание загладить вину на хрен никому не нужны, — я нервно усмехаюсь. Смахиваю влагу с ресниц. — Извини, что ворвалась и помешала вам со Стасом. Пойду я. Игорь Святославович с меня шкуру сдерёт, если задержусь ещё хотя бы на пять минут.

— Дина… — доносится хриплое мне в спину.

Я уже у дверей. Осталось вцепиться в ручку и потянуть её на себя. Оказаться на воле. Сбежать от него, от своих чувств, от вечной боли.

Но я оглядываюсь.

Марк рядом. В его синих глазах я вижу бесконечный океан, отдающийся разноцветными переливами, искрящийся на солнце.

Его пальцы скользят по моей щеке. Вверх и вниз, оставляя неизлечимые ожоги. Сердце бросается в бешеный пляс. Его прикосновения осторожные и нежные, от них подкашиваются ноги и в солнечном сплетении приятно щекочет, словно от пузырьков шампанского.

— Дина, Дина, что же ты со мной делаешь? — он обхватывает моё лицо ладонями, долго смотрит в глаза, пытаясь найти ответ на какой-то мучающий его вопрос. — Почему вечно ты? Всегда лишь ты.

Я накрываю его ладони своими, пытаясь стать чуть ближе хотя бы телесно. В его словах — сплошная мука. Это не признание в любви, скорее безнадёжность, недоумение, капитуляция. И я не испытываю ни малейшей радости от того, что он первый ко мне прикасается. Только горечь.

Он смахивает пару слезинок, катящихся по моим щекам. Проводит большим пальцем по губам, но в этом движении нет сексуального подтекста. Марк вспоминает меня прикосновениями. И смотрит так пронизывающе-жадно, что хочется отвести взгляд.

Его руки исчезают. И синий омут больше не втягивает в свою бездну. Привычная пустота.

Марк отходит. Прячет руки в карманах брюк, его челюсть напряжена, а кадык нервно дёргается.

— В следующую пятницу в ресторане «Оазис» состоится праздник в честь двадцатилетия компании. Приходи, — вперившись пустым взглядом в окно, произносит Марк.

Я до побеления костяшек сжимаю дверную ручку. Треклятая надежда возрождается, словно феникс.

— Я приду, — говорю еле слышно. Плечи Марка напрягаются, но голову он не поворачивает. — Обязательно приду, — повторяю ещё раз перед тем, как выскочить из кабинета и, налетев на светловолосую возмущённую секретаршу, со всей дури помчаться по лестнице вниз, смахивая слёзы новой надежды.

35

— Ну, как тебе? — с нескрываемым волнением спрашивает Алёна. Она сидит на стуле и пьёт остывший кофе. — Руби правду-матку, я ко всему готова.

— Мне понравилось, — улыбаюсь встревоженной сестрёнке.

— А поподробнее? Дин, не томи!

Вчера Алёна скинула мне свой роман. Я читала его до самого утра, не веря, что эти строки написала моя любимая младшая сестра. В каждой строчке, в каждом предложении — жизнь обычных людей, без иллюзий и прикрас, но описанная с такой щемящей любовью, что на душе становилось уютно и по-осеннему тепло. Возникло желание заварить кофе, сесть на подоконнике и, укрывшись мягким пледом, зачитываться этой историей о человеческих судьбах.

— В твоей книге есть живые, понятные каждому эмоции, трогательные отношения между главными героями и очаровательный, но не приторный финал. Слог хороший, я ни разу не споткнулась во время чтения. Алён, тебе срочно нужно разместить своё произведение на подходящем сайте. И, возможно, потратиться на рекламу, чтобы тебя заметили.

— Правда? Или ты мне льстишь?

— Правда, Алён. Я заснула аж в четыре утра, когда дочитала последнюю страницу. Хотела узнать, останутся ли главные герои вместе.

— Ну это же вымысел. Конечно, они воссоединились, — хихикает Алёна. — В жизни и так хватает одиноких разочарованных людей, нужно хотя бы в книгах счастливые концовки прописывать.

— Это точно. В реальности всё не так однозначно, — хмыкнув, я поглядываю на часы. Надо бы выспаться хорошенько, чтобы завтра казаться свежей и отдохнувшей. Не каждый день я посещаю торжества в честь двадцатилетия компании.

— От Марка нет никаких вестей? — Алёна безошибочно считывает моё состояние. Я в тоске.

— Нет. Но я ничего такого не ожидала. Завтра в ресторане, надеюсь, увидимся. Не просто так же он позвал меня на корпоративный праздник? — с надеждой обращаюсь к Алёне.

— Не знаю. Кто там вообще будет? Может, все сотрудники компании приглашены?

— Вряд ли. Я разговорилась с девчонками из отдела логистики — они не в курсе предстоящего торжества. И секретарша Игоря Святославовича тоже впервые слышит о ресторане «Оазис». Зато мой босс приглашён. Он так удивился, когда узнал, что я тоже там буду, — смеюсь, вспомнив озадаченное лицо своего начальника. — Видимо, это тусовка для избранных.