Город, мать его — жил.

Брели люди, мамашки тащили за руки упирающихся детей, медленно ехала одинокая машина, группа рабочих разгребала какой-то завал, на перекрёстке стоял и курил молодой солдатик, который увидев меня, попытался обратиться ко мне со словами — «Эй, малой». Увидев мой оскал (надо бы к нему старлейские погоны добавить), немедленно осёкся.

Что крайне важно, пара человек разговаривали по мобильникам. Ага, значит связь начали восстанавливать?

Над зданием администрации области гордо развевался государственный флаг, на пороге ещё одна группа солдат, не то курят, не то охраняют вход.

Здесь не действовала пространственная блокировка, так что я резво очутился в здании и принялся бродить, никому особенно не интересный, пока не столкнулся с девушкой-снайпером Станиславой, которая, увидев меня — вспыхнула взглядом, потом картинно стала по стойке смирно.

— Здравия желаю, товарищ старший лейтенант! — она слегка закатила глаза и придала голосу максимальную издевательский тон. Но ведь тон к протоколу не пришьёшь, верно?

— Отставить, Хрумова. Вольно.

— Как скажете, товарищ старший лейтенант.

Она на поменяла позу и в глазах её плясали черти. За эти дни она взяла пару уровней, так что, вероятно, после взятия кремля было всё ещё весело, если даже снайпер отличился в ближнем бою.

— Хрумова, что за тон? Ты хоть скучала по мне, скажи честно?

— Ночами не спала, товарищ старший лейтенант. А вы куда пропали? В штабе сказали, вы исчезли.

— Переживала за меня?

— Как за родного брата.

— Кхе. Вот как? А я тут в загранкомандировке был, по приказу начальства.

— Цезаря?

— Бери выше?

— Генштаб?

— Система.

— А где вы были?

— Это военная тайна. Мы с тобой пока не так близки, понимаешь… пока что.

— Все вы так говорите.

— Отставить! Я не все, я такой один, как молодой Тиньков.

В подтверждение своих слов выудил из инвентаря громадное жемчужное ожерелье на массивной золотой основе, которое смотрелось внушительно и даже красиво.

— Прими это, Станислава Петровна, как дар во имя яркой и вечной любви к тебе. И отнюдь не братской любви, смею заметить, сударыня.

Слегка обалдевшая от моего подарка Станислава растерянно приняла увесистое ожерелье, но почти сразу же к ней вернулось самообладание и надменный прищур.

— Где ты говоришь, Цезарь? — перевёл я разговор в более привычное русло, она рассеянно пожала плечами.

— Можно твой телефон?

— Я не дам тебе свой номер… Вам, товарищ старший лейтенант!

— Да мне бы позвонить Пельштейну, есть его контакт?

Она чуть смутилась и даже, кажется, покраснела, сунула мне рацию.

— Мстислав, приём!

— Кто это? Несущая частота стрелка Хрумовой… Кто это, что случилось?

— Это всеми забытый и никому не нужный старик Восковитин, гуль на службе её величества. И у меня есть ощущение что вы по мне не скучали и не выходили на дорогу выглядывать!

— Леонид Ю-юрьевич, мы в при-принципе не скучали, мы взяли под контроль центр, юг и юго-запад города, но се-север, та-там…

— Где Цезарь Август? — перебил я его.

— Убыл в центр.

Покрутил глазами по поводу сказанного. Учитывая, что сейчас я в здании администрации области, то есть «центрее» некуда, связист имеет ввиду златоглавую столицу нашей беспокойной родины. И просто так бы «они» его не дёргали.

— Неотложная помощь в моем лице нужна?

— Не-не думаю. Стычки местного значения, работа патрулей, хрупкое ра-равновесие.

— Ладно, понял. Найду телефон, наберу. Ты в старом штабе?

— Ка-как догадался?

— Потому что не в кремле и не администрации. Считай, интуитивно. Отбой, конец связи.

— Э-это не обяза…

Щелкнул, вырубил. Повернувшись к Станиславе, поймал её руку, вручил рацию, чуть притянул, картинно поцеловал её руку, продолжая смотреть, пока не добился своего — она на мгновение смутилась.

— Я вынужден отбыть на срочное задание, сударыня, но я надеюсь, что судьба удостоит меня радости видеть твои прекрасные, полные поэтической печали глаза снова.

Прежде, чем она замаскировала смущение чем-нибудь саркастическим, добавил:

— Кстати, тогда я и правда всё потрогал, не смог удержаться. Ты классная.

И театрально блинкнулся за пределы здания.

Снова накрапывал небольшой ленивый дождик, я по привычке накинул свою тюнингованную невидимость и шёл по Советской, оттуда повернул на улицу Обороны. Баррикада на месте, даже слегка усилена, сквозь неё организован проход, трупы убраны (интересно, куда?), тут же дежурит БМП с СССРовскими знаками различия и разномастным экипажем. Сверху табличка «пост 22».

Обошёл их и меньше, чем за полчаса дошёл до границ «цивилизованных владений», нашего «фронтира». В Комсомольском сквере, который располагался на стыке крупных улиц, в настоящий момент безбожно вытоптанном — стояли собранные в неровный овал два десятка грузовиков. Снаружи, развернув стволы в направлении «от центра» — танк Т-90 и старенькая зенитка. Внутри овала установлены палатки, кто-то кашлял, курили, матерились и готовили походную пищу.

Как есть — временный лагерь армии человеческой цивилизации.

Не стал блинками проникать внутрь и возбуждать караул. Скинул невидимость за пару сотен метров, показал часовому взмахом руки, что вижу его, дошёл, исполнил воинское приветствие — тот не ответил, смотрел равнодушно, никакой пропуск не спросил, молча махнул в направлении потрёпанного кунга, стоящего прямо на травке. Были бы сигареты, угостил бы усталого бойца.

Кунг никто не охранял, так что я молча прошёл внутрь, ожидая что вмешаюсь в работу штаба или чего-то в таком духе. Внутри было накурено (вентиляция осуществлялась только за счёт одного из частично разбитых окон), сидел и молча держал трубку, куда периодически мычал что-то вроде «да понял я, понял…» одинокий седовласый чуть располневший, незнакомый мне старший лейтенант.

Присел напротив, он молча едва заметно кивнул, какое-то время ещё слушал, потом рыкнул в трубку — «Служу России» и грохнул массивной трубкой о аппарат.

— Сайчев, — протянул он мне руку и, пока я её пожимал и мямлил «Восковитин», ухитрился другой рукой налить мне треть стакана водки.

— Ну, за победу над тварями! — провозгласил тост старлей и, после вливания в себя едрёного алкоголя (тут я порадовался своему расовому иммунитету) протянул мне заветренный солёный огурец.

— Какими судьбами к нам на Треугольник? Ты, кажется, тот зычный гуль, которого штабные не шибко любят?

— Он. То есть, так точно.

— А, брось, я ж сам вызван из запаса. Двадцать шесть лет замнач снабжения на сталепрокатном и вот, обратно пришлось браться за автомат. Вижу, что и ты не шибко кадровый.

— Ага, из резервистов.

— Перевели к нам?

— Ну, как сказать…

— Я дядя Миша.

— Лёня, — мы повторно пожали руки, и он снова налил.

— Короче, дядь Миша, я починяюсь лично Цезарю, а его сейчас нет. Вот и набрёл… Что тут у вас?

— Дальше зона тварей, Лёнь. Мне зам Цезаря Костылёв всю плешь проел, формируй мол, группы, посылай на разведку, вызывай команду зачистки. А мне людей жалко, понимаешь?

— Понимаю. Мне пока больше не наливай. А что за твари?

— Странные, незнакомые. Прежде мертвечина была, сейчас их вроде поприжали. А эти — странные херни, ходят на четырёх длинных ногах, но, когда им нужно, встают. Прыгучие, худючие, покрытые грязной шерстью, жилистые. Пасть — во! Узкая, длинная, вся в зубищах. Глаза на выкате, ноздри как пещеры. Короче — монстр. А! Когти ещё!

— Куда же без них. Много тварюк?

— Они осторожные, нападают толпой, сразу с полсотни, внезапно, поэтому как тут посчитаешь? Мы бы попробовали туда техникой, но они прут из-за стройки, там частный сектор, улочки узкие, дороги завалены, чёрт ногу сломит, застрянем, зажмут… неуютно мне, Лёнь.

— Всё ясно. Я схожу. Так сказать, на разведку. Пусть твои пацаны периметр держат, не высовываются.