– Это табор, уважаемая? – спросил встречный, обращаясь к Гризелле.

– Это балаган, – ответила ведьма, оглядываясь на разношерстную компанию.

– А табор где? – поинтересовался прохожий.

– Где-где! В Караганде табор! – Полухайкину почему-то не понравился пешеход. От одного взгляда на путешественника Альберта прошиб холодный пот. Он к таким состояниям не привык и решил спровоцировать конфликт. – В натуре, мужик, ты че, от поезда отстал?

– Я Барона ищу, – спокойно ответил мужчина и, заметив Гучу позади отряда солдат, расплылся в улыбке. – Гуча, братишка! – вскричал он и бросился к черту.

– Мафусаил! Жив, курилка! – Гуча соскочил с лошади и, улыбнувшись Брунгильде в ответ на ее обеспокоенный взгляд, побежал к человеку в черном.

– Мы все удивлялись, куда ты пропал! Как ты здесь оказался? – воскликнул черт и обнял встречного так тепло, будто это был его брат.

Это действительно был брат Чингачгука – Мафусаил. Братья не виделись несколько веков, и оба были приятно удивлены, встретившись в мире, где сама вероятность встречи сводилась к нулю. Связи друг с другом они не теряли и об основных событиях жизни друг друга осведомлены были неплохо. Мафусаил знал о женитьбе брата, знал и о том, что у него появился племянник. А история с Гучиным обучением портновскому мастерству вообще стала в Небесной Канцелярии притчей во языцех. Когда-то Мафусаил просто пропал из Энергомира, сказав перед этим, что сыт конторской деятельностью по горло. Он был на несколько веков старше Чингачгука, и тогда Гуча не понял этого исчезновения, посчитав брата предателем. Теперь-то он хорошо знал, что по-другому Мафусаил просто не мог поступить. И понимал не только его – понимал родителей – маму с папой, которых ни за какие коврижки не выманить из Южной Америки в каком-то из параллельных измерений. Гуча знал, что брат счастлив, и не оценивал его понятие о счастье, не пытался подогнать его счастье под свою мерку. Если любимому родственнику проще и привычней быть одному, если в этом заключается его счастье, то зачем лезть с нравоучениями и оценками?

Гуча представил брата своим друзьям, с удивлением отметив, что Мафусаил очень заинтересовался Гризеллой – та впервые, после Бенедикта, расцвела под взглядом мужчины. Она помолодела и похорошела. И этой новой Гризелле очень подходила прическа из улегшихся в высокую корону змеек. Вот только, как и раньше – под взглядом Бенедикта, состояние ее ветхой одежды не изменилось.

Гуча хитро улыбнулся, отметив про себя этот внезапный интерес. Мафусаил, насколько он помнил, был убежденным холостяком и при каждой встрече заявлял, что его будущая избранница должна быть слепой, глухой и немой, и при этом еще и законченной дурой, если решит все-таки выйти за него замуж. Гризеллу такой не назовешь, так что кто его знает? Гуча ухмыльнулся и подумал, что эти двое, если пара все-таки сложится, составят весьма взрывоопасную смесь. Он мысленно пожелал брату любви прекрасной Гризеллы, пожелал в силу неизлечимой вредности, которая выдавала его чертову натуру.

– А ты чего здесь осел? – спросил Мафусаил и хитро улыбнулся. – Швейную мастерскую открыл? Пижамки гусятами вышиваешь?

– Поддел! – Гуча хлопнул брата по плечу и расхохотался. – Сам-то сюда как попал? – Спросил он, отсмеявшись.

– Место было свободное, ну, я его под шумок и занял. А потом так и остался. Господином Смертью работаю.

– Так вроде здесь женщина какая-то перенос осуществляла, старуха с косой? – удивился черт.

– Она скандалистка большая была, на пенсию отправилась, никого не предупредив. Косу ей, видите ли, таскать надоело. А я как только это дело просек, так сам себя и назначил. Не упускать же такой удобный случай?!

– Ты кого скандалисткой обозвал, ирод? – завопила Гризелла и осеклась. Она никому не рассказывала об этом этапе своей жизни.

– Гризеллочка, так вот чем ты у нас занималась! – снова рассмеялся Чингачгук.

– Это че: типа жмуриков в морг принимала? – уточнил Полухайкин, почесывая затылок. Он внимательно слушал, готовясь в случае чего прийти другу на помощь: мужик в черном, пусть он и оказался братом Чингачгука, ему решительно не нравился.

– Нет, Альберт, она их туда не принимала, она их туда поставляла! – ответил Гуча и расхохотался, точно зная, какие ассоциации его ответ вызовет в голове Альберта.

– Крутая бабка! В таком возрасте киллером подрабатывать… – Полухайкин уважительно посмотрел на Гризеллу.

Мафусаил тоже посмотрел на ведьму, только в его взгляде светился такой интерес, что бабка, как всегда это бывало, когда на нее смотрели подобными глазами, помолодела и приосанилась. Человек в черном улыбнулся, а ставшая юной девой ведьма вдруг смутилась и занавесила лицо змейками.

– А я-то все удивлялся, – сказал Гуча, налюбовавшись прекрасной Гризеллой и снова поворачиваясь к брату, – что это тебя в Канцелярии не видно было последнее время!

– Замучила меня эта Канцелярия. Ну работал я там начальником отдела азартных игр – и что? Ну сам посуди – какое ханжество! Отдел азартных игр есть, а сами азартные игры по всей Небесной Канцелярии запрещены! Я ведь здесь почему остался? Потому что как человека за страх возьмешь, такой азарт в нем просыпается! Когда на кону жизнь стоит, такую игру этот человечек ведет, что хоть в энциклопедию заноси. А, к примеру, если удается встретиться с таким, как Барон, то я просто счастлив! Он не просто правила выполняет, но и по ходу игры новые устанавливает, а карты так передернуть может, что только глаз да глаз нужен. Собственно, я к нему и направляюсь. Мы с ним не первый раз встречаемся, и он давно бы мог бессмертие выиграть, да по каким-то своим причинам отказывается. Так, лет двести-триста выцыганит – и все. Говорит, что грех от такого партнера по игре, как я, отказываться. Кстати, ты матушку давно видел? – неожиданно сменил тему Мафусаил.

– Давно, – ответил Чингачгук и поморщился. – После того как она мне пощечину залепила, не виделись. Я тогда Самсона к чертовой матери послал, вот она под кроватью и появилась на минутку. А что?

– А то, что она просила передать, что эта пощечина тебе детской шуткой покажется, если ты внука не привезешь в гости. Говорит, что ты совсем обнаглел, и обещает сама к тебе заявиться.

– Нет уж, – ответил Гуча, похолодев, – уж лучше мы к ней!

Характер у Гучиной мамы был не сахар. Дама она была решительная и на все имела собственное, раз и навсегда установленное мнение. Это было бы неплохо, если б она не считала, что ее дети должны думать так же, как она. Да что говорить – вон на папочку тошно смотреть, тряпка и подкаблучник. А ведь когда-то Эфроим был надеждой Большого Босса. Тот думал о пенсии спокойно, знал, что смена будет такой, что его собственная божественная голова о Небесной Канцелярии болеть больше не будет. Но Эфроим встретился с очень симпатичной чертовкой по имени Манна, мамочкой тогда еще и в планах не значившихся Мафусаила и Чингачгука, – и та быстренько загребла избранника в свои цепкие, украшенные острыми коготками лапки. И до сих пор стоит только Манне махнуть рыжим хвостиком, как их папочка падает на колени, чтобы поцеловать отполированное копытце.

– Это ты сам решай, мое дело маленькое. Я ее послание тебе передал и руки умыл. Сам-то не женат, с меня и взятки гладки. – Мафусаил довольно улыбнулся и не без злорадства пожелал брату обойтись при встрече со вздорной матушкой малой кровью. – Это ты плодишься и размножаешься, аки кролик какой!

– Ну ты загнул, братец, всего-то и наплодил что одного сына.

– Парень-то, смотрю, хороший получился, но, зная тебя, ловеласа, смею заметить, случайно! – сказал мужик в черном, попав, как говорится, в яблочко.

– Ну жизнь-то она всяко поворачивается. – Черт не стал развивать тему, вспомнив, как болезненно реагирует супруга на подобные разговоры.

– Главное, чтобы не задом, Чингачгук, не задом, – заметил азартный братец. – А что касается матушки, то желаю тебе приятного отпуска в стране Кецалькоатля, краснорожий брат мой, Чингачгук Эфроимович, – расхохотался Господин Смерть.