Цоланский правитель привычным жестом воздел руки.

– Во имя Шестерых!

– Да будет с нами их милость, - пробормотал Дженнак, присоединяясь к дружному хору напротив.

– Светлорожденный тар Тегунче желает объявить волю своих владык. Вчера ее донесли барабаны, и я надеюсь, что пришедшие с запада вести были добрыми, - произнес халач-виник. - Храни нас боги от огня, потрясений земли, ураганов и болезней, а прежде всего - от войн!

– Согласен, достопочтенный, - сказал Тегунче и обратился лицом к Дженнаку. - Мой родич и повелитель Ах-Шират, третий в роду Коатля с этим именем, владыка Страны Дымящихся Гор, Простерший Руку над Храмом Вещих Камней, говорит: да! Его союзник Одо'ата, владыка Страны Степей, сын почившего Ко'ко'наты, Взысканного Судьбой, говорит: да! И желают они почтить премудрого Че Чантара, назвав договор его именем со всеми славными титулами, и записав в нем… - Тегунче поднял глаза к высоким сводам и заговорил нараспев, будто читая какую-то древнюю сагу: - Мы, властители Коатля и Арсоланы, Мейтассы и Одиссара, решили так: будет проложен рубеж в Восточных Землях и пройдет он по реке Днапр, и морю Бумеранга, и Длинному морю, и морю Меча…

Дженнак сделал жест недоумения, и атлиец смолк.

– Вопрос? - Чичен-те зазвенел своими браслетами.

– Да. О каких морях идет речь? Длинное море я знаю, но остальные мне неизвестны.

Тегунче усмехнулся.

– Нельзя обозначить рубежи, мой сахем, не дав названий тому, что еще не названо. Вот мы и дали их, выбрав предметы, напоминающие формой те моря. Море, куда впадает Днапр, изогнуто подобно тасситскому бумерангу, а море, разделяющее Жаркую и Дальнюю Риканну, узкое, длинное и прямое, как тайонельский клинок. Ты с чем-нибудь не согласен, светлорожденный тар?

– Слишком воинственные названия, - пробормотал Дженнак. - Ну, ладно! Пусть остаются такими. Но не хотелось бы мне услышать, как в тех морях свистят бумеранги и звенят клинки.

Тегунче снова усмехнулся, снисходительно и небрежно.

– Скорее ты услышишь, как рвутся громовые шары и гремят метатели… Ну, это будущие дела, светлый тар, а сейчас покончим с настоящим. Итак, имена новых морей были названы, о границах было сказано, и к этим словам добавятся такие: на восток от рубежа будет власть Коатля и Мейтассы, на запад - всех прочих эйпоннских уделов и Великих Очагов. Ты согласен?

– Согласен. Дальше!

– Это все… пока все, - с поспешностью добавил Тегунче, увидев, как грозно сошлись брови Дженнака. - Прочитанный мной договор - лишь первый; он ясен, его можно выбить в камне, и с ним согласны все, и все готовы подвесить над ним свои знаки. Так сделаем же это! А потом придется отыскать столь же ясные слова для второго соглашении… - он покосился на мрачное лицо Оро'сихе, - для соглашения о Скрижали Пророчеств и ее поисках. Думаю, второе дело сложней первого… да, сложней, и не стоит нам готовить в одном котле горький и сладкий земляные плоды.

– Не стоит, - согласился Дженнак. - Будем готовить в разных котлах, но одновременно. И пока не поспеют оба блюда, я не сяду на ковер согласия!

Тегунче недовольно пожевал губами.

– Взываю к твоему благоразумию, сахем! Если мы сейчас дадим клятву и утвердим договор премудрого Чантара, то будет достаточно времени, чтобы разобраться с остальным. Сегодня, может, и закончим…

– Я благоразумен. И потому считаю, что подвешивать знаки и приносить клятвы нужно по обоим договорам сразу.

– Ты нам не доверяешь? - атлиец принял оскорбленный вид.

Дженнак рассмеялся.

– Ты призываешь меня к доверию или к благоразумию, светлорожденный? Эти понятия несовместимы… Ты хочешь сварить сегодня и горький, и сладкий плоды? Ну, так поведай мне что-нибудь насчет горького… Какими словами будет изложен сей договор? Ты их уже придумал? Или готов согласиться с тем, что скажу я? А я скажу так: четыре Книги входят в свод кинара, завещанный богами людям, и не должны они искать пятую - ибо, если бы желали боги, то включили бы ее в Чилам Баль еще на заре веков. И потому мы, владыки Коатля и Арсоланы, Мейтассы и Одиссара, утвержаем: не будет никто из нас искать Скрижаль Пророчеств, а будет ждать с терпением, когда явится она миру… - Дженнак расправил плечи и принял позу решения. - Ну, почтенные ир'т-шочи-та-балам, вы готовы подвесить свои символы над этими словами?

Лицо Тегунче помрачнело, и он вновь бросил осторожный взгляд на Оро'сихе. Не приходилось сомневаться, что родич Ах-Ширата подвесил бы хоть сотню знаков над сказанным, но союзники его не приложат к такому договору ни перышка, ни шерстинки, ни копыта от своих быков. Оба они сидели на своей половине ковра, белоснежно-серебристой, как крылья искупавшегося в утренних росах лебедя, и молчали; молчал и Тегунче на своей черной половине. Теперь, как казалось Дженнаку, он постиг смысл сего разделения: одни речи Тегунче были речами атлийцев и тасситов, другие же доносились лишь из Страны Дымящихся Гор.

Раз нет согласия меж союзниками, то нет и союза, подумал он. С другой стороны, вчера Оро'минга сказал, что оба повелителя не будут ловить дым над костром и туман над водами… Оба! Значит, они пришли к единому решению, и Тегунче сейчас играет, подбрасывая слова, как стерженьки фасита, и надеясь поймать палочку попестрей… Ну, в таких играх Дженнак тоже не был новичком.

Атлийский посланец принял позу раздумья: спина чуть согнута, ладони лежат на коленях, голова опущена.

– Не будем торопиться, - произнес он. - Слова твои ясны, однако мы хотели бы обсудить их… обсудить каждое, и все вместе. Ты ведь знаешь, что горький плод готовят с осторожностью, иначе недолго и отравиться.

– Когда же твое варево поспеет? Я полагаю, не сегодня?

Тегунче задумчиво нахмурился.

– Нет, не сегодня… еще не сегодня, если ты настаиваешь на своих словах. Быть может, в День Пчелы?.. Или Камня либо Глины?

– Тогда и говорить будем в День Пчелы… Или Камня либо Глины. - Дженнак скопировал нарочито неуверенную интонацию Тегунче. - Я не спешу. Время идет, и с каждым днем Очаг Одисса становится сильнее. Уверен, что брат мой Джиллор уже послал накомов ко всем границам… уверен, что не забыл он отправить флот в Бритайю за моими воинами… Не поспеют они к месяцу Войны, придут в месяц Дележа Добычи! И мы ее поделим! - Глаза Дженнака грозно сверкнули. - Поделим! Так что я не спешу. Торопливый койот бегает с пустым брюхом.

– Однако… - начал встревоженный Тегунче, но тут Оро'минга прервал его, вскочив и сделав жест угрозы.

– Я знаю, почему ты не спешишь! Знаю, плевок Одисса! Бычье дерьмо! Холощеный тапир! Крыса из сераннских болот!

– Харра! - взревели тасситские воины за спиной Оро'минги. Тегунче поджал губы, Чичен-те побледнел и заворочался, пытаясь что-то сказать и звеня своими браслетами, и даже Кутум-Тиа с неодобрением покачал головой. Но Оро'сихе, отец Оро'минги, оставался спокойным и глядел в пол с прежней мрачностью.

Дженнак поднял руку в знак того, что хочет говорить.

– Думаешь, желаю я укрыться за переговорами? Думаешь, боюсь встречи с тобой? - Он сделал паузу, глядя в искаженное гневом лицо Оро'минги. - Так пусть слышат все: на завтрашний день, День Керравао, я слагаю полномочия посланца! Завтра я лишь Дженнак, светлорожденный из Дома Одисса, и белые перья вождя сменю я алым воинским убором! Хайя! Я сказал!

Чичен-те но-Ханома Цевара приподнялся с подушки, отирая пот с высокого плоского лба.

– Помилуйте, ир'т-шочи-та-балам! Перед вами символ мира! Здесь место совета, а не ссор! Священное место! В дни предков моих звучали здесь мудрые речи, звучали резкие слова, случались и споры, но никогда в этих стенах не слышали оскорблений!

– Что поделаешь, достопочтенный, - сказал Дженнак, - времена меняются, и вместо мудрых слов слышим мы боевой тасситский клич, а споры превратились в брань и пустую болтовню. Да, времена меняются! Но кое-что остается неизменным: кровь и жизнь, которыми платят за поношение. - Он снял свой убор из белых перьев, скрепленных серебряным соколом, и повернулся к Оро'сихе: - Боюсь, светлый тар, в День Пчелы нас будет меньше. Не слишком ли просторным окажется твой ковер?