В некрологе Носику в научно-популярной газете «Троицкий вариант» Максим Борисов[207] (сам никогда не «выражающийся») написал:
С Антоном было весело, при всей его эпатажности на него никто не мог обижаться всерьёз. Весь этот окружающий новостной ужас он учил переплавлять в отчаянную работу, таким образом пережигать в себе для всеобщей пользы то, что, казалось, никто не способен пропустить сквозь себя во всех деталях и подробностях – взрывающиеся дома, задыхающихся подводников и их рыдающих жён, растерзанные в Чечне трупы… Работать, когда тебе нестерпимо худо и жутко, – это оказался ещё один способ выжить…[208]
* * *
Но эти героические подробности à la «трудовой подвиг Павки Корчагина на строительстве узкоколейки», эта отчаянная битва за новости – обычно на износ, часто на очерствение, порою на выгорание, – не должна заслонять главного вопроса: почему Павловский и те, с кем он «бегал совещаться» (т. е. Волошин) так легко согласились на финансирование неочевидного, инновационного и «инфраструктурного» (т. е. не сулящего ни гарантированной прибыли, ни немедленных медийных дивидендов) проекта Носика?
Инвестбанкир Сергей Васильев, о роли которого в судьбе Носика нам ещё предстоит подробный разговор, в беседе со мной выдвинул такую версию: подобно тому, как «Вечерний Интернет» создавался не ради просвещения читателей, а ради того, чтобы в процессе этого просвещения читатели как можно дольше пользовались услугами «Ситилайна» с повременной оплатой, точно так же «Лента» создавалась отнюдь не для того, чтобы утолять информационный голод и заполнять онтологическую бездну. А для того, чтобы ненавязчиво, с помощью воспетого Пелевиным «искусства лёгких касаний», «рулить дискурсом».
Выше уже приведена версия самого Антона, как он выстраивал отношения с ФЭПом. Но в реальной жизни порой происходило не совсем так.
«Лента» была превосходной, – признал в интервью мне Павловский. – И «Лентой» был очень доволен Волошин. Он тоже был фанатом Интернета, и без его отмашки я бы делать это не стал.
Было непонятно тогда, что потребуется в кампании. Мы знали, что борьба будет жестокой, и противники в тот момент, весной 99 года, казались сильнее нас.
Особенность этих [президентских] выборов, что они были выиграны в рамках думской кампании, и Путин фактически стал президентом по результатам выборов в Думу.[209] Весь феномен Путина был создан внутри думской кампании, а президентская – была уже доигрыванием. Поэтому штаб Путина в Александр-хаусе возник в августе 99-го года.
– Т. е. ещё до «я устал, я ухожу»?
Какое «устал и уходит»?! Это был финал нашей кампании, финал сценария. Мы же провели проверочный эксперимент, если не ошибаюсь, где-то 24 ноября 1999 года, когда он [Ельцин] появился на 3 минуты в новостях с Сергеем Шойгу и сказал, что «Мне понадобится поддержка, у меня есть хороший друг, руководитель блока “Единство”», который тогда балансировал вообще на грани прохождения – и в оставшиеся [до думских выборов] три недели он в три раза увеличил поддержку и вышел на второе место. Вот после этого Борис Николаевич поверил в наш сценарий.
Неудивительно, что поверил. Кирилл Куталов, глянцевый редактор и писатель, оставил впечатляющее описание Павловского в блеске его славы «делателя президентов»:
Павловского я видел в конце 1999 года, за неделю до парламентских выборов. Было это в его кабинете на Зубовском. ФЭП готовился запустить exit polls, редакторов ресурсов собрали с утра пораньше на совещание.
Павловский задерживался. Люди, сидевшие в кабинете, заметно нервничали. Мейер ковырялся в линялых носках, Носик звонил и говорил, что стоит в пробке, но скоро приедет, редакторы СПСовских сайтов сбились в кучку и тихо говорили о чём-то постороннем, Литвинович[210] обсуждала что-то техническое с Митей [Ивановым], [Иван] Давыдов, как обычно, выглядел так, как будто только что дунул и теперь ему хорошо, Милованов, как обычно, выглядел так, как будто если не дунет прямо сейчас, ему станет очень плохо. Ждали долго. Уже даже, кажется, приехал Носик, а Павловского всё не было.
Вдруг дверь открылась, и в кабинет ворвался Глеб Олегович.
Глаза горели, во всех движениях была какая-то нехарактерная даже для такого подвижного человека, как он, энергия, он был похож на генерала, проводящего одновременно смотр войск перед битвой и военный совет. Он казался на голову выше всех собравшихся. Откуда он приехал на Зубовский, можно было только догадываться. <…>
Павловский провёл совещание молниеносно. Он расставлял людей по местам и не то чтобы давал задания, а, скорее, определял собравшихся как функции. Совещание продолжалось от силы минут десять, после чего у меня возникло ощущение, что я тоже подключён проводами к какому-то чудовищному серверу и почта, приходящая на адрес [email protected], открывается прямо в моей голове, где бы я ни находился в этот момент – в туалете, в собственной постели, в метро или непосредственно на рабочем месте. Энергии, выплеснутой за эти десять минут одним человеком, хватило на трое суток непрерывной работы нескольких десятков редакторов, программеров, промоутеров и проч. После этих трёх суток я лично не мог прийти в себя месяца два.[211]
Да и было от чего. Раз уж всё равно невозможно не упомянуть придуманную Глебом Павловским блистательную, неожиданную и практически недосягаемую для ЦИКа штуку – публикацию онлайн результатов exit polls, процитируем крайне легкомысленный по отношению к «большой политике» и потому беспристрастный источник – «Байки кремлёвского диггера» Елены Трегубовой:
В 4 часа дня меня разбудил телефонный звонок: это был не Стальевич[212], а моя бабушка, которую я, по нашей с ней традиции, должна была вести голосовать. <…>
– Всё равно твои молодые никуда не пройдут! – сонно пробубнила я.
Тут трубку у бабушки перехватил мой старший брат Григорий, который голосовать принципиально никогда в жизни не ходит, да и вообще уже несколько лет из своей башни из слоновой кости – ни ногой. Даже новостей по телевизору не смотрит – из брезгливости. Но тут он неожиданно бодрым голосом потребовал:
– Сестра, вставай! Представляешь, тут действительно какая-то чушь творится: там эти Чубайс с Немцовым, похоже, правда, проходят в Думу. На первом месте – Единство, а Лужков с Примаковым со своим Отечеством – вообще в заднице!
– А откуда ТЫ всё это знаешь?! – изумилась я. – Ещё же не кончилось голосование!
– Да тут все радиостанции только об этом и говорят! Даже соседка наша прибегала рассказывать! Там в Интернете этот… как его, Павловский, что ли, вывесил результаты exit polls – опросов избирателей на выходе с избирательных участков…
Чтоб мой рафинированный, аполитичный брат – да вдруг не побрезговал узнать, что такое exit polls! Я была просто потрясена таким невероятным примером эффективности кремлёвских избирательных технологий.
Моментально вскочив с постели, я помчалась… голосовать. За молодых, как велела бабушка. По дороге я вдруг начала хохотать сама же над собой: я ведь тоже стала жертвой Павловского! Ведь если бы я была уверена, что правые опять всё профукали и не попадают в Думу, я бы, разумеется, не стала тратить свой выходной на голосование!
Павловский не зря назвал свою фирму «Фондом эффективной политики». Штука оказалась простая и действительно эффективная: специально созданный сайт формально не являлся СМИ и поэтому на него не распространялся запрет на публикации результатов exit polls до окончания выборов[213]. Впрочем, даже если ЦИК нашла бы, за какой рычаг ухватиться для воздействия на медиареальность, провернуть его всё равно удалось бы не раньше понедельника – когда было бы поздно. Реальность цифровой эпохи опять, как в аферах Медкова, элегантно «сделала» вахтёров эпохи предыдущей. И при этом практически не нарушая букву закона. Как можно запретить то, про что запретители просто не знают, что оно существует?!
