— Уже поздно, — вздохнув, я потрепала за ухо спящего Томаса. — Пора нам отправляться домой — завтра рано вставать.

Когда всё семейство Воронцовых вышло в коридор нас проводить, я недовольно посмотрела на Петра и строго сказала:

— Если завтра не решишь вопрос с кафе, неустойку будешь платить из своего кармана.

— Вита! — недовольно закричала Тоня.

— А что? — усмехнулась, помогая Соне застегнуть застёжку на босоножках. — Это твой муж убедил меня в том, что лучше «Cosiness», компании я не найду. Так, пусть и расхлёбывает теперь всё сам.

— Чтобы я хоть раз ещё раз решился тебе помочь… — Воронцов закатил глаза, тяжело вздохнул. — Не делай добра, не получишь зла…

— Благими намерениями выложена дорога в ад, — подхватила я. — Я сама в следующий раз подумаю — стоит ли к тебе прислушиваться, дорогой.

Конечно же, мы шутили. Ближе и роднее Воронцовых у меня осталась только мама, но она так далеко жила, что сейчас я считала Тоню и Петра самим близкими людьми.

Когда мы вышли на улицу, я тяжело вздохнула и от дуновения лёгкого весеннего ветра прикрыла глаза. Моё состояние не ушло от внимательного взгляда дочери. Поэтому, нежно взявшись за ладонь, она заинтересованно спросила:

— Всё хорошо? Ты сегодня грустная, — несмотря на малый возраст, Соня была слишком умной. Искренне переживая, она легко считывала моё настроение. — Что-то случилось?

— С чего ты взяла? — я улыбнулась, сев рядом на корточки. — Несмотря на некоторые проблемы, я в полном порядке. А знаешь почему?

— Почему? — дочка задумчиво сжала губы.

— Потому что ты рядом, — крепко обняла её. — Твоя любовь способна осветить даже самый пасмурный день. Спасибо.

— За что? — она улыбнулась.

— За то, что ты моя дочь.

Как бы ни злилась на Покровского, как бы ни обижалась из-за нашего расставания, я была благодарна. Благодарна, за то, что могла чувствовать тепло маленьких ручек на шее, могла каждое утро слышать слова любви, могла с гордостью говорить, что я мама самой лучшей девочки на свете.

А то, что он не мог разделить эти эмоции со мной, было его наказанием, расплатой за игру с моими чувствами.

Когда мы подходили к дому, я вспомнила, что оставила на заднем сиденье подарок для Сони — куклу, которую она просила подследник несколько месяцев.

— Вы с Томасом подождите меня здесь, — сказала, отдав дочке поводок. — Я быстро схожу до машины, возьму вещи и пойдём домой, — возможно, не стоило оставлять Соню одну, но я не переживала, что может что-то случиться, ведь подъезд постоянно был в зоне моей видимости.

/Кирилл/

— Чёртовы съёмки, как же я устал, — выругался вслух, пытаясь хоть как-то снять напряжение рабочего дня. — Чтобы ещё раз согласился сниматься в мыльной опере…

Прислонившись к кресту, я закрыл глаза и тяжело вздохнул.

В последние дни всё шло не так, как бы мне хотелось: сорвалось участие в прибыльном проекте на одном из федеральных каналов, на главную роль в фильме известного режиссёра выбрали другого актёра, и вишенкой на торте стало известие о снижении гонорара — видите ли, рейтинги у сериала низкие. Но разве это была моя вина?

Единственное утешало — мой личный проект в одной социальной сети набирал обороты, поэтому число подписчиков неуклонно росло, как и предлагаемые рекламные контракты.

Когда я открыл глаза, увидел девочку, которая стояла рядом с подъездом. Она задумчиво разглядывала машины, медленно гладя по голове свою собаку.

Наверное, мне стоило оставаться в машине, дождаться, пока она с мамой зайдёт домой. Но я не смог.

Достав с заднего сиденья большую шоколадку, подаренную утром поклонницей, я поправил причёску и вышел на улицу.

— Привет, — широко улыбаясь, подошёл к ней. — А ты почему в такой поздний час одна?

— Мама сейчас придёт, — Соня показала на синий седан, припаркованный рядом с соседним домом. — Она забыла в машине вещи. А почему вы так поздно не спите?

— Работал… — пожал плечами, поражаясь простотой, с которой эта маленькая девочка могла разговаривать с незнакомыми взрослыми. — Кстати, у меня для тебя подарок, — сделав вид, что роюсь в карманах, достал из куртки шоколадку. — Любишь орехи?

— Что ты делаешь? — сзади послышался недовольный голос Виты. — Соня, я же просила не разговаривать с незнакомцами.

— Прости, мама, — девочка сделала несколько неуверенных шагов в сторону.

— Не нужно её ругать, — решил вмешаться я. — Это только моя вина.

— Вот именно, твоя вина, — Вита подошла ближе, прожигая меня гневным взглядом. — С каких времён у тебя вошло в привычку цепляться к маленьким девочкам? Не думал, что я могу это неправильно расценить.

— С ума сошла! — крикнул я, даже боясь думать, в какую сторону она клонит. — Я всего лишь хотел сделать приятное и подарить шоколадку. Разве это преступление?

— Да, Покровский, — Вита презрительно выделила мою фамилию, — это преступление. Я уже несколько раз давала тебе понять, что не желаю, чтобы ты крутился вокруг нас. Разве своих дел нет?

— Почему ты стала такой грубой? — мне не нравился тон, с которым она со мной разговаривала. — Словно белены объелась. Да, наши отношения закончились не на самой приятной ноте, но…

Я хотел договорить, но Вита резко приложила палец к моим губам. Зло хмурясь, она то и дело косилась на дочку, которая заинтересованно слушала наш разговор.

— Если в тебе осталась хоть капля уважения ко мне, — тон женского голоса понизился, — прошу, оставь нас в покое, — через секунду Вита как ни в чём не бывало улыбнулась и обратилась к дочке: — Соня, пойдём домой. Нам ещё мыться, да сказку на ночь читать. Да и Томасу лапы вымыть нужно. Пойдём.

Девочка бросила на меня несколько заинтересованных взглядов, но спросить с мамой не стала. Послушно взяв её за руку, она поплелась к подъезду, но в последний момент повернулась и сказала:

— Пока!

— До встречи! — ответил я, растерянно помахав ей рукой.

Казалось, сейчас в моём сердце разгорается пламя. Что-то необъяснимое тянуло меня к этой маленькой голубоглазой девочке. Мне предстояло разобраться, почему незнакомый ребёнок вызывал во мне такие сильные чувства.

/Виталина/

Когда мы зашли домой, я не стала ругаться.

Сделав вид, что ничего страшного не произошло, я потянула Томаса в ванную и принялась настойчиво мочить его лапы.

— Это мой папа? — неожиданно тихо спросила Соня.

От услышанного средство для мытья буквально вывалилось из рук.

Я замерла.

Тема отцовства никогда не поднималась в нашей семье. Не знаю, с чем это связано, но Соня никогда не интересовалась кто её папа. Я несколько раз пыталась начать разговор, чтобы выдать вымышленную легенду за правду, но каждый раз останавливала себя, решив, что когда придёт время, просто серьёзно поговорю с дочкой.

И, кажется, время пришло.

— С чего ты взяла? — скрыть дрожь в голосе было сложно.

— Я видела старые фото, которые ты прячешь на самой верхней полке. Там есть этот мужчина… Я его сразу узнала, — Соня говорила это так спокойно, словно её не волновала вся происходящая ситуация. — И там ты такая счастливая...

— Да, мы были с ним знакомы, — отпираться казалось бесполезным. — Но это не означает, что он твой папа.

Руки дрожали, но я всячески пыталась это скрыть, настойчиво намывая лапы Томасы.

— Тогда кто? Почему он нас бросил? Почему никогда не встречался со мной? — детский голос неожиданно погрустнел.

В этот момент моё сердце остановилось. Что мне было делать дальше?

Соврать, убедив, что это лишь игра детского воображения, или сказать правду, подтвердив, что Кирилл — её настоящий отец?

Я запаниковала.

Мысленно давно готовя себя к этому моменту, сейчас я не знала, как поступить. Что, если дочка захочет общаться с Покровским? Этого мне совершенно не хотелось.

— Соня, мы…

Я уже хотела сказать ей правду, доверившись материнскому сердцу. Но в последний момент в дверь позвонили.