Первое, учитывая, что я заключал самый дорогой и надёжный контракт семьи Ян — от лица одного из Властелинов Духа семьи — невозможно. Невозможно за месяц взять семь звёзд и из слабого Предводителя стать Властелином.

Второе — учитывая, что навстречу мне отправили целую толпу — гораздо легче представить. Если Нулар следит за моим контрактом, то сейчас должен готовиться получить весть.

Я спросил у одного из своих новых слуг:

— Вы должны были доложить… У вас есть амулет связи с Нуларом?

Мгновение молчания.

— Да, есть.

Хорошо, что я приказал им обоим молчать. Сам я до тонкостей молчания не додумался, но…

— Ты или твой приятель сообщили ему о происходящем?

— Нет. Только передали, что активировали ловушку.

Злость и ненависть ужалили меня даже через мыслеречь. Но я лишь растянул губы в улыбке. Пытались, ясно. Хорошо, что трёхцветные Указы умней своего создателя и не дают слугам даже помыслить о предательстве, в чём бы оно ни выражалось. Или же слуги сами, под влиянием трёх цветов Указа, даже в мыслях не допускают мысли о предательстве?

Допускают, допускают. Я мгновение любовался, как печати на обоих моих слугах то наливаются сиянием, то приглушают его, а затем перевёл взгляд на Алроса. Недовольного Алроса, который всё вливал силу в кисет, но никак не мог сломать его привязку.

С сочувствием спросил:

— Что, не выходит?

Алрос с раздражением выдохнул:

— Что за трюк? Это что, не кисет, а болванка?

— Да нет, почему болванка? Кисет. И в нём именно то, что ты и искал. Просто я сильней тебя и я не хочу, чтобы ты сломал мою привязку. Вот у тебя и не выходит.

— Что за бред? — фыркнул Дамзор.

А вот Алрос побледнел и крикнул:

— Убейте его! Вперёд!

Я тут же толкнул от себя другую мысль:

— Вы двое, стоять.

И конечно же, они не ослушались меня, да и вряд ли могли бы напасть на того, Верность кому сияет над их головами.

Я, взметая песок, скользнул в сторону, уходя от первого удара, раскрутил над собой Пронзатель, отбивая сотни серых игл, что падали с неба.

Но схватка не мешала мне ни слышать, ни улавливать чужую мыслеречь.

— А вы что замерли? Оглохли и не слышали приказа?

— Господин…

Я едва не фыркнул. Как меня, так отказывались называть господином, хотя ощущали боль от Указов за неповиновение, а как Алроса, так продолжают называть господином. Вот что значит сила привычки.

—… они справятся и сами.

— Какое справятся⁈ Да они дохнут один за другим. Вы слепые⁈

— Дохнут слабаки. Они всегда были лишними среди нас, господин.

— К чему мешаться под ногами?

— Да ты… Да вы… — Алрос сорвался на визжание. — Вперёд пошли, я сказал! Пшли! Это приказ!

Я толкнул мысль:

— Действуйте. Только изображайте схватку. Если сумеете, вроде как, случайно прибить кого-то из своих бывших товарищей, то так и сделайте.

Опасный приказ, потому как случайно можно прибить и не кого-то, а меня. Но, во-первых, пусть сначала попытаются это сделать, а во-вторых, пусть попробуют обмануть трёхцветный Указ. Как там говорил Шандри?

Один цвет действует на тело, два цвета действуют на разум, три цвета действуют на саму душу.

Не выглядят эти тайные слуги семьи Ян как те, кто способен противиться трёхцветным Указам. Я и насчёт себя не уверен.

Тридцать вдохов схватки и половина людей Алроса и Дамзора мертва.

Оставшиеся отхлынули.

Я сплюнул кровь из рассечённой губы. Растёр её по лицу. Их, конечно, много, но мне, после сотен гораздо более безнадёжных схваток в жетоне, не привыкать. Ничего, по сути, опасного. Не тогда, когда у меня есть техники, не тогда, когда двое сильнейших из врагов лишь делают вид, что сражаются со мной. Но мне сейчас главное — тянуть время и не показывать, как легко мне сражаться, ведь главное моё сражение впереди.

Толкнул мысль к своим слугам:

— При следующей сшибке я поймаю одного из вас в щупальца техники и ударю. Тот, кто попадётся, сделает вид, что убит или тяжело ранен. Будет лежать и ждать приказа. Потом так же со вторым. Ясно?

— Ясно. Ясно.

Снова навалился жар, и я сорвался Поступью, Поступью с ясно всем видимым земным обращением, уходя от опасности.

Мешанина техник, вихрь движений и взметающегося вокруг песка. Один из моих новых слуг отлетает прочь в брызгах крови. Выглядит страшно, а на самом деле несерьёзная рана для его Возвышения.

Но остальные поражены и испуганы. Снова отступают, переглядываются. Меня на миг колет болью. Не рана, нет. Алрос, воспользовавшись тем, что мне не до него, ломает-таки привязку кисета.

Через миг торжествующе орёт:

— Они здесь! Они здесь! Их четыре! Слышишь, Дамзор, четыре!

Тот ухмыляется, техникой переносится к скованным пленникам, про которых все уже немного позабыли, хватает Лаю за горло и рявкает мне свой очередной приказ:

— Дай себя сковать или я сломаю ей шею!

Я поджимаю губы леденея от злости. Толкаю мысль:

— Седой, пни его в спину. Со всех сил.

Тот выставляет напоказ свои кандалы.

Я зло повторяю:

— Пни, я говорю!

Дамзор передёргивает плечами и орёт:

— Ты оглох⁈ Живей!

Через мгновение Седой пожимает плечами, делает шаг вперёд и пинает его в спину ногой.

Дамзор даже не шевельнулся. Закалка бьёт Предводителя? Смешно. Боевая медитация даже не подумала предупредить его об этом ударе, как не предупреждает о мухе, что врежется ему в спину. В отличие от Прозрения, но он пренебрёг его предупреждением, не осознал.

Дамзора сносит с ног, отшвыривает на три шага. В песок падает уже безвольное, мёртвое тело.

Все замирают, поворачивают голову к Седому, который так и замер с поднятой ногой, таращась на мертвеца.

И только я вижу, как над телом Дамзора исчезает печать с одним-единственным символом. Смерть.

Алрос хрипло зовёт:

— Дамзор! Ты это, вставай.

Кое-кто из кулаков гораздо сообразительней.

— Он мёртв! Дамзор мёртв!

Седой отмирает, делает шаг, другой, замирает между толпой и остальными четверыми скованными пленниками. Так себе, конечно, прикрытие от тех, кто может в них ударить едва ли не с трёх сторон. Но сейчас от его скованной фигуры пятятся как бы не сильней, чем от меня.

Алрос орёт:

— Всё, что обещал Дамзор, я заплачу! Всё в силе! Вам всё равно нельзя возвращаться в город, идите под мою руку. Мне нужны будут верные люди и кто, как не я, сумеет обеспечить вам новую жизнь? Убейте Орзуфа, с этим стариком я разберусь сам!

Оставшиеся в живых переглядываются. Среди них нет ни одного Мастера. Для разговора они используют мыслеречь, но для меня это ничем не отличается от разговоров вслух, да ещё и во всё горло.

Я даже слышу итог от их старшего:

— Мы согласны.

Алрос кивает и разворачивается к Седому.

Тот делает короткий шаг назад и вопит:

— Малец! Малец, ты же не подставишь меня вот так? Стар я для таких дел!

Конечно, убить или усыпить Алроса было бы проще, но не тогда, когда ты подозреваешь здесь посторонние глаза.

Мгновение я медлю, пытаясь решить, как поступить лучше и хитрей, зато Алрос не медлит — швыряет вперёд технику, полтора десятка острых воздушных лезвий.

Я словно оказываюсь в прошлом. Снова схватка, снова кандалы, снова закованный против того, кто может использовать техники.

Что сказать, Седой зря орал про свою старость, он оказался хорош, хотя и не так хорош, как Сареф Тамим.

Хотя, тут как поглядеть, ведь Седой, сейчас, по сути, Закалка, выстоял безоружный против удара техники не Мастера, а целого Предводителя.

Всё, что летело в него и тех, кто стоял сразу за ним — он отбил своими кандалами. Беда в том, что летело широко, щедро, а вот Лая и Пиатрий оказались не так хороши. Первой рассекло многострадальную руку, на которую она приняла технику, прикрываясь, второй и вовсе получил нехорошую рану в бедро.