— Вы кто такие⁈ Я вас не звал!!
Жестом подозвал к себе Вовчика. Не вспомнил, как именно планировал запугать хулиганов. Но был уверен: точно не испугаю парней видом своих впалых щёк и чуть оттопыренных ушей. Похоже: я рассчитывал только на «Вальтер». Рыжий не тормозил — подхватил с земли спортивную сумку и рванул ко мне. На ходу он бортанул застывшего с приоткрытым ртом мальчишку. Вырвался из окружения он до того, как соратники Шпуни сомкнули ряды. И замер рядом со мной: плечо к плечу. «Как кучка спартанцев перед фиговой тучей персов», — промелькнуло в моей голове сравнение. Вот только я не чувствовал себя царём Леонидом. Сообразил, каким видели меня сейчас Шпуня с сотоварищами: тощим десятилетним мальчишкой с дурацкой шапкой на затылке и со странной перчаткой на левой руке (правую я из сумки не вынимал — сдавливал рукоять пистолета).
Шпуня будто позабыл о семечках. И о Вовчике. Смотрел на меня. Не ухмылялся. Не шутил над моей перчаткой или шапкой. Подросток пробежался по моей одежде глазами. Я отметил, что раньше этого парня не видел (только во время «приступа», когда убили Вовчика). Во времена перестройки и в «девяностые» Шпуня не «отирался» в моём районе. Тогда я вёл активную социальную жизнь — знал в лицо едва ли не всех местных более-менее «авторитетных» людей. Но со Шпуней сейчас встретился впервые. Словно этот парень не проживал в конце восьмидесятых годов и после развала СССР в Великозаводске. «Если вообще он тогда всё ещё 'проживал», — подумал я. Заметил, что парень опустил взгляд на мою сумку: её боковая стенка чуть топорщилась из-за упиравшегося в неё ствола «Вальтера». Шпуня сплюнул сквозь зубы себе под ноги.
— Для кого интересуешься? — спросил он.
Шпуня будто озвучил отзыв на пароль.
Ещё в прошлой жизни (в юности) я выучил с полдюжины «правильных» ответов на подобные вопросы (каждый соответствовал определённому случаю — «по понятиям»). Но не повторил сейчас ни один из них. Потому что услышал топот шагов: за спиной. Он становился всё громче. Почудилось, что к освещённому пятачку под фонарём (что стоял рядом с торчавшей из высокого сугроба ёлкой) приближался табун лошадей… или взвод обутых в тяжёлые ботинки солдат. Я шагнул в сторону — не повернулся к шайке Шпуни спиной. Краем глаза заметил появившуюся из-за поворота знакомую красную куртку. Вслед за красной вынырнула бежевая, потом синяя. Из-за поворота появлялись всё новые цветные пятна курток, полупальто и шапок. Они были хорошо заметны даже в полумраке — на фоне белой стены из припорошенных снегом кустов.
По правую руку от меня мальчишки тоже зашевелились: шустро сбились в кучу рядом со своим насупленным предводителем. Они словно временно позабыли и обо мне, и о конопатом боксёре. Парни вглядывались в полумрак, смотрели на приближавшиеся к нам фигуры. Оглянулся и Вовчик — рыжий растеряно заморгал, сжал кулаки (так он реагировал на любые неожиданности). Лишь только я один улыбнулся: понял, кого увидел, ещё до того, фонарь осветил лица самбистов. Впереди всех к нам не шла — бежала Каховская (она шумно дышала, едва ли не постанывала). На шаг от неё отстали Света Зотова и Лежик. Увидел я и куртку Леры Кравец. Заметил блеск «настоящей, военной» кокарды на кроличьей шапке Эдика Ковальски. Каховская подбежала ко мне — шумно выдохнула и улыбнулась, будто первая пересекла финишную черту.
Она вцепилась в мой рукав, точно передала эстафетную палочку.
— Фууух, — выдохнула Зоя. — Успели.
Она улыбнулась Вовчику. Бросила строгий взгляд на Шпуню и его приятелей. Я обменялся приветствиями с Васильевым — устными (руку я Лежику не подал). Смотрел, как из-за поворота появлялись всё новые фигуры. Пока не видел всех. Но уже понял, что мне на помощь пришли не восемь и даже не двенадцать человек. К помеченному полысевшей ёлкой участку аллеи явилась едва ли не вся «третья» группа самбистов в полном составе — даже те, кто не был на вчерашней тренировке. Шпуня сунул руку в карман куртки. Сощурил глаза — сквозь узкие щели между веками смотрел на приближавшихся к нам самбистов. «Какого…» — начал он вполне ожидаемую фразу. Но тут же прервался. Дёрнул головой, скосил взгляд на выбравшегося из сугроба Рудика Веселовского. И будто позабыл, о чём хотел сказать.
Я тоже взглянул на Весло. Отметил: выглядел тот в точности, как в моём «видении» — за пару секунд до того, как ударил по голове Вовчика. Вот только теперь Рудольф держал в руке не ледышку — он сжимал рукоять ножа. «Нашёл всё-таки», — мысленно удивился я. Почувствовал холод в груди. Потому что понимал, что именно сейчас произойдёт. С губ Рудольфа капала слюна. В глазах Веселовского на фоне огромных чёрных зрачков отражалась лампа фонаря. Рудик тихо рычал: будто не человек, а зверь. Смотрел на лицо Вовчика. Шёл на рыжего, всё ускорял шаг, будто атакующий носорог. Я щёлкнул предохранителем (так же, как и во время своих «приступов»), взвёл внутри сумки курок. Взглядом отыскал давно намеченную мишень: мелкую морщинку между бровей Рудика Веселовского.
Выдернул из сумки пистолет.
И тут же услышал:
— Не надо!
Фигура в красном рванула навстречу «носорогу». Заслонила мою цель. Вскрикнула, будто не тренировке перед броском. Я не вскинул оружие, не зафиксировал «Вальтер» двумя руками, как планировал. И не нажал на спусковой крючок. Потому что снова увидел Рудольфа, лишь когда тот уже упал на землю. Из носа мальчишки вновь хлынула кровь — она брызгами разлетелась по сторонам, оросила белую поверхность заснеженного тротуара и одежду Каховской. Я затаил дыхание. Прижал пистолет к сумке. Заметил, что шапка слетела с Зоиной головы и приземлилась на снег рядом с Рудиком, распластавшимся после чётко выполненной передней подсечки. Каховская тоже не устояла на ногах. Приземлилась рядом с Веслом. Двумя руками девочка удерживала так и не выпустившую нож руку Веселовского. Ногой она прижала шею Рудика к земле.
«…Первое базовое правило контроля рычага — это плотность, — воскресил я в памяти собственные слова. — Если ты чуть отпустила от себя противника, дала ему пространство, то ты его не удержишь — он провернётся, и ты потеряешь позицию. Смотри. Выравниваешь ногу — контролируешь его голову…» Зоя прижала локоть мальчишки к своему паху. Вторым бедром надавила Веслу на рёбра. «…Ноги у тебя не в постоянном напряжении. Но если соперник поднимается — ты тут же отсекаешь его вниз…» Девочка резко вывернула не выпускавшую нож руку Веселовского. «Большой палец на руке соперника всегда смотрит на потолок…» Рудик рванулся, но лишь слегка пошевелил туловищем. Зоя притянула к лицу нож — клинок прошёл в паре сантиметров от её щеки. «…Таз поднимаешь вверх, — вспомнил я свои наставления. — Лучше — резко. Делаешь рычаг…»
Треск в суставе Весла услышали все, кто столпился на островке света под фонарём. Хотя он прозвучал негромко. Но заставил вздрогнуть даже меня. Я увидел, как внезапно побледнел рыжий Вовчик, как дёрнулся Шпуня, как попятились от Зои ещё недавно намеревавшиеся напасть на рыжего боксёра мальчишки. А потом у меня зазвенело в ушах после громкого вопля — это прокричал Рудик. Веселовский всё же выронил нож. На его губах пузырились слюна и кровь. Тёмные брызги орошали красную Зоину куртку («Хорошо, что не новую», — подумал я). Девочка этого словно не замечала. Она не сразу ослабила хватку. Сперва убрала «контроль» с шеи противника. После секундного раздумья выпустила руку Веселовского. И тут же резво вскочила на ноги — грациозно, будто во время танца. Отряхнула с одежды снег.
Я опомнился: сунул пистолет в сумку. И уже там сдвинул курок и предохранитель. Мои действия словно никто и не заметил. Все смотрели на Весло — тот корчился на земле, прижимал ладонь к плечу. И орал, будто Каховская всё ещё не ослабила «рычаг». Зоя склонилась, подняла с земли нож. Рукоятью вперёд протянула его мне… но тут же передумала, отдала нож Олегу Васильеву. Лежик кивнул (будто поблагодарил девочку за доверие). Мазнул взглядом по лицу Вовчика, по корчившемуся на земле от боли Рудику Веселовскому. Зоя тем временем (под прицелом множества взглядов) заняла место по мою правую руку. Накрыла ладонью мою сумку и прошептала: «Миша, не надо». Васильев решительно шагнул вперёд. Позади него, словно тень, тут же встал Слава Дейнеко (в старенькой меховой ушанке со свисающими потёртыми «ушами»).
