— О чьей глупости ты говоришь? — негромко спросил я.
— Не прими эти слова на свой счёт, добрый юноша, — быстро произнёс Сабалей, заметив мой тяжёлый взгляд. — Я говорю о глупости тех недалёких и невежественных людишек, которые поверили сказочкам подземного Короля!
Я вздохнул, подхватил Сабалея под локоть и оттащил ничего не понимающего мужчину туда, где лежали обмотанные «водорослями» гвардейцы. Молчун после секундной заминки последовал за нами.
Тусклый серый свет придавал «нарисованной» мной «картине» дополнительного «очарования». Заметив торчащие из стены каменные шипы, искорёженные тела и кровавые лужи, болтун позеленел и закрыл рот ладонью. Молчун, отшатнувшись, чуть не упал на пол.
Увиденное проняло даже бывших рабов, которые сталкивались с жестокостью почти каждый день.
— Один из этих, как ты говоришь, глупцов, — я указал на мёртвых гвардейцев, — позволил своему товарищу убить себя. А тот, в свою очередь, без сомнений прикончил друга и затем без лишних раздумий пробил собственное горло остриём копья… Если всё это произошло из-за каких-то «сказочек», то я очень хотел бы узнать о них как можно больше.
— Эти люди отравлены… Они отравлены верой!
— Давай-ка поподробнее, — я взялся за ворот ветхой рубахи и придавил мужчину к стене.
— Что ты себе позволяешь, добрый юноша? — дрожащим голосом произнёс Сабалей. — Будь мы в Векреции…
— Знаю, — я перебил мужчину. — Ты уже говорил. И про Векрецию, и про площадь Павших храбрецов, и про то, что там-то мы бы и проверили, чья удача крепче, а чья шпага ловчее.
— У тебя хорошая память, добрый юноша…
— Но плохое терпение, — рыкнул я. — И если ты не расскажешь мне всё, что я хочу знать, то мы проверим твою удачу прямо здесь и сейчас… И что-то мне подсказывает, что эта проверка тебе очень не понравится.
Я взмахнул клевцом перед носом Сабалея.
— Юности свойственна нетерпеливость, — болтун, проникнувшись серьёзностью момента, судорожно сглотнул. — Я и сам раньше был таковым… Папенька часто говорил, что я тащу шпагу из ножен за клинок, а не за рукоять…
— Подробности твоей тяжёлой молодости меня не интересуют. О каком мраке говорил гвардеец?
— Он говорил о мраке, который живёт в глубине… — Сабалей тяжело вздохнул. — Как я уже сказал, люди Короля заражены верой…
Оказалось, Король как руководитель значительно опередил своё время. Опередил, поскольку раньше других осознал, что управлять людьми куда проще, если предварительно запудрить им головы.
Король цинично подвёл под свою преступную деятельность целую идеологическую базу. Он, по сути, создал вокруг себя что-то наподобие секты — только основой для сплочения выступала не вера в божество, а служение высшей справедливости. Олицетворением которой в нашем бренном мире выступал некий оживший мрак, обитавший на самом дне Древних сводов.
Казалось бы, какая связь может быть между уголовниками, справедливостью и ожившим мраком? Для разумного человека ответ очевиден — никакой. А вот для одураченных Королём всё было совсем не так однозначно — они верили, и их вера, судя по всему, строилась не на пустом месте.
— Пару раз в седмицу они все спускаются в самую бездну — туда, где живёт мрак, — рассказал Сабалей. — Но что там происходит, мне неведомо… Те из нас, кого они иногда брали с собой, назад не возвращались.
Готов поспорить, ничего хорошего на глубине ждать не стоит.
В целом, благодаря такому креативному подходу, Король был для своих людей не только начальником, но и «патриархом». Что хорошо объясняло и то, как ему удавалось так долго удерживаться у власти, и то, почему его бойцы предпочитали смерть плену.
Фанатики — что с них взять.
— Думается мне, — продолжил Сабалей, — там, в бездне, они нашли нечто такое, что вымело из их и без того глупых голов остатки разума. Но это всего лишь теория, версия, предположение… Как я и говорил, те из нас, кто сумел увидеть «оживший мрак» своими глазами, обратно не вернулись.
Я кивнул. Не сказать, что ситуация стала предельна ясна, но кое-какие просветы всё-таки появились.
Мне доводилось иметь дело с убеждёнными сектантами — их трудно сломать, и практически невозможно подкупить или запугать. Однако они всегда крепко привязаны к своему лидеру… Так крепко, что эта привязанность превращалась из силы в слабость.
Как говорил один китайский товарищ, «бей по голове — остальное само развалиться». Если убрать из уравнения Короля нищих, то выстроенная им организация рухнет сама собой. Причём рухнет с шумом.
И под этот шум мы заберём книгу и вытащим Клопа, если он ещё жив. А затем покинем Древние своды, прихватив с собой на долгую память какие-нибудь ценные сувениры.
— Ты говорил, что играл на сцене? — я посмотрел на Сабалея.
— Не просто играл, добрый юноша… Я блистал на подмостках Квадратного театра — величайшего среди великих театров Векреции! — воскликнул мужчина, а затем настороженно произнёс: — Почему ты спрашиваешь?
— Хочу предложить тебе роль, — усмехнулся я. — Тебе и Молчуну.
— Не понимаю, о чём ты говоришь, добрый юноша…
— Снимите с них одежду и снаряжение, — я указал на тела гвардейцев. — И наденьте на себя.
— Хочешь, чтобы мы выдали себя за людей Короля? — удивился Сабалей. — Но зачем?
— Собираюсь насладиться твоей актёрской игрой, — усмехнулся я. — А то вдруг другого случая не представится.
— Не думаю, что это хорошая идея, добрый юноша… Если нас разоблачат — а нас непременно разоблачат — то всё закончится очень и очень плохо!
Молчун кивнул, подтверждая, что полностью согласен с товарищем.
— Тогда в ваших интересах сыграть как можно убедительнее, — я поднял клевец и выразительно посмотрел на бывших рабов.
Сабалей и Молчун поняли, что вопрос обсуждению не подлежит. Помявшись, они отправились исполнять приказ. Понуро, без особого энтузиазма, но и без пререканий.
Мои спутники стянули с покойников доспехи и окровавленную одежду, а затем быстро облачились в обновки. Выглядели бывшие рабы не очень убедительно, но медные шлемы, закрывавшие половину лица, должны были дать им шанс остаться неузнанными хотя бы несколько первых минут. А на большее я и не рассчитывал.
Люди на нижних ярусах были наготове, поэтому мне требовалось хоть как-то их отвлечь. И мои невольные союзники замечательно подходили для этой непростой и довольно опасной задачи.
Через четверть часа вояж по узкому тоннелю, успевшему надоесть до зубовного скрежета, наконец завершился. Мы увидели решётку — на этот раз незапертую, а затем и серый свет, льющийся сверху. На этом ярусе он был куда тусклее, чем на предыдущем.
Выход из тоннеля — самое опасное место. Здесь нас будет взять проще всего…
Я приказал поддельным гвардейцам остановиться, а сам осторожно двинулся на разведку. Медленно, плавно, стараясь не издавать ни одного лишнего звука.
За долгое время люди Короля настолько привыкли, что тоннелями морфанов никто не пользуется, что даже сейчас, когда явно происходило что-то непонятное, они не поставили здесь ни одного наблюдателя. Фатальная неосмотрительность.
Я быстро оглядел окрестности. Те же гигантские полуразрушенные башни, несколько построенных из досок халуп и люди… Здесь их было куда больше.
Часть бойцов, вооружённых плетьми и дубинами, толпилась у подъёмного механизма. Они пялились наверх, пытаясь понять, что случилось, и негромко переговаривались между собой. Любознательные вояки даже не подозревали, что совсем скоро им представится возможность познакомиться с тем умельцем, который так быстро испортил лифт.
Другая часть бойцов контролировала рабов — их здесь было не меньше трёх десятков. Измождённые люди стояли небольшими группками и испуганно жались друг к другу.
Люди Короля вели себя слишком неправильно. Они смотрели не туда, куда стоило бы смотреть, и делали то, чего делать не следовало. Я мог бы пройти тихо — так, что ни один из них даже не догадался бы о моём присутствии.
Обычно оперативная работа предполагает незаметность, однако сегодня это не мой выбор. Сегодня о незаметности нужно забыть — иногда к врагу проще подобраться не в тишине, а под грохот кононады.
