Деньги, выделенные министерством финансов на летний ремонт печей в казармах, ушли на увеселения кучки вельмож, прибывших из Парижа вместе с наместником. Программа помощи университету «Двух Бургундий» не выполнялась… Столетняя ратуша второй месяц стояла, затянутая «лесами» — деньги, выделенные на её украшение, куда-то подевались… Хотя «куда» — вопрос, наверное, риторический.

Все докладные, которые он отправлял в Париж, очевидно, не доходили по назначению, а изымались. Зато о каждой из них узнавал наместник. Сегодня между ними состоялся очередной разговор, в конце которого полковник, расстроенный известием о потерях среди драгун, уже не считал нужным скрывать своё отношение к происходящему.

— Вы не уполномочены меня контролировать, — нагло заявлял хлыщ с ярко накрашенными губами, — а вот защищать — ваша прямая обязанность и с ней вы не справляетесь.

— Прикрывая вас собой, пострадали четверо моих людей, — мрачно отвечал полковник, — но я подозреваю, что очень скоро в вас перестанут швырять гренады и просто тихо прирежут в спальне. Или отравят… так будет даже лучше — мучительнее.

— Не вашими ли усилиями? — цедил наместник, расхаживая по дворцовому кабинету и громко цокая высокими каблуками.

— Я вызвал бы вас на дуэль, — возразили ему, — но знаю, что вы выставите вместо себя Бушера. Так что в этом просто нет смысла.

— Мои покровители выше ваших, ла Марльер, смиритесь уже! И я здесь ненадолго, эта глушь становится скучной.

— В таком случае — дай мне, Господь, терпения, — развернулся полковник на выход.

Понимая, что удерживать его бесполезно и просить разрешения откланяться у него никто не собирался, наместник крикнул вдогонку:

— Наконец-то вы приняли правильное решение — терпите же, граф!

Копыта коней высекали искры из мостовой, мимо проносились голубоватые кирпичные стены зданий на Гранд-Рю. Центральная площадь, злополучная ратуша, стены цитадели… и наконец отряд спешился у входа в лазарет… После него решение вызрело и устоялось — в Париж нужно ехать самому. Но сделать это следовало тайно от наместника — из полка. Если не останавливаться на ночлег и буквально — не есть и не спать, то он должен успеть обернуться так быстро, что никто и не узнает об отлучке. И не сможет вменить ему прямое неисполнение своих обязанностей. Глупо… но наместнику могло хватить даже такой малости, чтобы требовать рокировки войск.

Значит — срочно…

Теперь город проносился мимо в обратном порядке… Полковник даже не заметил, когда его отряд проскочил дом, где он снимал угол для Клодин. Вынеслись на мост через Ду… проскакали по узкому предгорью — справа угрюмо нависала над рекой цитадель. Углубились в леса и еще долго скакали в относительной прохладе, а к вечеру уже подъезжали к лагерю.

Всю дорогу полковник скрипел зубами, проклиная расстояния. Потому что войска изначально были расположены неправильно — главный враг находился в столице Франш-Конте. И если сейчас меры по его устранению не будут приняты, то Франции вскорости придется иметь дело с очередным бароном д’Арнаном, возглавляющим партизанское движение или целым сонмом сумасшедших монахов, стенающих за свободную Бургундию.

Бросив поводья кому-то на руки, он быстро прошел в свою палатку — мимо личного адъютанта, дежурного офицера и еще одного их приятеля. Мужчины вначале замерли, а потом дружно подскочили с кресел при виде грозно настроенного начальства.

— В чем здесь дело, ла Фресне?! — рыкнул полковник, резко останавливаясь и оборачиваясь.

— Прошу прощения… — растерянно бормотал адъютант, — но Гаррель привез шлюху. Мы просто… тянули соломинки.

— С каких это пор шлюхи — обязанность старшего сержанта гренадер? И с каких пор вы лишаете «простых радостей» нижние чины, барон? — вскипел полковник.

— Раньше не было повода… лишать, мсье полковник! Но здесь что-то особенное… стало любопытно. Судя по рассказам — нечто необыкновенное.

— Рассказам — чьим?! — рыкнуло начальство.

— Весь лагерь видел её прибытие. Выглядит улыбчиво и прелестно, а еще и… не носит корсета. Гаррель дружен с доктором, и мы предположили, что и в этом она вполне безопасна. А судя по тому, что у Домика до утра выставлен часовой… она — презент офицерскому обществу. Осталось выяснить — от кого? — бодро уже рапортовал офицер, понимая, что серьезного нагоняя, похоже, не случится.

— И кто из вас троих вытянул… соломину? — резко поинтересовался полковник.

— Де Витроль, — доложил адъютант, а совсем молодой офицер в форме вольтижеров нерешительно поднял в руке соломинку, напряженно считывая выражение лица начальства.

Граф шагнул к нему и вырвал соломинку из его пальцев. Несколько мгновений смотрел на неё, а потом резко развернулся и вышел из командирской палатки.

— Значит… — в очередь, господа, — деланно печально вздохнул ла Фресне, доставая из-за кресла бутыль.

— Я не стал бы продолжать, — оправил на себе форму де Витроль, — он явно не в духе, иначе… иначе не стал бы этого делать — не в привычках графа. И он очень сильно не в духе, я бы даже сказал — в бешенстве. Уберите пойло, Арналь, и радуйтесь, что это его настроение достанется ей, — кивнул он куда-то туда.

— Да, не стоило собираться здесь — опрометчиво. Даже если не ожидали сегодня…

— Он всегда остаётся хотя бы на одну ночь в Безансоне — кто же знал? — задумчиво протянул адъютант, — там случилось что-то серьезное?

— Да всё, как всегда, что там могло хорошего…? Но сейчас… да — он в ярости. Расходимся, господа и — ни слова никому. За слухи нас точно не похвалят. О событиях в Безансоне узнаем завтра. Доброй ночи, Арналь… и удачи.

— Выставить Гаррелю выпивку… — пробормотал адъютант, кивая и соглашаясь с товарищем.

А полковник быстрым широким шагом уже подходил к домику — все в той же парадной форме, в которой был на приёме у наместника, в таких же запыленных сапогах и при оружии. И сейчас казалось, что вот оно — то, что необходимо ему, как воздух! Потому что хотелось убивать или… хотя бы шлюху, раз уж Клодин сегодня не случилось.

— Свободен пока, — буркнул он часовому и распахнул дверь в Домик. Напряженно вгляделся в темноту и нечаянно прислушался, тяжело втягивая носом воздух. Но внутри было слишком темно и тихо, а все посторонние запахи забивал аромат его духов, насквозь пропитавший мундир. А вот девка, похоже, спала. Так даже лучше — решил он и отложил в сторону палаш и кавалерийский пистолет. Глаза слегка приспособились к темноте и полковник уже различал кровать. Даже видно было, что на ней кто-то лежит. Прошел и, остановившись рядом, раздраженно дернул застёжку штанов, выпуская на волю напряженного уже «семейного миротворца». Вспомнил молодую жену, тупо повторившую эту, подслушанную где-то модную глупость, и раздражения прибавилось.

Даже дыхания девки слышно не было… затаилась? Ведет какую-то свою, завлекающую игру? Происходящее было ново для мужчины — он никогда не пользовался шлюхами и это обещало новые ощущения. Нашарив и задрав юбку, он нашел низ живота женщины, поросший волосками и, раздвинув послушные ноги, резко вошел… Дальше все происходило мимо всяких мыслей и рассудка. Да его и хватило-то едва на два десятка движений, а потом тело, а вместе с ним и мозг затопило яростно кипящей лавой удовольствия. Шлюха что-то бормотала и пару раз взволновано вздохнула… Полковник разочарованно отвернулся, поправляя одежду. Возбуждение быстро уходило. Comsi Comsa… ничего особенного, не стоило того…

Покидая домик, он уже сожалел о глупом порыве. Однако же сознавал, что ярость, терзавшая его на протяжении почти полудня и вызывавшая рвущую затылок и виски головную боль, поутихла. Казалось, он весь успокаивался вместе с бешеным биением сердца, которое ожидаемо приходило к норме после соития.

— Ни слова никому! — велел он часовому, прохаживающемуся невдалеке от домика: — И Гарреля ко мне завтра… рано утром. Никого не пускать сюда! — добавил зачем-то, с гадливостью представив, как после него…

— Слушаюсь — ни слова никому и не пускать! Гарреля — к вам поутру!