На балансе нашего участка стояло три стареньких автомобиля — два фургона для выездов на место и один, усиленный, для этапирования и перевозки задержанных. Все это хозяйство было закуплено еще при прошлом короле, то есть еще до моего рождения, так что в состоянии оно находилось соответствующем. А из этого проистекали бесконечные потоки запчастей, масла, топлива и вообще не пойми каких жидкостей, о назначении которых я мог только догадываться. Иногда я задавался вопросом: неужели нельзя закупить новенькие клерийские или квонгонские грузовики, раз уж родной автопром не может порадовать качеством? Банально на обслуживании новые машины отбились бы за десяток лет, с учетом их времени службы — смешной срок. Но нет, полицейские в доках продолжали ездить на откровенном хламе. Так что водителям до сих пор приходится прокручивать стартер вручную, когда как на моделях, что катались по Северному или Верхнему городу, уже стояло электро-пусковая система. Это я узнал от одного из наших водителей, который жаловался на то, что властям все равно на нужды подразделений в неблагополучных районах столицы. Впрочем, еще более печальная обстановка была в регионах. У нас-то было целых три машины на один участок, а во многих селах полицейские передвигались пешком или на велосипедах, вызывая машины и специалистов из ближайшего крупного города по мере надобности.
Так вот, решение ко мне пришло в тот момент, когда мы с одним из рядовых тащили в угол гаража бочку с топливом.
— Ух! Еще парочка и готово, — сказал мужчина.
— И это все на один сезон? На три машины? — удивлялся я.
Топлива нам выделили на три месяца, а мы перетащили уже с дюжину бочек, и еще две остались на улице.
— Так это! Норма на день — тридцать литров! Это если на весь парк, значит. Понятно, что все не выкручиваем, но бывают же дни, что просто не вылезаем из-за руля, а там расход и на одну машину такой может быть… Вот, выделяют. А чего не выделять? Топливо дешевое, вот с маслом сложнее, да…
Я прикинул в уме и понял, что сослуживец прав. Примерно на норму, с небольшим запасом, мы топлива и натаскали. Никогда бы не подумал, что эти три старые брички жрут столько горючего… С другой стороны — мне же лучше. Значит, никто не заметит недостачи.
Воровать у своих же крайне не хотелось, но моя стипендия просто не позволила бы мне купить бензин на общей заправке. Да и куда его лить? Автомобиля у меня, очевидно, не было, да и слишком бы это в глаза бросилось, если курсант начнет с бензином по городу шастать. Тут же, в гараже, были и канистры, и топливо, причем в избытке.
Я планировал устроить твари из вентиляции горячий прием, во всех смыслах горячий. По моей задумке мне должно хватить литров тридцати-сорока бензина и нескольких литров масла. То есть мне надо вынести из участка две большие канистры на двадцать литров каждая и банку с маслом. От ребят, еще в школьные годы, я слышал, что в бензин можно добавить мыла. Когда оно впитает топливо, получится отличная мазь для розжига. Как ее применить, я еще не придумал, но затея мне пришлась определенно по душе.
Но как незаметно вынести столько бензина? Один я в гараже могу остаться максимум на пару минут, иначе у дежурного, мимо которого надо было проходить к автомобилям, могут возникнуть вопросы. А лишнее внимание мне совершенно ни к чему. Значит, придется тихо сливать бензин в канистры, а потом искать момент, как все это вынести из участка так, чтобы не попасться никому на глаза…
Повезло мне в следующее дежурство. В южной части доков случилась большое происшествие, в том числе с участием местного криминала, который крышевал порт. Так что на усиление были вызваны все свободные экипажи и сотрудники. Работы, судя по крикам Негора, там было всему району до утра, так что в участке остался я, дежурный и пара рядовых, которые мирно дремали в одной из дальних комнат для допросов и оформления нарушителей.
Как только участок опустел, я понял, что другого шанса может и не быть. Я проскользнул в гараж с улицы, минуя дежурного, нашел две самые пыльные — то есть наглухо забытые местными водителями — канистры, шланг и стал сливать из бочек топливо. В одну из больших банок перекочевали и пара литров машинного масла, а еще столько же — отработки, которую не успели пристроить после последнего технического обслуживания машин.
Дело за малым — вынести все это из участка и дотащить до проклятой пятиэтажки так, чтобы ни у кого не возникло лишних вопросов.
Канистры пришлось прятать в ближайших кустах до наступления темноты, там же я оставил и масло. Место было относительно глухое, за углом, ходили тут редко не только полицейские, но и простые жители района, так что как минимум до вечера мой тайник протянет.
Когда моя смена закончилась, я еще для виду посидел еще несколько часов на рабочем месте — ведь работы свалилось на самом деле много. Перед отбытием все коллеги сбросили на меня свои протоколы и хмуро убыли стоять в оцеплении у причалов и опрашивать рабочих. Или чем они там планировали заниматься в таком количестве. Но о какой писанине может идти речь? У меня буквально вспотели ладони, а в ушах гремела кровь.
Вот, часы показали девять, за окном стало смеркаться.
— Эй, Кейн, ты чего еще здесь? — удивился дежурный, когда я проходил мимо.
— Да работы много было, вот, уже ухожу, как раз автобус скоро, — выдал я заранее заготовленную отговорку.
Мужчина в форменном кителе только покачал головой, но довольно быстро опять уткнулся носом в газету — единственно доступное на посту развлечение, когда ничего не происходит.
Так, осмотреться, повернуть за угол, набросить на одну из канистр китель, на вторую — сумку чтобы хотя бы со стороны прикрывала, туда же запихнуть пару банок отработки и уверенным шагом двинуться в сторону нужного мне дома…
Вот только уже через сотню шагов я понял, что банально переоценил собственные силы. По двадцать литров в каждую руку! Плюс вес самих канистр! Когда я понял, что руки скоро выскочат от нагрузки из суставов, одну из канистр пришлось срочно прятать в кустах шиповника, что уже вовсю зазеленился, обдирая на руках кожу.
Тихо ругаясь, я попер первый груз к точке назначения, а потом еще пришлось возвращаться за второй емкостью. Потом тихо занести все это на крышу, отлить бензин из канистры в литровую банку с заранее порезанным в нее мылом, прикрыть сброшенным козырьком вентшахты, чтобы не взорвалось на солнце… Закончил я только ближе к одиннадцати, и был вымотан до изнеможения. Еще чуть и автобус не пропустил — пришлось бы ждать почти час или вовсе идти пешком.
В казармы я ввалился почти в полночь, потный, грязный и пропахший бензином — одна из канистр подтекала и вымочила мне топливом штанину.
— Курсант Кейн! — это был голос коменданта, того, что не алкаш.
— Да, господин комендант! — моментально вытянулся я.
Поймал он меня в холле первого этажа.
— Почему нарушаете режим? В одиннадцать уже отбой!
— Так происшествие в доках, господин комендант! Задержался в участке!
— Никто не смеет тебя там держать после шести, Кейн! Запомни уже!
— Так точно! Но не мог бросить сослуживцев! — отрапортовал я.
После этих слов мужчина только неодобрительно покачал головой, но ничего больше говорить не стал. Служба есть служба, особенно у полицейских.
— Давай, дуй наверх! Только тихо! Все спят уже!
Я коротко кивнул коменданту и метнулся к лестнице — в комнату нашего курса.
Ребята внутри уже в основной своей массе спали. Только в дальнем углу, который мы общим решением освободили от коек и поставили небольшой столик, а чтобы не мешать после отбоя — отгородили простынями — сейчас резались в нарды. Судя по сдавленным возгласам — на деньги. Значит, обход уже был, и комендант поймал меня на пути к себе в каморку, а следующий только часа через два, не раньше. Кое-как отмывшись от бензиновой вони и застирав штаны, я рухнул на свою койку, чуть не перебудив половину мирно сопящего и похрапывающего потока.
Нервная система была настолько перегружена, что мне приснился кошмар. В нем я бегу по улицам Агиона с двумя тяжеленными канистрами в руках, еле-еле переставляя ноги. А за мной гонится бледная тварь из вентиляции. Вот, я оказываюсь в каком-то переулке, пытаюсь оглянуться, чтобы понять, удалось ли мне оторваться, но стены настолько близко, что буквально врезаются мне в лицо. Канистры слишком тяжелые, мешают двигаться, да и ноги, будто увязки в смоле — каждый шаг дается с огромным трудом.