В мире организованной преступности главное, убить или быть убитым, и я родилась в нем. Там, где нормальные люди встречали своих отцов дома с грязью на джинсах или жирной рубашкой, я бросалась в распростертые объятия моего отца, совершенно не обращая внимания на кровь, к которой я прижималась щекой, когда сжимала его в ответ. К его чести, он пытался навести порядок до того, как мы с сестрой поняли, что он вернулся, но это редко удавалось ему. Как только мы слышали, что он спускается по подъездной дорожке, мы обычно выбегали поприветствовать его.

Сай всегда первым выходил за дверь и последним возвращался обратно. Прерывистый вздох вырывается у меня, и я на мгновение закрываю глаза, подпрыгивая, когда снаружи комнаты раздается тихий глухой стук.

Мои ноги двигаются быстро, тяжелое чувство предвкушения и тоски разливается по моему позвоночнику, а затем мои пальцы обхватывают раму, но в тот момент, когда они это делают, мои ноги замирают. Все эти ощущения начинают переплетаться воедино, странным образом смешиваясь с равным количеством колебаний и неуверенности. Я понятия не имею, от чего я собираюсь уйти, но я знаю, что не испытываю страха. Любая другая эмоция, о которой я могу думать, да, но только не страх.

Все в моем мире испорчено, но знание того, что он прямо за дверью, каким-то образом делает его немного лучше. Медленно я открываю ее, заглядывая одним глазом в жилую зону того, что, как я теперь вижу, является апартаментами. Я не могу его видеть, но я знаю, что он где-то там, поэтому я делаю один единственный шаг в дверь.

Мое сердце падает к ногам от облегчения и многого другого.

Вот и он.

Почему-то выше, чем я помню, и от него так же захватывает дух, когда он расхаживает по комнате взад-вперед, взад-вперед, его длинные татуированные пальцы погружаются в его темные локоны и дергают, пока он сам не опускает голову, тыльные стороны ладоней прижимаются к глазам, когда он качает головой. Что-то не так, я мгновенно замечаю, но вместо того, чтобы перебивать, я пользуюсь моментом, чтобы просто… посмотреть на него, одно его присутствие снимает часть напряжения с моих мышц.

Обувь на его ногах новая, как и джинсы, идеально обтягивающие бедра, но мне нравится, что на нем все та же поношенная кожаная куртка. Прерывистый выдох срывается с моих губ, и мне приходится ухватиться за дверной косяк, чтобы не упасть.

Мгновенно его голова поворачивается в мою сторону.

В ту секунду, когда его глаза встречаются с моими, у меня перехватывает дыхание, ноги умоляют отнести меня к нему, но я медлю в дверях. Челюсть Бастиана сжимается, мощные мышцы там пульсируют, когда он скрежещет зубами взад-вперед, великолепные глаза покраснели от недосыпания, левый почернел от чего-то еще, и сфокусированы, как лазер, когда они скользят по моим чертам, изучая меня так же, как я его.

Я не знаю, что он видит. Я не имею ни малейшего понятия, что я раздаю. Все, что я знаю, это то, что у меня нет сил скрывать все, что происходит внутри меня. Я в полном беспорядке, и я уверена, что это заметно. Даже если бы это было не так, он бы знал.

Медленно его глаза сужаются, превращаясь в суровые, обвиняющие и сердитые точки, но его тело выдает его внутреннюю борьбу, полное облегчение, которое оно показывает, является полным контрастом с мрачными тенями в его взгляде. Скованность в его плечах исчезает, его пальцы больше не сжимаются, а разжимаются и свободно свисают по бокам, когда он подсознательно смещается, его тело теперь обращено ко мне.

В моем горле образуется узел, и он, кажется, прокладывает себе путь вниз, вниз, пока не обвивается вокруг моих органов, сдавливая, дергая и оттягивая. Я точно знаю, куда это пытается меня завести, но я жду. Я жду, потому что он меня не подведет.

Он удерживает мой взгляд, пока секунды текут, как в замедленной съемке, но я вижу момент, когда он теряет контроль. Его подбородок чуть опускается.

— Иди сюда. — Его грудь сотрясается от отдаваемого приказа.

Словно околдованная единственным словом, слетевшим с его губ, я шаркаю босыми ногами по полу. В ту секунду, когда я оказываюсь в пределах досягаемости, его длинная рука выбрасывается вперед, его кулак запутывается в моем топе и притягивает меня к себе.

Я ахаю, но не от испуга, мои глаза сужаются и впиваются в его.

Его губы сжимаются в жесткую линию, тяжелый выдох вырывается из его ноздрей, заставляя их раздуваться, а затем его руки обхватывают меня, мои ноги отрываются от пола, а его лицо зарывается мне в шею.

Он глубоко вдыхает, и дрожь пробегает по мне, когда мои руки обвиваются вокруг его шеи, притягивая его ближе, сжимая крепче.

Я не знаю, как долго мы остаемся в таком положении, наши конечности обвиты вокруг друг друга, наши сердца прижаты друг к другу, но, когда он отстраняется, мне все равно кажется, что это слишком рано. Мой лоб прижимается к его груди, и я не осознаю, что плачу, пока слезы не стекают по моему запястью, мои ладони прижимаются к его грудным мышцам. Если бы это случилось несколько месяцев назад, я бы поспешно стерла свидетельства внутреннего смятения, но это в прошлом, и мне все равно. Часть меня думает, что это единственная причина, по которой появились слезы. Потому что он здесь, напротив меня. Он держится за меня, даже если его прикосновения теперь более легкие и даже если напряжение возвращается в его мышцы с каждой секундой. Он все еще здесь.

Это напомнило мне …

— Где мы находимся? — Шепчу я.

Бастиан отступает на два шага назад, пока не оказывается почти вровень со стеной окон позади себя. Его брови сходятся, и он отводит взгляд, так что я оглядываю помещение, понимая, что номер, в котором мы находимся, не обычный.

Он роскошен и изобилует высококлассным дизайном и хрустальными графинами.

— Брейшо, — делится он резким тоном, и, наконец, его взгляд возвращается. Намека на мягкость, который проскользнул сквозь них, нигде не найти, цвет тускнеет, почти вытесненный черной яростью.

— Что случилось?

Издевательский смех покидает его, и он качает головой, часть этого гнева теперь направлена на меня.

— О чем мы здесь говорим, Богатая девочка? Что произошло в ту ночь, когда ты выгнала меня с гала-концерта, хотя тебе следовало сказать к черту весь мир? Что произошло на следующую ночь после этого? Неделю спустя после этого? Мы говорим о последних нескольких месяцах? Или ты хочешь поговорить о вчерашнем дне, когда я схватил тебя, или о том, почему я привел тебя сюда? Будь немного поконкретнее для меня, ладно?

— Я хочу знать все эти вещи и все, что между ними. Это достаточно конкретно? — Если он хочет драться, мы можем драться. Я заберу у него гнев. Я возьму все, что он даст, и попрошу еще.

Его глаза сужаются, и он во второй раз качает головой, поворачиваясь и глядя в окно на маленький внутренний дворик, украшенный розами и виноградными лозами.

— Я могу сказать тебе прямо сейчас, что тебе не понравится половина ответов на эти вопросы.

— Я все равно хочу их. — Они мне нужны. Отчаянно.

Впервые в жизни я чувствую себя чужаком в своем мире, не имеющим представления о том, что происходит, и не уверенной, кому доверять и что делать. Мне нужно вернуться домой, найти своего отца, защитить свою сестру и… разобраться с тем, что случилось с Саем, с тем, что я сделала с Саем.

Я не могу сделать ничего из этого в данный момент, так что да, я хочу получить его ответы хотя бы для того, чтобы не упасть на колени. Я не могу сделать это прямо сейчас, не тогда, когда ясно, что Бастиану может понадобиться кто-то, кто поддержит его.

— Да? — Он бросает на меня взгляд через плечо. — Каково это, хотеть и не получать?

Я отказываюсь смущаться, поэтому даю ему честный ответ, потому что это единственное, что его интересует.

— Как дерьмо. Как проигрыш. Как будто чего-то не хватает в каждом аспекте всего сущего. Это похоже на дыхание одним легким в комнате, пропахшей хлором и кислотой, на ходьбу со сломанными лодыжками и сон на шипах. Вот, что я чувствовала, — говорю я ему. — Вот что значит скучать по тебе.