В этот момент к ним присоединился третий:

— Приветствую главу школы! — бросил он, не удостоив Шэнь Цзю ни единым взглядом — тот, в свою очередь, окатил подошедшего почти ощутимым потоком презрения.

Такой охренительно крутой персонаж не мог быть никем иным, как Великим и Ужасным Лю!

Хоть Лю Цингэ на тот момент занимал свой пост лорда пика Байчжань от силы пару лет, он уже источал свойственную лишь ему одному ауру силы и стремительности, светящихся в твердом взгляде, хоть в чертах ещё заметна была юношеская незрелость.

— Шиди Лю, ты как раз вовремя, — поприветствовал его Юэ Цинъюань. — Тебе тоже не помешает на них взглянуть. Какие из них представляются тебе достойными?

— Вот у этого несомненный талант, — сообщил Лю Цингэ, окинув претендентов одним-единственным взглядом.

Шэнь Цинцю кивнул в немом одобрении: похоже, Великому и Ужасному Лю не откажешь в проницательности, ведь он тотчас выделил копающегося в земле спиной к ним Ло Бинхэ.

— Возьмешь его, шиди Лю? — тотчас предложил Юэ Цинъюань.

— Пусть сам приходит, если пожелает, — ответствовал непреклонный Лю Цингэ.

Таковы уж обычаи пика Байчжань: можете явиться туда в любое время, если не боитесь, что вас отметелят по первое число. Если же вместо того, чтобы подняться туда, во всеуслышание сообщая о своем появлении, вы будете сидеть на попе ровно, ожидая, пока вас выберут — то будьте уверены, путь на пик Байчжань для вас закрыт.

— Прирожденный талант еще не гарантирует выдающихся достижений, — холодно бросил Шэнь Цзю.

— Во всяком случае, ему не сложно будет превзойти того, кто начал путь совершенствования тела и духа в шестнадцать в отличие от приверженцев более консервативной практики, — отозвался Лю Цингэ, по-прежнему не глядя в его сторону.

Да уж, накал страстей явно достиг предела, учитывая, что немногословный лорд пика Байчжань разорился на столь длинную фразу лишь ради того, чтобы уязвить Шэнь Цзю!

То, что после такого сам Шэнь Цинцю умудрился как-то с ним поладить, можно было счесть чудом из чудес.

— Шиди Лю! — сурово одернул его Юэ Цинъюань.

Не желая продолжать разговор, Лю Цингэ как ни в чем не бывало повернулся к нему спиной, бросив:

— Я на тренировку.

Только что был тут — и только его и видели, в этом он весь. Шэнь Цзю уставился ему вслед ненавидящим взглядом, всё еще трясясь от злости из-за последнего замечания. Его пальцы с такой силой стиснули веер, что тот жалобно затрещал.

— Шиди Лю совершенно не умеет вести себя в обществе, — извиняющимся тоном бросил Юэ Цинъюань. — Не стоит обращать внимания на его резкие слова.

Шэнь Цзю фыркнул, явно собираясь возразить, но ему помешала вскарабкавшаяся на скальный уступ Нин Инъин.

— Учитель, учитель! — запричитала она, обхватив Шэнь Цзю за пояс. — У Инъин появится новая шимэй или шиди?

При виде неё напряжение на лице Шэнь Цзю тотчас разгладилось:

— А тебе бы хотелось?

Нин Инъин яростно закивала. Подняв голову, Шэнь Цзю взмахнул веером и вновь окинул взглядом долину, явно что-то просчитывая, судя по сузившимся в задумчивости глазам.

— Я беру того мальчишку, — внезапно заявил он.

Его взгляд остановился на Ло Бинхэ. Юэ Цинъюань застыл от неожиданности.

Отношение оригинального Шэнь Цинцю к одарённым ученикам уже давно не было секретом ни для кого на хребте Цанцюн, так что несложно было понять сомнения главы школы, когда тот самолично выбрал одного из самых многообещающих претендентов. Тут и впрямь было над чем призадуматься [17].

Видя, что Юэ Цинъюань что-то бормочет себе под нос, не спеша дать согласие, Шэнь Цзю с нажимом повторил:

— Я беру его.

«Эй, ты как разговариваешь с главой школы?» — чуть не бросил вслух Шэнь Цинцю, у которого от подобного выступил холодный пот.

Против всех его ожиданий, Юэ Цинъюань медленно кивнул:

— Так тому и быть.

У Шэнь Цинцю просто не было слов, чтобы прокомментировать подобное решение.

Да как это тело вообще дожило до сегодняшнего дня, после того, как его предшественник позволял себе подобным образом обращаться к грозному во гневе Юэ Цинъюаню!

А тут еще и вмешательство Великого и Ужасного Лю — выходит, что причиной, по которой Шэнь Цинцю прибрал к рукам Ло Бинхэ, было желание увести его из-под носа извечного соперника!

Нин Инъин возрадовалась, тотчас бросившись вниз с приветственными возгласами, чтобы вытащить Ло Бинхэ из толпы, тем самым запуская длительную арку «Ученичество под началом Шэнь Цинцю».

Из-за того, что повествование так или иначе крутилось вокруг главного героя, Сян Тянь Да Фэйцзи уделял не больно-то много внимания перипетиям бурных отношений трёх горных лордов, вместо этого предпочтя описать во всех красках, как благоухающая юная дева спустилась с Небес, дабы вознести с собой погрязшего в грязи Ло Бинхэ. Любой читатель, включая Шэнь Юаня, решил, что это и есть начало блистательного возвышения главного героя и по совместительству — первой романтической линии [18]; могли ли они предвидеть, что тем самым автор подслащивает очередной удар ножа?

Теперь-то Шэнь Цинцю отлично представлял себе, что ждет бедного невинного барашка дальше — и обречен наблюдать за этим со стороны, не имея возможности вмешаться. Следуя за ними, он очутился в Бамбуковой хижине, где на любимом стуле Шэнь Цинцю восседал Шэнь Цзю с чашкой в руке, сдувая плавающие на поверхности чайные листья.

Отослав радостно щебечущую Нин Инъин, Шэнь Цзю предоставил ожидающему в сторонке Мин Фаню разговаривать с новичком:

— С этого дня будешь жить на пике Цинцзин.

Щеки маленького Ло Бинхэ порозовели от восторга. Опустившись на колени, он тонким ясным голосом провозгласил:

— Адепт Ло Бинхэ приветствует учителя!

Приподняв уголок рта в кривоватой улыбке, Шэнь Цзю отнял чашку от губ.

— Поведай-ка нам, зачем ты прибыл на хребет Цанцюн? — неспешно произнес он.

— Этот адепт с раннего детства восхищался неподражаемой силой и грацией бессмертных мастеров горной школы, — немного сбивчиво, но уверенно начал Ло Бинхэ, будто рассказывая хорошо затверженный урок. — Дух моей матери на Небесах возрадуется, когда она узнает, что я сумел поступить сюда и добиться успехов.

Шэнь Цинцю было ведомо, сколько раз этот отрок так и сяк повторял про себя эти слова по дороге, оттачивая свою речь до совершенства.

— Ах, — в притворном удивлении бросил Шэнь Цзю. — У тебя была мать? И какой же она была? — будто бы невзначай бросил он.

— Для меня матушка была самой лучшей на свете, — поведал Ло Бинхэ, подняв к нему расцветшее в улыбке лицо с радостно сверкающими глазами.

Лицо Шэнь Цзю исказила мимолетная судорога, и он вскинул руку, веля ученику замолчать.

— Да, твой возраст и впрямь оптимален для того, чтобы приступить к совершенствованию тела и духа, — признал он, смерив его взглядом.

При этом на его лице отразился основной лейтмотив его отношения к главному герою.

Зависть, зависть, ещё больше зависти.

Он смертельно завидовал тому, что у Ло Бинхэ была «самая лучшая на свете» мать, завидовал его прирожденному таланту, но более всего — тому, что тот имел возможность поступить на хребет Цанцюн в столь подходящем для этого возрасте. Да, оригинальный Шэнь Цинцю был именно таким — способным на самую чёрную зависть по отношению к несмышленому ребенку.

Шэнь Цзю поднялся с места и неторопливо приблизился к Ло Бинхэ. Шэнь Цинцю попытался преградить ему путь, но что он мог поделать, находясь здесь на правах призрака?

Подняв голову, Ло Бинхэ снизу вверх уставился на учителя, словно на сошедшее наземь божество.

Но где вы видели божество, которое, следуя мимо, не моргнув глазом выльет вам на голову чашку чая, не потрудившись даже снять с нее крышку [19]?

Чай успел малость остыть, так что едва ли Ло Бинхэ получил сильный ожог, но он застыл, словно громом поражённый.

Шэнь Цзю, заложив руки за спину, вышел из хижины, не удостоив ученика взглядом. Мин Фань двинулся за ним, не забыв бросить напоследок: