Пока Се Лянь молча слушал, как отец с большим воодушевлением его попрекает, государыня с улыбкой толкнула супруга:

— Теперь опомнился, раз называешь его принцессой? Разве не ты с самого детства эту принцессу разбаловал? Или отмахнёшься от своей вины и на меня напраслину возведёшь? — она вдруг вздохнула, — Во всём наш сын хорош, только вот о родных забывает. Он так вёл себя ещё во время обучения в монастыре Хуанцзи, мог по несколько месяцев домой не приезжать. А теперь вознёсся, и стало ещё хуже — за три года ни разу с ним не свиделись. И не знаю, когда сможем.

Стоило ей начать жаловаться, как государь, напротив, стал заступаться за Се Ляня:

— Что ты, женщина, можешь понимать? Советник сказал, таковы правила Небесных чертогов. Разве можно его навещать, как простого смертного? Если будешь просить сына вернуться домой, только окажешь ему дурную услугу.

Государыня поспешно добавила:

— Я же просто так это говорю. Я не стану высказывать ему такие требования. — Затем вновь обратилась сама к себе: — Можно ведь и на изваяние поглядеть,      почти то же самое, его статуи у нас повсюду.

Се Лянь слушал их уже довольно долго, и в груди его защемила тоска, а в горле будто бы что-то застряло, да так неприятно, что, казалось, принц больше этого не вынесет. Но и показаться сейчас он не мог. Вовсе не из страха нарушить правила Небесных чертогов, а потому, что не знал, что сказать, явившись им. Что касается вопроса о Юнъани, пока даже Се Лянь не мог предложить дельного решения. А если внезапно появится, лишь добавит хлопот родителям.

Принц быстро покинул императорский дворец и вышел на улицу. Лишь после нескольких глубоких вдохов он смог успокоить чувства. Придя немного в себя, принц вновь воодушевился и решил, что действовать всё же лучше, чем думать и вздыхать понапрасну. Сложив пальцы в простом заклинании, он обернулся младшим монахом в белых одеяниях и пробежался по столице, наблюдая и делая записи. Целый день Се Лянь бегал из стороны в сторону, после чего наконец пришёл к окончательному выводу.

Уровень воды во всех озёрах и реках, что находились на территории столицы, в самом деле уменьшился в сравнении с прошлым. Во время обучения в монастыре Хуанцзи принц не раз спускался с гор на прогулку, и когда пересекал на лодке самую крупную реку государства Сяньлэ — реку Лэ, вода в ней лишь немного не доставала до края прибрежной насыпи, теперь же река плескалась на несколько чи ниже. Кроме того, жители столицы говорили, что случилось это вовсе не за последнее время, а уже довольно давно. Прежде Се Лянь не придавал тому особого значения, но теперь, обратив внимание, начал замечать всевозможные признаки, которые приводили его в ужас. Вначале он ещё сохранял надежды на то, что Му Цин ошибся в своём докладе, и потому решил во всём удостовериться лично. Теперь же принц не мог не признать — Му Цин, как и всегда, не дал ему повода разочароваться в себе.

Убедившись в данном обстоятельстве, Се Лянь в растерянности стоял на берегу реки, будто о чём-то задумался. Время от времени мимо него сновали прохожие, кто-то мягко улыбался и кивал, кто-то с любопытством пялился, но в большинстве своём люди просто с радостью занимались своими делами. Неизвестно, сколько он так простоял, пока на небе не собрались тучки, а после вокруг зашумели капли — закапал мелкий дождь.

Прохожие, прикрывая головы, подняли глаза к небу и заголосили:

— Вот ведь не повезло! Дождь пошёл, скорее бежим домой!

— Да уж, терпеть не могу дождь!

Капли застучали по лицу и одежде Се Ляня. Тогда он наконец опомнился и спросил сам себя:

— Пошёл дождь?

Жители столицы при первых каплях дождя старались как можно скорее где-то укрыться, но лишь Небесам известно, сколько людей на другом конце государства Сяньлэ прямо в этот момент молили о скорейшем ливне. Несколько человек, пробегая мимо с зонтами, увидели, что Се Лянь мокнет в одиночестве, и потянули его за руку, поторапливая:

— Молодой даочжан, что же вы стоите? Бегите скорее! Дождь усиливается!

Се Лянь растерянно побежал вместе с ними, пока они не добрались до длинной крытой веранды. Люди сложили зонтики и весело расхохотались:

— Как хорошо, что сегодня мы увидели, что будет облачно, и прихватили с собой зонтики. Иначе промокли бы до нитки!

— Давно уже не было дождя, наверное, долго собирался, смотри как льёт!

— Ай-яй, ты погляди, и правда — пошёл сильнее! Сейчас превратится в ливень!

Крупные капли падали на землю, разбиваясь брызгами во все стороны. Тёплый и сердечный тон, которым вели свои разговоры прохожие, заставил Се Ляня ещё сильнее ощутить, что это — место, где он родился и вырос, что это — его народ, который был ему прекрасно знаком.

Пока они так разговаривали, дождь начал постепенно стихать, и прохожие заметили:

— Давайте, пока он стих, поскорее пойдём! — Они раскрыли свои зонтики и вышли из-под крыши.

Се Лянь же остался стоять на месте. Люди обернулись на него, о чём-то посоветовались, после чего один из них вернулся и протянул свой старенький зонтик, вежливо обратившись:

— Молодой даочжан, вам предстоит слишком долгий путь, чтобы идти по дождю, верно? Как видно, дождь пока довольно сильный, может, возьмёте этот зонтик в дорогу?

Се Лянь наконец отвлёкся от раздумий и ответил:

— Премного благодарен. А как же вы?

Люди заверили, уговаривая:

— У нас ещё есть зонты, можем потесниться под одним! Пошли, пошли!

Услышав, как его поторапливают спутники, мужчина вручил зонт в руки Се Ляню и убежал. Люди громко зашлёпали по лужам и удалились, а Се Лянь ещё немного постоял, сжимая в руках зонт. Как вдруг он увидел впереди неподалёку неприметную кумирню, сразу же раскрыл зонт и направился к ней под дождём. Принц подошёл ближе и обнаружил висящие справа и слева от ворот парные надписи дуйлянь, гласящие: «Тело пребывает в страдании» и «Душа пребудет в блаженстве». Это окончательно помогло убедиться, что кумирня — храм наследного принца.

Разумеется, невозможно было представить, что среди восьми тысяч храмов и монастырей, построенных за три года, каждый будет отличаться такой же роскошью и великолепием и так же повергать людей в изумление, как храм на горе Тайцан. Немало имелось и таких, построенных выходцами из простого люда, жаждущих присоединиться к всеобщему обожанию и прибавить принцу число храмов. Здесь не собирали пожертвования, не было здесь и служителя. Только установили статую из глины да поставили несколько подносов, на которых лежали сладости и фрукты. Желающие иногда заходили, чтобы здесь прибраться, кто угодно мог в одиночестве прийти сюда и получить храм в своё распоряжение.

И здесь, в неприметном уголке, спрятался один из таких вот неприметных храмов наследного принца. Ещё не переступив порог, Се Лянь увидел внутри божественную статую, которую можно было назвать по-детски наивной: пёстрые цветастые одеяния, будто мукой выбеленное лицо, глуповатая широкая улыбка — она почти походила на большую куклу. Если бы не тяжесть на сердце, Се Лянь наверняка рассмеялся бы при виде статуи.

За три года Се Лянь повидал если не пять, то по меньшей мере три тысячи изваяний наследного принца, но ни разу не встречал такого, чтобы в точности походило на него самого. Самые близкие к оригиналу обладали сходством примерно на две трети, остальные — либо чересчур уродливые, либо чересчур прекрасные. Изваяния других божеств в большинстве выходили ужасно некрасивыми, а вот с принцем всё получилось совершенно наоборот, некоторые отличались даже несколько женственной красотой — были настолько прекрасны, что даже самому принцу становилось неловко. Он вовсе не собирался внимательно рассматривать глиняную статую, лишь пробежал по ней глазами, как вдруг… уловил внезапный мазок белоснежного сияния, и потому вновь перевёл взгляд на изваяние.

В левой руке грубо изготовленная глиняная статуя наследного принца держала белоснежный цветок.

Невыразимо нежные лепестки сверкали чистейшей белизной и блестящими каплями росы. В воздухе витал едва-едва ощутимый тонкий аромат, который придавал этой картине чрезвычайного очарования. Образцовые статуи наследного принца Сяньлэ изображались «с мечом в одной руке, с цветком — в другой», однако цветы в их руках, разумеется, представляли собой изделия исключительно тонкой работы из золота, драгоценных камней или нефрита. Се Лянь впервые видел в руках своей божественной статуи живой цветок, поэтому не удержался от того, чтобы подойти ближе.