– Этих-то доходяг – в копатели? – тут же рассмеялась девушка. – Ты сам-то понял, что предложил? Да уж, они нам нароют… Да и пойдут ли?

– А мы с ними поделимся!

– А толку? Монах так вообще никуда из Аквинкума не собирается. Хочет монастырь основать. Нет, милый, – тряхнув локонами, переводчица упрямо сжала губы, – землекопов искать нужно. Город-то после разгрома отстраивается. Ну, пусть потихоньку. Но купец говорил, какие-то артели в нем должны быть. Каменщики, плотники, землекопы…

– Если есть, значит, найдем, – уверил Аркадий. – Но они ведь предоплату потребуют.

– Да уж, – согласно кивнула девушка. – Народ здесь хоть и религиозный до ужаса, но притом циничный. На слово только близким верит.

В первый момент жилые кварталы Аквинкума показались Аркадию просто грудой развалин. Меж развалинами тут и там виднелись пустоши – следы пожарищ, – уже успевшие зарасти высокой травой и кустарниками – смородиной, дроком, малиной. Кое-где качали прядями молодые березки, даже орешник поднялся – то ли сам собой вырос, то ли кто-то его тут высадил специально. Похоже, последнее. Вон, тут и дом, и заборчики, и что-то похожее на огородик с небольшим садом: грядки с овощами, яблони.

В саду возился чернобородый мужик в короткой тунике и узких римских штанах – как видно, хозяин. Около дома играли полуголые дети. А вот появилась и женщина – симпатичная, лет тридцати, чем-то похожая на цыганку.

– Салве! – заметив путников, улыбнулся мужчина.

Женщина – наверное, супруга – тоже заулыбалась и что-то спросила.

– Интересуется, когда же славный король Ардарих пришлет в город наместника, – пояснила Эльвира. И тут же удивленно хмыкнула: – Смотри-ка, улыбаются! Приветствуют чужих. Вот что значит город! В деревне-то все не так. Чужак там обычно либо враг, либо вор. А здесь… здесь чужих много: город-то возрождается.

Бросив свое занятие, чернобородый подошел к беглецам, что-то спросил. Брат Сульпиций ответил…

– Говорит, скорей бы установилась твердая власть. Чтоб были наместник, стражники, воины. Жители платили бы налоги, и были бы порядок, спокойствие и мир. Монах наш с ним согласился: мол, без власти простому человеку плохо, каждый обидит. А этот… зовут его Кардарий, а жену – Луция. Они с соседями организовали что-то типа дружины. Копья, секиры, луки со стрелами. А он, Кардарий, за старшего. Вот и спрашивает, кто мы такие и куда идем.

– Так скажи – путники, ночлег ищем. Про дома пустые спроси, можно ли где пожить. Может, чего посоветует.

– Уже посоветовал… – Переводчица покусала губу. – В этом районе, говорит, никак нельзя: все участки заняты. Ну, понятно: ближе к пристани, самый шик…

– А где можно?

– Можно у развалин восточной стены. Где заросли. Правда, там небезопасно, об этом уважаемый староста тоже предупредил. И дома могут оказаться занятыми. Даже развалины. Народу в город приходит немало. Разные люди встречаются. Есть и шайки. Порядка-то пока нет.

Подходящее здание отыскали не сразу. Близ восточной стены не осталось ни одного целого дома.

– И где мы тут будем? – посетовала Эльвира. – Развалины кругом одни.

Где-то и впрямь остались развалины, в большинстве же случаев и вовсе пустыри, заросшие деревьями и кустарником так, что и не продраться. Впрочем, кое-где виднелись натоптанные тропинки, что тоже было не очень-то хорошо: место занято!

Сама стена – вернее, то, что от нее осталось, – едва угадывалась среди густой зелени, больше напоминавшей дикую лесную чащу. В зарослях сновали некие шустрые личности с кирками и тачками – доламывали остатки стены на кирпич.

– Как в девяностые на совхозных фермах, – хмыкнув, покачал головой Аркадий.

– А что было в девяностые? – насторожилась Эля.

Иванов пожал плечами:

– Да ничего хорошего. Я тогда мелкий был, мало что помню. Но отец рассказывал, да…

Молодой человек замолк. Очень уж не хотелось рассказывать девчонке всю правду – о распаде Советского Союза, казавшегося таким незыблемым и могучим, что о-го-го! Куда там современной Россиюшке! О хищниках-приватизаторах, жестоких бандитских разборках, всеобщем кидалове и в одночасье свалившейся нищете… Обо всем таком прочем, что ждало страну… Нет, не стоит Эле это знать. Рановато. Потом… как-нибудь.

– Берт предлагает и нам торговать камнями, – машинально перевела Эля слова подскочившего мальчишки. – Говорит, стены на всех хватит.

– На всех, говорит? Ну-ну… – скептически прищурился Аркадий.

Опытный глаз опера уже давно приметил кроме людей с тачками еще и неких здоровяков с мечами и кинжалами. Уж стопудово здешние развалины давно уже прихватизировала какая-то местная банда, и чужих сюда не пустят никак.

Объяснив это своим сотоварищам, Иванов предложил пройтись до белевшего вдалеке стадиона…

– Это амфитеатр, Аркаш, – поправила переводчица. – Там не только соревнования, но и игры. Даже гладиаторы, верно, были…

Вот уж гладиаторы сейчас интересовали беглецов меньше всего. Мало ли, что тут когда-то было. Главное, что сейчас почти ничего не осталось. Да, восстанавливалось, но как-то медленно. Люди возвращались в родные места на свой страх и риск: власти-то никакой толком и не имелось, гунны не очень-то жаловали города, тем более ими же и разрушенные. Нынче, правда, все оживились: очень надеялись на «славного короля Ардариха».

Иванов давно приметил возле амфитеатра (кстати, казавшегося снаружи совершенно целым) группы вполне мирных с виду людей. По расчищенной от травы и кустарников мостовой туда и сюда сновали прохожие, останавливались, разговаривали о чем-то, смеялись. Женщины несли в кувшинах воду, даже дети носились – в догонялки играли! А из небольшого здания с арками доносился вкусный запах бобовой похлебки. Под арками виднелись длинные столы и лавки, многие уже были заняты…

– Похоже, кафешка открылась, – прищурился Иванов. – Или, как тут по-местному… таверна?

– Да, наверное, так, – согласно кивнула Эльвира и, пригладив растрепавшиеся волосы, добавила: – Только от нашей силиквы ничего не осталось. И еда у нас еще есть. И вино…

– Так я тебя не покушать пригашаю, а так, загляну-у-уть, – поглядывая на прохожих, протянул Иванов. – Мало ли кто что подскажет. Спросить – не украсть. Можно вон и у пацанов спросить. Отправь-ка Гри-Гри или Берта!

Подбежав к играющим в ножички мальчишкам, слуги быстро вернулись обратно, доложить обстановку «благородным господам», стоявшим под раскидистой ветлою, невдалеке от развалин восточной стены.

– Не наши, – шмыгнул носом Берт. – Мы их не понимаем. Одни боги знают, что там они говорят. Я одно только слово и понял – «сальве».

– Понятно, латынь. – Эльвира подхватила возлюбленного под руку. – Ну, пойдем мы спросим. Чего уж… Как ты там сказал? Спросить – не украсть.

Голоногие – в одних туниках – мальчишки оказались весьма словоохотливыми. Проживая в городе, пусть и разрушенном, но быстро возрождавшемся вновь, ребята привыкли к чужакам, кои тут появлялись во множестве, из самых разных мест. Торговцы, матросы, паломники, бродячие артели плотников и каменотесов, даже циркачи! Город есть город, тем более бывший римский. Впрочем, других и не было. В деревне же все иначе: размеренная родовая жизнь, где любой чужак уже подозрителен и чаще всего – враг. В деревне чужаков не любят, их боятся и стараются поскорее избавиться – прогнать, бросить в яму, убить.

– Мальчишки сказали, сразу за амфитеатром кое-где сохранились дома. Не целиком, но все-таки… Многие селятся, достраивают… На камень и бетонщиков большой спрос!

– Значит, за амфитеатром… Ну, что стоим, кого ждем?

Для ускорения поиска беглецы разделились: Аркадий с Элей сразу же за таверной повернули направо, слуги – налево, а монах вообще углубился в какие-то жуткие заросли. Ему-то и повезло больше всех. Невдалеке от развалин базилики обнаружился относительно целый дворик – заросший, с остатками ограды и даже с почти целым домом, когда-то двухэтажным, но нынче, конечно, разрушенным, так что пригодным для жизни остался только первый этаж, где располагались комнаты для прислуги, кухня и какая-то мастерская, похоже, что гончарная.