– Понял, – Иванов хохотнул. – Короче, лупит как сидорову козу.
Переводчица мотнула головой:
– Пусть так…
Потом чуть подумала, засмеялась и перевела фразу Берту. Мальчишка тоже засмеялся в ответ.
– Она ему когда-то нравилась, – в очередной раз перевела Эльвира. – Нравилась бы и сейчас, кабы не была б такой замарашкой, а главное, злючкой. Они с Бертом когда-то вместе ходили яблоки собирать. Очень-очень давно – прошлым летом.
– А, так они как мы…
Молодой человек потянулся и обнял возлюбленную за плечи.
– Да ну тебя! – снова возмутилась девчонка. – Скажешь тоже. Они ж дети совсем… Хотя, да, здесь взрослеют рано. В тринадцать лет уже считается – взрослый.
– Вот! – Аркадий наставительно поднял вверх указательный палец. – Раз уж они всего год назад вместе груши околачивали… В смысле собирали… Так, может, старая любовь не завяла, а? Пусть бы мальчишка спросил у этой замарашки… как ее…
– Гримунды.
– Да, спросил бы у Гримунды: зачем она тут ошивается и вообще, чего хочет? Ну, ненавязчиво бы спросил, не нахрапом… Ты переводи, переводи, Эля! Спроси, что замарашка любит? Ну, кроме груш…
Кроме груш Гримунда любила всякую бижутерию типа золотых и серебряных фибул, колечек, браслетиков… Любила, но не имела: даже если б и были, хозяйка сразу отобрала бы, еще и избила бы.
– Не любит, значит, Гримунда свою хозяюшку? – выслушав, уточнил Иванов.
– Не любит? Ненавидит! – Берт с хохотом хлопнул себя по голым коленкам. – Всей своей душой.
– Чего ж не сбежит?
– А куда? К гуннам? Вы ж, хозяин, знаете, что те делают с беззащитными девами. Да и не только они.
– Понятно. Значит, вот что… – Пригладив волосы, молодой человек повернулся к возлюбленной и погладил висевший на ремешке гребешок, красивый такой, резной, с инкрустацией. – Эля, тебе эта расчесочка очень нужна? Нет, не очень? Так, Берт, слушай сюда! А ты переводи, не сверкай глазами. В общем, пусть парень пригласит замарашку погулять… скажем, в ближайшую рощицу… И там подарит ей этот гребешок!
– Так Вильфрида-жрица сразу отнимет! От нее уж ничего не утаишь: ведьма. Впрочем, я тоже ведьма, и вообще…
– Вильфрида ничего не отнимет, – хмыкнув, молодой человек погладил Эльвиру по плечу, – коли наш юный друг разъяснит своей зазнобе, что этим прекрасным гребнем нельзя хвастать перед кем попало! Нужно им тайно владеть! Пусть спрячет гребень в каком-нибудь укромном месте… там же, в роще. Будет туда наведываться тайно и причесываться всласть! Заодно с Бертом встретится… И он у нее кое-что выспросит… Ну, что смотрите? Недурно ж придумано, а?
– Циник ты, Аркадий! Это ж дети совсем…
– Это варвары-то? В пятом веке? В тринадцать-четырнадцать лет?
– Тьфу ты! Я и говорю – циник.
Адальберту хозяйская идея очень понравилась.
Парнишка посветлел лицом и от избытка чувств подпрыгнул три раза подряд, высоко, почти до самого полога.
– Вот тебе гребень…
Поглаживая возлюбленную по бедру, молодой человек действовал решительно и быстро – все ж бывший опер!
– Побежишь, разыщешь эту Грима…
– Гримунду-замарашку!
– Во-во, ее. Разыщешь и, когда рядом никого не будет, подаришь. Примет замарашка подарок-то?
– Еще б не принять! Вещь шикарная. Клянусь богинями лесного ручья, у нее такой никогда в жизни не было и вряд ли будет. Так я побегу уже?
– Скатертью дорога.
Низко поклонившись, мальчишка сверкнул глазищами и умчался – лохматый маленький дьяволенок.
Встав, молодой человек поправил полог и вернулся обратно на ложе. Улегся, взял девушку за руку, заглянул в глаза:
– Ты такая красивая, Эля!
– Я знаю.
В зеленых глазах вспыхнули золотистые искорки. Растянулись в улыбке губы. Зубки блеснули жемчугом…
– Знаешь, песня такая есть, старая. Называется «Девушка с жемчужными волосами». Как раз про тебя.
Может быть, Эльвира что-то собиралась ответить, может – и нет, все равно не успела: молодой человек обнял ее, прижал, накрыл розовые губки губами. С языком! Девчонке это нравилось, хоть и казалось в новинку… Ясно теперь, почему… Неужели она и вправду в тридцать шестом году родилась? Неужели здесь – середина пятого века?! Неужели все…
Ага! Юная красотка уже и сама взяла инициативу в свои руки. Поднявшись на ноги, стянула, сбросила сарафан, осталась в одном платье. Приталенное, длинное, до самых пят, с короткими плиссированными рукавами, оно очень шло девушке, подчеркивая стройность фигуры и пленительные изгибы тела. Сшитое из тонкой ткани, платье ничего не скрывало: никакого белья под ним, естественно, не имелось. Ну не носили в пятом веке белье! Разве что подвязывали кое-что во время «женских» дней…
– А ну-ка, иди сюда! – строго скомандовала Эля. – Ближе, ближе… Сними пояс… так…
Наклонившись, дева стащила с возлюбленного рубаху заодно с нижней туникой, погладила по плечам, чувствуя разгорающийся жар страсти. Аркадий схватил девчонку в объятия, повалил на ложе, осторожно снимая платье… Обнаженная красавица выгнулась, словно кошечка, томно прикрыла глаза, застонала…
Молодой человек поспешно сбросил с себя остатки одежды.
Чуть позже Иванов растянулся на ложе, погладил прильнувшую к нему девушку по спине, дотронулся до татуировки под левой лопаткой возлюбленной – красный чернорогий бык упрямо бил копытом.
– Больно было, когда кололи?
– Больно, – хлопнув ресницами, честно призналась красотка. – А еще – обидно. Ведь все против моей воли. Насильно…
Закусив губу, девушка замолчала, и Аркадий вновь погладил ее по плечам, нежно поцеловал в лоб:
– Ну, ну… Всякое в жизни бывает.
– Вот именно, всякое… Я, когда от салашистов пряталась, никак не думала, что окажусь здесь… – Пробежав пальчиками по груди возлюбленного, Эльвира предалась воспоминаниям. Наверное, ей нужно было выговориться, особенно сейчас, в относительном покое и неге. – Поначалу долго не могла поверить. Вот как и ты… Но со мной ведь не церемонились, взяли силой… А я ведь девушкой еще была…
Девушкой в двадцать лет? Или сколько ей тогда было? Девятнадцать? Ну, понятно, раз уж пятьдесят шестой год… Пятьдесят шестой! А здесь – пятый век. Германцы и гунны. И вчерашние кровавые игрища! Все ведь взаправду… Жертвоприношение, голые жрицы, кровь… Господи! Да после такого во что угодно поверишь!
Впрочем, не о себе теперь надобно думать. Вернее, не только о себе.
– Этот меч, милая, – улучив момент, негромко спросил Аркадий. – Он и в самом деле так нужен?
Девушка встрепенулась, ожгла взглядом.
– Очень нужен! Как ты не понимаешь?! Это же не просто символ, это… Даже не знаю, как и объяснить. Наверное, передатчик Зла. Ну, как антенна, знаешь? Просто транслирует сигнал. Действует на мысли людей, не дела… Тогда, у салашистов… Ладно, это пустое все. Я знаю, где искать меч!
– Вот как?
Иванов не стал скрывать радость. А что? Хоть одна добрая весть за последнее время. Сколько он уже здесь… в пятом веке? Неделя? Две? Все дни как-то смешались, спутались. Гунны, шайка герулов, гепиды… Сумасшествие какое-то, честное слово, да!
– Так и где же? Ты ж говорила, что могила не та.
– Да, не та. Но и настоящая могила недалеко. У впадения в Саву-реку речки Недао. Или Недава, как ее называют славяне и кельты.
– А откуда ты знаешь, что та могила и в самом деле та? Ой… – молодой человек вдруг осекся и рассмеялся. – Путано как-то сказал.
– Ничего. Я поняла.
Девушка легла на живот, уткнув в подбородок согнутые в локтях руки с золотыми браслетами на запястьях. Обворожительная зеленоглазая нимфа с водопадом жемчужных волос! Глянув на Эльвиру, Иванов вновь почувствовал влечение. К такой-то красотке… Еще бы!
– Если ты помнишь, меня хотели похоронить вместе с умершим Аттилой, – сдув упавшую на глаза прядь, продолжила переводчица. – Будто я его и убила… Я не хотела, честно! Просто этот зверь… Ладно, не об этом сейчас речь. Я выбралась из могилы, но попала в руки жреца. И вновь оказалась пленницей, на этот раз в могиле Гойды. Ну, это ты знаешь уже, сам ведь там был!