Перебираю водолазки на завтра. К черному костюму. Строгому. Рассматриваю одну плотную, а вторую полупрозрачную. Обе темные. Кусаю губы, представляя себя в образе. Первую вешаю обратно в шкаф, вторую оставляю. На мне же пиджак будет, так? Лучше надеть что-то легкое, чтобы не запариться.

Время восемь вечера. Попытка не пытка. Звоню Оле.

— Я в фаворе? Второй раз за день, Лиз, — смеется подруга.

Разгружаю посудомоечную машину, а то еще месяц простоит с открытой дверцей.

— У меня время появилось. Покрасишь?

— Если за тридцать минут примчишь, то…

— Я уже в пути, — бросаю свое глупое занятие. Подумаешь, тарелки не в шкафу. Так даже удобнее…

Прыгаю на одной ноге, натягивая джинсы. Одновременно тащу за рукав кофту с вешалки, роняя две соседних. Зажав губами резинку для волос, причесываюсь, собираю хвост и фиксирую. Вешаю сумку на плечо. Впрыгиваю в кроссовки и лечу в салон.

В яркое помещение с огромными фото-баннерами красавиц на стенах влетаю через двадцать семь минут. Метеор в действии!

— Кому-то приспичило не на шутку, — Оля поворачивает ко мне кресло, предлагая сесть.

— Ловлю момент, — плюхаюсь, бросив сумочку на уютный диванчик.

— Да-а-а, — тянет мой мастер, перебирая пряди, пропуская их между пальцев. — Рыжий обновим или ближе к естественному вернемся?

— К родному давай… Хочу темной побыть.

— Во всех смыслах, судя по лихорадочному блеску в глазах, — заговорщически мурлычет, улыбаясь мне в большое зеркало.

— Ага. Решила в демонессы податься. Так проще сражаться с монстрами и прочей бесячей нечистью.

Оля понимающе хмыкает, доставая тюбики с краской. Смешивает свои зелья и, укутав меня в полиэтиленовую накидку, приступает к работе.

— Как там Лобанов? — подруга отделяет тонкие прядки и кропотливо прокрашивает одну за другой.

— Как всегда. После развода совсем летит с катушек, — смотрю на ногти. На безымянном пальце заусенец красуется. Надо было раньше прийти. Маникюр не помешал бы.

— Странно, конечно. Так кичился своим семейным положением. Брызгал слюной тебе в лицо, что жену не бросит… И вдруг такой шаг, — Оля макает кисточку в краску, снимает лишнее о края миски и снова размазывает фиолетовую субстанцию по моим волосам.

— Не знаю, что у него произошло и знать не хочу. Я тут очередной раз попала под его кобелиный радар. Прикинь, звал в кафе. Прошлое вспомнить…

От злости забываю про ногти. Вскипаю обидой и отчаянием.

— Шарахнутый на голову мазохист. Или похуист. Плюнь на него, Лиз.

— Если бы я не зависела от него по роду деятельности, давно бы стерла из поля зрения и жизни.

После аспирантуры я пять лет отработала в школе и грезила о повышении. Попасть в вуз — мечта. Да и деньги другие. Но без опыта ни одно приличное учебное заведение не горело желанием приглашать к себе. А еще это прежде всего развитие меня, как педагога. Не отпускала мысль, что рано или поздно смогу получить ученую степень. Потом ушла на год в отпуск по уходу за ребенком и совсем потеряла надежду. Если бы ни Влад, то…

— Знаю, Лиз. Но возвращаться в школу с твоими данными — полный отстой. Продержись пару лет, наработай опыт, а потом тебя любой универ возьмет с распростертыми объятиями, — подруга аккуратно выудила телефон из кармана фартука и мизинцем, не заляпанным краской, набрала сообщение, пояснив: — Клиентка отменила запись на завтра.

— На том и держусь, Оль. Хватит обо мне. Как у тебя дела?

— Мне похвастаться нечем. Ко мне молодняк не липнет, — нашла над чем смеяться. Зачем только вспомнила про Демьяна? Вроде ж забылась…

— Лучше бы ты не говорила, а то мало ли… Помянешь всуе… — отмахиваюсь. — Этот Голицын невыносим.

— Радуйся, что не Ржевский, — заливается стилист. Смотрит на меня в зеркало. — Хорошенький?

— Оль! — возмущаюсь. — Он мальчишка!

— Подруга, хер ровесников не ищет, — шепчет она, склонившись к моему уху, как змей искуситель.

— Самое время перекреститься. Ибо о таком даже помышлять — ересь, — смеюсь от абсурда. — Он просто любит выделяться, а я новый объект для демонстрации силы.

— Ты ж знаешь. Если мальчик бьет, значит любит. Попробуй косу заплести, может дернет. Ты только представь, Лиз… Молодой, горячий, сильный, выносливый. М-м-м? Там сперма вырабатывается по два литра в час.

Все. Я не смеюсь, а заливаюсь в голос над ужасной шуткой. Даже думать не хочу о Демьяне и его… Фу! Кошмар! Нет! Лучше как Каренина.

Оля вздыхает и качает головой, выражая неодобрение.

— Чего ты ржешь? Сколько ты одна? Два года? — кладет руки мне на плечи, сжимает и добавляет виновато, заметив мой затравленный взгляд: — Прости… Зря я сказала.

— Ничего, — кусаю губы. Улыбаюсь вымученно. — Два года четыре месяца и десять дней.

— Все-все! Не будем об этом. Знаю, что ты… — осекается, сморщив нос. — Как Анечка? — переводит тему, накрывая мою голову шапочкой. — Тридцать минут ждем.

Рассказываю о дачных приключениях, о родителях. Оля на соседнем кресле с улыбкой слушает, покачиваясь из стороны в сторону.

Спустя два часа смотрим на мое отражение в зеркале. Не черная, но точно не рыжая. Есть что-то, но… брюнетка.

— Давай потом голливудское окрашивание попробуем? С темными тебе хорошо, но на лето надо бы повеселее.

Подруга вытягивает концы моих волос пальцами, проводя по всей длине, стоя за спиной, а те падают веером на плечи и грудь.

— Мне нравится. Я серьезная женщина.

Лезу за кошельком, но Оля ожидаемо начинает обиженно цыкать, выставляя меня за дверь.

— Сводишь меня в клуб как-нибудь, — предлагает альтернативу.

— Договорились. Спасибо, родная.

Лежа дома на кровати, накручиваю локон на палец, глядя на блики света с улицы отражающиеся на потолке…

Посмотрим, кто теперь выдра…

Чертов Маугли влез в голову, и хотелось бы думать, что исключительно как сложный экземпляр с педагогической точки зрения. Все его пошлые выпады — бунтарский нрав и желание заработать авторитет. Однако, мальчик столько кальция не съел, чтобы сохранить зубы, тягаясь со мной.

Закрываю глаза и предаюсь фантазиям… Завтра чинно прошествую с королевской осанкой в аудиторию. Все вокруг: “Вау! Это же сама Елизавета Андреевна! Лучшая из лучших! Великий педагог всея Руси!” Я скошу глаза на поющих мне оды и едва заметно кивну. Ну типа, осчастливлю вниманием. Как только займу место у трибуны, все вокруг стихнет! Каждый будет ловить мою мысль, которая волшебным образом найдет отклик и понимание. А потом, я такая: “Голицын, прошу вас выйти и изложить ваш доклад”. Все вмиг станут завидовать спортсмену. Студент виновато посмотрит на меня и промямлит: “ Простите, о умнейшая из умнейших! Я не смею… своим нечистым рылом, здесь чистое мутить питье, вашего преумнейшества… с песком и с илом”…

Мама дорогая… Полянская, посчитай овец лучше, а? Крылов пять раз проклял тебя за своевольную трактовку басни.

Переворачиваюсь набок и смотрю на тюль, покачивающуюся от легких дуновений ветра сквозящего через приоткрытое окно. Надо бы постирать. Как-то я совсем обленилась по части домашних хлопот.

А что там сказал Демьян про свою мать? Несчастная? Может, он оттого и дерганный, что поговорить не с кем? Выслушать некому… Мне с родителями повезло. Замечательные люди. Мама в садике всю жизнь проработала, а папа водителем маршрутки. Добрые и отзывчивые. Поддержка близких играет очень важную роль в развитии ребенка. Ключевую, я бы сказала. Может, Голицыну я напоминаю о плохих событиях? Похожа на мать? Ну, да, потому он, Лизок, решил тебя к своему другу в штанах примерить.

— Спи уже, — злюсь. — Ты учитель, а не психолог. Веди себя как профи, а не как дура! Покажи, что ты старше и умнее, пусть мальчишка знает свое место.

ДЕМЬЯН

Утро начинается с приятно нарастающего напряжения в паху. Не открывая глаз, потягиваюсь, чувствуя, как теплый, влажный рот заглатывает член. Да-а-а, кроха! Зачет! Разлепляю один глаз и смотрю лениво в ноги. Темная макушка ритмично двигается вверх-вниз. Кладу ладони на голову Вике. Массирую, принуждая брать в себя глубже. Выполняет. Задаю темп движениями бедер вверх. Будоражащий ток разгоняется по телу сильнее, стекаясь к стволу. Бля-я, пара минут и я кончу.