А буквально через час появилась карета Романовой. Я подал руку девушке и помог ей ступить на влажную брусчатку. А затем из кареты ловко выбрался отец Романовой. На вид ему было не больше пятидесяти лет. Бакенбарды обрамляли породистое лицо с живыми глазами.

А когда он заговорил, то я подивился виду его здоровых, крепких зубов:

— Добрый вечер, сударь.

— Добрый вечер, — отозвался я и указал на дом. — Прошу внутрь, дорогие гости.

Папенька Елизаветы взял её под руку и повёл по дорожке. Девица сделала вид, что мы не больно-то хорошо знакомы. Однако я не думаю, что её игра введёт отца в заблуждение. Он сразу же начал оценивающе поглядывать на меня и на дом, словно прикидывал, как я буду выглядеть в роли зятя. И вроде бы моя персона его удовлетворила. Он ласковым голосом стал расспрашивать меня о причине потери памяти, а я поведал ему о том взрыве, который швырнул меня на брусчатку и отправил во мрак.

— Понимаю, — кивнул мужчина, величаво войдя в холл, — травмы головы являются наиболее частыми причинами потери воспоминаний. Я попробую вам помочь, голубчик.

— Благодарю, прошу в гостиную, — улыбнулся я и повёл визитёров вглубь дома. И, как назло, в одном из коридоров мелькнули Гришка с Алевтиной. Они буквально на пару секунд попались на глаза Романовой, но та каким-то невероятным образом сумела разглядеть девушку и оценить её красоту.

Дворянка сразу же нахмурилась и деланно безразличным голосом осведомилась:

— Сударь Шипицин, а кто это там был с вашим слугой? Вы наняли служанку?

— Кухарку, сударыня, — нехотя ответил я и стал подниматься по ступеням, кляня крепыша последними словами.

— А она довольно видная для простолюдинки девица. А уж если она действительно умеет вкусно готовить… — язвительно сказала Романова и испустила сухой смешок.

— Ну хватит, Лизонька, хватит смущать юношу. Где-то же должны работать и внешне привлекательные горожанки, — вступился за меня отец Романовой. — Я уверен, что Никита Алексеевич принял в услужение эту девушку исключительно из-за её профессиональных навыков.

— Угу, всё так и было, — поддакнул я и вошёл в гостиную, ловя на себе колючие взгляды Елизаветы. Она напоминала хищника, защищающего свою территорию от вторжения.

— Что ж, сударь, давайте сразу перейдём к вашему лечению, а то время нынче позднее. Прилягте на диван, примите удобную позу и расслабьтесь.

Я повиновался дворянину и вытянулся на диване, сложив руки на груди. Лекарь же встал около моей головы и достал из кармана сюртука небольшую склянку.

— Выпейте, Никита Алексеевич, — протянул он мне её.

— Будет… э-э-э… щекотно? — заменил я слово «боль» на более подобающее для храброго дворянина и взял двумя пальцами склянку.

— Нет, не будет. Это снадобье отправит вас в сон, — заверил меня отец Романовой и потёр ладошки, ставшие испускать зеленоватый туман его магии.

— И долго продлится этот сон? — спросил я, отправив в рот терпкую жидкость, пахнущую травами и спиртом.

— Около часа, — ответил лекарь, поставил рядом с диваном стул, присел на него и положил ладони на верхушку моего черепа.

Авось он не превратит меня в идиота, пускающего слюни. Хотя, вроде бы, не должен. Он же очень крутой, опытный маг. Эти мысли придали мне уверенности, посему моё тело сумело расслабиться, чему в немалой степени поспособствовали идущее от ладоней мужчины тепло и выпитое снадобье.

Тьма мягко поглотила меня, а затем она расцвела сотнями картин из прошлой жизни Никитоса. Они сменяли друг друга, даря мне пережитые парнем эмоции: страх, боль, любовь, надежда… Я видел его детские годы, учёбу в гимназии, издевательства братьев. А закончилось всё тем самым взрывом, который сотряс особняк графа Перепелицына. Пламя мелькнуло передо мной, после чего глаза распахнулись и лепной потолок гостиной бесстрастно поглядел на меня, а в уши ворвалось хриплое дыхание лекаря. Он восседал уже не на стуле, а на кресле, и по его лбу катились капельки пота, которые мужчина вытирал носовым платком.

— Сударь, вы что-то вспомнили? — с надеждой протараторила Елизавета, упала возле дивана на колени и взяла меня за руку.

— О-о-о, теперь я помню всю жизнь… всю жизнь Никиты Алексеевича Шипицина, — пересохшими губами выдал я, всё ещё частично находясь в воспоминаниях.

— И всё?

— Всё, — кивнул я.

— Доченька, а чего же тебе более? — изумился её отец, закинул ногу на ногу и позволил себе гордую улыбку. — Это одна из лучших моих лекарских работ. Молодой человек вспомнил всю свою жизнь. По-моему, это явный успех.

— Угу, — вяло проронила девушка, уселась на другое кресло и мрачно уставилась на ковёр, раскинувшийся на полу.

— Дорогая, не хочу тебя торопить, но нам следует вернуться домой. А вы, Никита Алексеевич, немедля отправляйтесь в спальню и постарайтесь крепко проспать всю ночь.

— Благодарю, сударь, за вашу помощь. Сколько я вам должен?

— Пустяки, — отмахнулся лекарь, встав с кресла. — Вы близкий друг моей дочери, а это значит, что вы чуть ли не член нашей семьи. Надеюсь, мы ещё не раз встретимся, но уже по другому поводу.

Мужчина хитро улыбнулся, кивнул мне и вышел вон.

— Наверное, ты и правда Никита Шипицин, только со сдвинувшимися мозгами, — невесело сказала Романова, встав на ноги. — Отдыхай, душа моя, я телефонирую тебе завтра.

Она тоже покинула гостиную, а я решил не идти в спальню, а перевернулся набок и практически сразу же заснул. Во время сна меня не отпускали видения из прошлого. Наверное, именно из-за этого я проснулся с тяжёлой головой и сухостью во рту. Пить хотелось просто невыносимо. Последний раз я так хотел пить, когда полдня бегал от Васьки по яблоневому саду.

Моя рука шустро сдёрнула кем-то наброшенное на меня одеяло, а взгляд отыскал на стеклянном журнальном столике графин с водой. Я торопливо схватил его и надолго присосался. Живительная влага прохладной змеёй скользнула по пищеводу, осела в желудке и утолила жажду.

— Ух-х-х, хорошо! — довольно выдохнул я, поставил опустевший графин обратно и глянул за окно. Там уже восстало мертвенно-бледное солнце и осветило своими призрачными лучами серый город. За дверью же раздались шаги, и следом оная скрипнула петлями, явив мне бодренького Гришку.

— О, вы уже встали, ваше благородие. А я уж будить вас хотел. Вам ведь в университет пора. Но сперва извольте отзавтракать. Я, как вы и велели, рано утро сходил на базар, а Алевтина, умничка, уж расстаралась. Столько всего вам приготовила. Да ещё она кухню почившего Игоря Петровича нахваливала, то бишь уже вашу. Ох как хорошо же, что он именно вам завещал этот дом.

— Да, Игорь Петрович сделал мне замечательный подарок, пусть земля ему будет пухом, — с теплотой вспомнил я человека, коего всю жизнь считал родным дядей.

— Вы счастливый человек, сударь.

— Угу, — согласился я и нахмурил брови. Счастливчик… Счастливчик… Кажемся, меня так называли. Но кто?

Голову прострелила игла боли, отчего я нахмурился, а затем потёр виски и перестал мучать память. Потом вспомню. Пока же я вместе с Гришкой отправился в столовую, где действительно обнаружил богатый стол, за которым уже сидела пара охранников. Крепыша я тоже усадил за стол, и мы все вчетвером принялись с аппетитом завтракать. Алевтина, к счастью, действительно умела готовить, да ещё весьма хорошо готовить. Приведший её в дом Гришка с гордостью поглядывал на меня, будто это он сам приготовил все эти блюда.

А уже после завтрака он спросил, явно зная ответ, который был написан на моей довольной физиономии:

— Всё ли вам понравилось, ваше благородие?

— Всё. Передай Алевтине мою благодарность.

— Всенепременно, — важно ответил он и радостно засиял.

А я усмехнулся, вытер руки салфеткой и покинул особняк. На улице мне не составило труда завести автомобиль и погнать его в сторону университета. А тот меня встретил широким потоком студентов, которые всасывались внутрь здания. Я припарковал машину и присоединился к ним. На первом этаже расписание сообщило мне, что нынче меня ждут лекции. И первая из них будет проходить на втором этаже. Я поднялся на него, нашёл нужную аудиторию и зашёл внутрь.