– Надо как-нибудь покататься.
Он снова ко мне повернулся, и на этот раз немного выпучил глаза.
– Ты ненавидишь лошадей.
Это неправда, я просто их не любил. И не хотел на них кататься, я просто надеялся, что Генри удивится настолько, что сменит тему.
– Отцы-основатели считали, что езда верхом благотворно влияет на пищеварение.
– Чьи отцы-основатели?
– Мои. У твоих вообще не было лошадей, пока они не украли их у испанцев… Мы едем в Миссию?
– Да, – улыбнулся и закивал он.
Как и в большинстве домов в резервации, в школе «Миссия Сент-Лабре» была баскетбольная площадка на заднем дворе. Такое унылое место, по краям которого отваливались большие куски асфальта размером с футбольные мячи. Те немногие места, где краской обозначались зоны площадки, фолов и трехочковых, давно выцвели и слились с темно-серым. На стальном баскетбольном щите был нарисован боевой щит в тусклых и потрескавшихся красных, черных, желтых и белых тонах. Там был обруч без сетки, и, несмотря на холод, четверо молодых людей играли в футболках; на одной из них было написано «МОИ ГЕРОИ ВСЕГДА УБИВАЛИ КОВБОЕВ», а на другой – «МЫ ПРОТИВ БЕЛЫХ» шрифтом пятидесятых годов. Эти парни были типичными шайеннами – высокими и худощавыми, с легкой аурой небрежности, выдававшей их возраст. Я задался вопросом, почему они здесь, а не в школе, но решил, что у меня много дел и без всяких прогульщиков. Генри заглушил мотор и начал вылезать из машины.
– Сделай мне одолжение, останься тут.
Я встретился с ним взглядом, изображая волнение на лице.
– Даже учитывая то, что они не умеют давать пас открытому игроку?
Генри закрыл дверь, и я наблюдал, как он неспешно направился во двор. Слово «беззаботность» явно создали для Генри, и подростки не могли с этим конкурировать. Медведь изображал винтажного Джеймса Дина, из-за чего мальчики стали похожими на кучку играющих в баскетбол Пэтов Бунов. Мне стало интересно, знакомы ли они Генри. В резервации каким-то непонятным образом все были родственниками. Я задумался, скольким людям помог Медведь. Он неоднократно совершал при мне переводы на различные счета, сто долларов туда, сто долларов сюда. А еще я знал, что не все продукты, которые он покупал в городе, оказывались в баре. Из всех этих действий образовывалась витиеватая сеть знакомств, которая никак не била по самоуважению.
Генри остановился на краю тротуара и прислонился к отверстию в провисшей сетке забора, сунув большие пальцы в карманы джинсов. Ребята смотрели на него украдкой, позволяя Генри самому разбираться со своими проблемами. Было бы интересно посмотреть, как быстро его проблемы станут их. Все произошло очень быстро. После броска из дальнего угла мяч отскочил от обруча и покатился прямо к Генри. Он не двинулся с места, а просто остановил мяч одним ботинком.
Парни расступились, когда подошли, прямо как койоты, впервые увидевшие волка. Один из них, самый высокий, что-то сказал, и Генри кивнул, немного откинув голову назад и приглашая подойти поближе. Высокий начал наклоняться к мячу, но потом резко выпрямился. Видимо, Медведь что-то сказал. Никто не двигался, потом голова Генри немного склонилась, и подростки рассмеялись, все кроме высокого. Он тоже склонил голову и что-то ответил, готов поспорить, это было что-то грубое. Прошло несколько мгновений, Генри нагнулся и пошел вперед с мячом, крутя его в обеих руках. По движению его головы я понял, что он подначивал парня. Высокий кивнул, повернулся и направился обратно к площадке, Генри шагнул за ним, занял позицию и сделал бросок. Это было не так уж поразительно, примерно восемь метров, мяч дважды отскочил от кольца и провалился внутрь, но если учитывать, что Генри не касался мяча вот уже десять лет, то бросок был неплохим. Высокий повернулся и посмотрел на Генри. Медведь развел руками, как бы извиняясь, и подошел к парню. Обняв его лапой за плечи, Генри повел его обратно к группе. Теперь все они разговаривали и смеялись, а подростки указывали на дорогу за индийской школой. Они снова бросили Генри мяч, когда он начал идти обратно к машине. Я видел, как он остановился, посмотрел на гораздо большее расстояние до кольца, а затем пожал плечами и бросил мяч обратно высокому. Наверное, выпендривался. Парни помогли ему запустить Танк, и мы снова отправились в путь.
– А я помню времена, когда ты попал бы отсюда сразу в кольцо.
Мать Арти Короткой Песни жила недалеко от грунтовой дороги, ведущей в национальный лес Кастер. В каменные стены маленького каньона были втиснуты заброшенные дома на колесах и разбитые машины. Место было просто великолепное, хоть и немного забитое, и чем дальше мы ехали по дороге, тем древнее становились машины. К тому моменту, как мы подъехали к трейлеру с маленькой дымоходной трубой, из которой по небу плыл след дыма, я ожидал увидеть повозки на лошадях. Я попросил Генри припарковать пикап, который уже начал катиться вниз по склону, и он поворчал, но согласился. Я снова остался в машине и задавался вопросом, почему я вообще здесь.
Я опустил окно на максимум – примерно наполовину – и вздохнул. В воздухе был резкий контраст запахов каньона и затхлого тепла грузовика. В машине Генри мне нравилось только одно, хоть я никогда ему этого и не говорил: она всегда приятно пахла старым железом, землей и кожей. Я вырос в подобных старых пикапах, и от них веяло безопасностью, нерушимыми воспоминаниями, которых не затмят современные марки. Я оглядел всевозможные типы автомобилей вокруг и задумался о переменчивости западных стремлений. Ни одна из машин уже никогда не поедет, но, может, за выцветшими сиденьями, в глубине этих ржавых тел все еще тлеет огонек жизни? Вряд ли, но надежда, как мне говорили, умирает последней.
Генри стоял на самодельном крыльце и разговаривал с пожилой женщиной через закрытую сетчатую дверь. Его руки свободно свисали по бокам; через какое-то время вторая дверь закрылась, и он вернулся. Генри несколько раз пытался завести машину, а затем в тишине повернул руль и покатил вниз по склону – уже никаких надежд.
– Ну?
Когда пикап все-таки завелся, Генри пробормотал:
– Новая подружка.
Мы поехали обратно по грунтовой дороге, повернули направо и направились на север.
– Может, винтовка осталась у его мамы?
Ответ прозвучал несколько зловеще:
– Арти всегда берет винтовку с собой.
Последняя девушка Арти Короткой Песни жила не так далеко от границы, которая вела обратно к «Хромому оленю». Элис Крепкое Плечо училась в колледже Шеридана на дантиста, но проводила выходные в резервации с Арти. Генри сказал, что сегодня, в среду, Элис вряд ли была дома, но Арти мог прийти просто так. У нее был небольшой белый домик с деревянными дощатыми стенами и голым грязным двором, где рядом с фундаментом, под крыльцом, спали несколько собак. Когда мы подъехали, они набросились на нас со всех сторон и неустанно пытались атаковать пикап. Там была одна помесь австралийской пастушьей и бордер-колли; о породе остальных можно только догадываться. Генри опустил свое окно, когда припарковался, и очень громко крикнул: «Wahampi!» Собаки встали, взвизгнули и так далеко забежали обратно под крыльцо, что их было не видно. Открыв дверь, Генри замер и взглянул на меня.
– Это «мясо» на языке лакота. Эти собаки – сиу из Пайн-Риджа.
– Откуда ты знаешь?
– Собаки шайеннов будут тихо ждать, пока ты выйдешь из машины, – ответил он, постучав. Никто не открыл, поэтому Генри постучал снова. На этот раз сила его ударов открыла дверь на несколько сантиметров, и мы переглянулись. – В резервации это считают приглашением.
Я думал о нарушении многочисленных законов, как федеральных, так и местных, пока крался за ним в дом. Там было довольно пусто – только несколько предметов мебели и фотография Элис в рамке, скорее всего с ее выпускного бала. По гостиной было разбросано множество коробок, заполненных охотничьей одеждой, старыми ботинками на шнуровке, видеокассетами и амуницией. Трудно было понять, въезжает Арти или выезжает.